Убедившись, что она одна, быстро вошел и заключил ее в свои могучие объятия.
Охваченная страстным желанием и дрожа от нетерпения, она обвила его шею руками, плотно прижалась к нему, чтобы лучше ощущать его близость. Так, не говоря ни слова, они стояли несколько минут, сжимая друг друга в объятиях, слив в жарком поцелуе... Потом, не сговариваясь, подошли к столику у окна. Он помог ей стянуть тренировочные брюки, нагнул спину; немного помешкав, предохраняясь, мощно вошел в нее сзади и резкими толчками стал наносить удары, как бешеный бык, завывая от страсти.
Надя сгорала от жажды наслаждения, но испытывала в основном боль и страх. Однако постепенно ощущение его мужской силы наполнило ее теплотой, предвкушением острого удовольствия... И в этот момент он вдруг резко остановился, зарычал и, ослабнув, навалился на нее всей тяжестью. Полежав несколько мгновений, выпрямился, мгновенно оделся и выбросил что-то в урну. Надя все еще стояла, согнувшись, не понимая, что случилось и ожидая продолжения. Он не удержался от грубого смеха:
- Ты что, совсем глупая?! Хорошенького понемножку! Давай быстро одевайся, пока нас не застукали! - Подождал, пока она облачится в тренировочный костюм, и, насвистывая, направился к выходу.
Надя шла за ним, опустив голову, как побитая собачонка. Проходя мимо вахтера и всей кожей ощущая его мерзкую, понимающую ухмылку, так и зарделась от стыда и отвращения к себе. На улице они без единого слова разошлись в разные стороны.
Небольшой, но неудачный любовный опыт привел Надю к убеждению, что половая жизнь - не главный фактор человеческого счастья. Такому выводу способствовала и любвеобильная связь матери с Чайкиным.
“Ну что дала маме эта страстная любовь? Чего она добилась в жизни? - всякий раз твердила она себе и решила твердо: - Нужно добиться материальных благ и положения в обществе. А любовь, наслаждения - это все, наверно, приложится”.
* * *
С отцом Надежда редко виделась, и это тоже способствовало самостоятельному формированию ее жизненной философии.
Прошедшие десять лет изменили в жизни Розанова очень многое, по существу, поставили ее с головы на ноги. Внешне пережитые невзгоды и огромное напряжение мало на нем отразились. Он носил теперь дорогие, прекрасно сшитые костюмы и казался еще крупнее и представительнее. В волосах появилась седина, на лице там и здесь пролегли морщинки.
Но глаза остались такими же ярко-синими, а весь его облик - подтянутым и моложавым.
За это время, целиком отдавшись напряженной работе, он защитил наконец кандидатскую диссертацию; не переводя дыхания и не давая себе расслабиться, тут же принялся за докторскую.
- Ты что, загнать себя хочешь? - не одобрял его рвения старый друг Игорь Иванов. - Передохни немного! Куда так спешишь?
- Нельзя иначе, слишком много времени потеряно, - не соглашался Розанов. - Да и интересно мне - в этом вся моя жизнь!
Он успешно справился с поставленной задачей и блестяще защитился. Степан Алексеевич сохранил свою контактность и обаяние; стал профессором педагогического института; завоевал известность как специалист по методам Макаренко; его приглашали для выступлений на радио и телевидение.
Однако профессор Розанов оказался не из тех, у кого голова кружится от успехов, хоть и испытывал удовлетворение достигнутым. “Просто ирония судьбы: учу других, как воспитывать молодежь, а сам не смог воспитать собственную дочь, - мысленно критиковал он себя. - Но что я мог противопоставить влиянию матери?” Он не мог упрекнуть себя, что после развода с Лидией бросил дочь на произвол судьбы. “Можно повидать Наденьку?” - много раз просил он ее, звоня по телефону на работе или дома, но, не утруждая себя поисками предлога, бывшая жена отвечала отказом.
“Не нужно нервировать ребенка! - был ее стереотипный ответ. - Она о тебе и не думает”.
Розанову удавалось ежемесячно видеть дочь только после защиты докторской, когда он догадался собственноручно вручать ей алименты. Лидия Сергеевна не оформляла исполнительный лист, зная, что он подрабатывает на стороне, - так ей выгоднее.
В силу своего характера она не щадила его чувства и не жалела, что оставила его, даже когда он пошел в гору, - жила чувствами.
- Мамуля! Папу передают по телеку! Представляешь? ! - сообщила ей однажды сияющая Наденька, вбежав на кухню. - Я у соседки видела! Скорее включай ящик!
- А что мне на него пялиться? - не поворачиваясь от плиты, равнодушно встретила Лидия Сергеевна эту потрясающую новость. - Насмотрелась, больше не надо!
- За что ты его так не любишь? - непонимающе поглядела на нее Надя. - Папа такой хороший, красивый! Что он тебе сделал плохого? Твой Васючок против него просто клоп, а ты его обожаешь... Да я такого урода на порог не пустила бы!
Лидия Сергеевна считала неправильным говорить с дочерью о своих сердечных делах, но ее грубая натура дала себя знать и, не выдержав этого укола, она взорвалась:
- Да я ни за что не променяю своего Васеньку на этого импотента! Будь он хоть академиком! Много ты понимаешь в мужиках, соплячка! Поживи и помучайся с мое, как я - с твоим папочкой. Только молодость с ним загубила! Ну что с тобой говорить? Станешь взрослой - все поймешь, - заключила она уже миролюбиво, утирая непрошеные слезы.
Только когда Надя подросла и сама стала приезжать к отцу за деньгами в его маленькую, опрятную, уютную квартирку, он получил возможность оказывать на нее влияние. Вот и сегодня - он так обрадовался ее звонку.
- Это ты, Наденька? Наконец-то! А я уже усомнился, приедешь ли. Только поторопись, чтобы у нас с тобой было побольше времени: вечером я должен принять коллегу.
“Знаем мы этих коллег”, - мысленно улыбнулась Надя. По чистоте, особо тщательно наведенной в квартире отца, было ясно: здесь не обошлось без женских рук. Вслух она весело пообещала:
- Полечу как на крыльях, папуля, - со скоростью самолета. Я соскучилась по тебе! Мне нужно было только знать, дома ли ты!
* * *
Розанов по-прежнему жил в “хрущобе”: хоть у него и стали водиться деньги, не считал необходимым улучшить жилищные условия. В женщинах он разочаровался и, наученный горьким опытом, вторично надевать на себя ярмо не собирался.
Сделал в своей маленькой квартире отличный ремонт, обставил ее хорошей мебелью, завел неплохую библиотеку; жил в тишине и покое - одному ему места вполне хватало.
- Вот и ты, моя голубка! - приветливо встретил он дочку, раскрасневшуюся от быстрой ходьбы и подъема на пятый этаж. - Куда пойдем? На кухню или в комнату? Есть хочешь?
- А что у тебя вкусненького, отче? - шутливым басом вопросила Надя. - Как насчет ананасов в шампанском?
- Деликатесов нет. Их доставать надо, а у меня ни связей, ни времени, - серьезно объяснил Степан Алексеевич. - Но яйца, молоко, кефир, масло в холодильнике есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Охваченная страстным желанием и дрожа от нетерпения, она обвила его шею руками, плотно прижалась к нему, чтобы лучше ощущать его близость. Так, не говоря ни слова, они стояли несколько минут, сжимая друг друга в объятиях, слив в жарком поцелуе... Потом, не сговариваясь, подошли к столику у окна. Он помог ей стянуть тренировочные брюки, нагнул спину; немного помешкав, предохраняясь, мощно вошел в нее сзади и резкими толчками стал наносить удары, как бешеный бык, завывая от страсти.
Надя сгорала от жажды наслаждения, но испытывала в основном боль и страх. Однако постепенно ощущение его мужской силы наполнило ее теплотой, предвкушением острого удовольствия... И в этот момент он вдруг резко остановился, зарычал и, ослабнув, навалился на нее всей тяжестью. Полежав несколько мгновений, выпрямился, мгновенно оделся и выбросил что-то в урну. Надя все еще стояла, согнувшись, не понимая, что случилось и ожидая продолжения. Он не удержался от грубого смеха:
- Ты что, совсем глупая?! Хорошенького понемножку! Давай быстро одевайся, пока нас не застукали! - Подождал, пока она облачится в тренировочный костюм, и, насвистывая, направился к выходу.
Надя шла за ним, опустив голову, как побитая собачонка. Проходя мимо вахтера и всей кожей ощущая его мерзкую, понимающую ухмылку, так и зарделась от стыда и отвращения к себе. На улице они без единого слова разошлись в разные стороны.
Небольшой, но неудачный любовный опыт привел Надю к убеждению, что половая жизнь - не главный фактор человеческого счастья. Такому выводу способствовала и любвеобильная связь матери с Чайкиным.
“Ну что дала маме эта страстная любовь? Чего она добилась в жизни? - всякий раз твердила она себе и решила твердо: - Нужно добиться материальных благ и положения в обществе. А любовь, наслаждения - это все, наверно, приложится”.
* * *
С отцом Надежда редко виделась, и это тоже способствовало самостоятельному формированию ее жизненной философии.
Прошедшие десять лет изменили в жизни Розанова очень многое, по существу, поставили ее с головы на ноги. Внешне пережитые невзгоды и огромное напряжение мало на нем отразились. Он носил теперь дорогие, прекрасно сшитые костюмы и казался еще крупнее и представительнее. В волосах появилась седина, на лице там и здесь пролегли морщинки.
Но глаза остались такими же ярко-синими, а весь его облик - подтянутым и моложавым.
За это время, целиком отдавшись напряженной работе, он защитил наконец кандидатскую диссертацию; не переводя дыхания и не давая себе расслабиться, тут же принялся за докторскую.
- Ты что, загнать себя хочешь? - не одобрял его рвения старый друг Игорь Иванов. - Передохни немного! Куда так спешишь?
- Нельзя иначе, слишком много времени потеряно, - не соглашался Розанов. - Да и интересно мне - в этом вся моя жизнь!
Он успешно справился с поставленной задачей и блестяще защитился. Степан Алексеевич сохранил свою контактность и обаяние; стал профессором педагогического института; завоевал известность как специалист по методам Макаренко; его приглашали для выступлений на радио и телевидение.
Однако профессор Розанов оказался не из тех, у кого голова кружится от успехов, хоть и испытывал удовлетворение достигнутым. “Просто ирония судьбы: учу других, как воспитывать молодежь, а сам не смог воспитать собственную дочь, - мысленно критиковал он себя. - Но что я мог противопоставить влиянию матери?” Он не мог упрекнуть себя, что после развода с Лидией бросил дочь на произвол судьбы. “Можно повидать Наденьку?” - много раз просил он ее, звоня по телефону на работе или дома, но, не утруждая себя поисками предлога, бывшая жена отвечала отказом.
“Не нужно нервировать ребенка! - был ее стереотипный ответ. - Она о тебе и не думает”.
Розанову удавалось ежемесячно видеть дочь только после защиты докторской, когда он догадался собственноручно вручать ей алименты. Лидия Сергеевна не оформляла исполнительный лист, зная, что он подрабатывает на стороне, - так ей выгоднее.
В силу своего характера она не щадила его чувства и не жалела, что оставила его, даже когда он пошел в гору, - жила чувствами.
- Мамуля! Папу передают по телеку! Представляешь? ! - сообщила ей однажды сияющая Наденька, вбежав на кухню. - Я у соседки видела! Скорее включай ящик!
- А что мне на него пялиться? - не поворачиваясь от плиты, равнодушно встретила Лидия Сергеевна эту потрясающую новость. - Насмотрелась, больше не надо!
- За что ты его так не любишь? - непонимающе поглядела на нее Надя. - Папа такой хороший, красивый! Что он тебе сделал плохого? Твой Васючок против него просто клоп, а ты его обожаешь... Да я такого урода на порог не пустила бы!
Лидия Сергеевна считала неправильным говорить с дочерью о своих сердечных делах, но ее грубая натура дала себя знать и, не выдержав этого укола, она взорвалась:
- Да я ни за что не променяю своего Васеньку на этого импотента! Будь он хоть академиком! Много ты понимаешь в мужиках, соплячка! Поживи и помучайся с мое, как я - с твоим папочкой. Только молодость с ним загубила! Ну что с тобой говорить? Станешь взрослой - все поймешь, - заключила она уже миролюбиво, утирая непрошеные слезы.
Только когда Надя подросла и сама стала приезжать к отцу за деньгами в его маленькую, опрятную, уютную квартирку, он получил возможность оказывать на нее влияние. Вот и сегодня - он так обрадовался ее звонку.
- Это ты, Наденька? Наконец-то! А я уже усомнился, приедешь ли. Только поторопись, чтобы у нас с тобой было побольше времени: вечером я должен принять коллегу.
“Знаем мы этих коллег”, - мысленно улыбнулась Надя. По чистоте, особо тщательно наведенной в квартире отца, было ясно: здесь не обошлось без женских рук. Вслух она весело пообещала:
- Полечу как на крыльях, папуля, - со скоростью самолета. Я соскучилась по тебе! Мне нужно было только знать, дома ли ты!
* * *
Розанов по-прежнему жил в “хрущобе”: хоть у него и стали водиться деньги, не считал необходимым улучшить жилищные условия. В женщинах он разочаровался и, наученный горьким опытом, вторично надевать на себя ярмо не собирался.
Сделал в своей маленькой квартире отличный ремонт, обставил ее хорошей мебелью, завел неплохую библиотеку; жил в тишине и покое - одному ему места вполне хватало.
- Вот и ты, моя голубка! - приветливо встретил он дочку, раскрасневшуюся от быстрой ходьбы и подъема на пятый этаж. - Куда пойдем? На кухню или в комнату? Есть хочешь?
- А что у тебя вкусненького, отче? - шутливым басом вопросила Надя. - Как насчет ананасов в шампанском?
- Деликатесов нет. Их доставать надо, а у меня ни связей, ни времени, - серьезно объяснил Степан Алексеевич. - Но яйца, молоко, кефир, масло в холодильнике есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108