Какие-то сказочные города, чудовища, огромные реки...
Кто этот бог, что бросил меня и мать? И что во мне так встревожило
Тайда?
В доме Вастаса свято блюли старинный обычай. С десяти лет Торкас жил
среди воинов на мужской половине, и _р_а_о_л_и_ - внутренний дом - был
закрыт для него. Он мог попросить служанку позвать к нему мать, но это
было бы оскорбительно для нее. Только к смертному одру он мог бы ее
позвать.
Она могла бы вызвать его к себе, но это было бы оскорбительно для
него. Он был воин высокого ранга, а не слуга - только к смертному одру она
могла бы его позвать.
И оставалось лишь просить у Вастаса позволения пройти вместе с
матерью во внутренний сад.
...Дворик, где пахли цветы и журчала вода, и деревья еще не осыпали
вялые листья. Серый сумрак висел среди серых стен, и мать была все такой
же девочкой в черном.
Кем он был, этот бог, который оставил ее?
- Мама, - сказал он тихо, и голос его задрожал, потому что эта
девочка - все равно его мать. Она его родила и кормила грудью, и, пока
могла, отгоняла страшные сны. - Мама, - спросил он, - как твое имя?
Снизу вверх она глядела в его глаза, и в огромных ее глазах было
черное горе.
- Еще не время, Торкас, - сказала она.
- Мама, - сказал он, - я уже многое понял.
Черное горе стояло в ее глазах, но голос ее был тверд и спокоен:
- Догадываться - не значит знать. Нет, Торкас, - сказала она. - Не
торопись. Побудь еще моим сыном. Мальчик мой, - нежно сказала она, - не
покоряйся, будь сильнее судьбы! Разве Вастас не любит тебя? В самый черный
час он спас меня. Он заботился о тебе и воспитал, как родного сына. Разве
ты не обязан отдать наш долг? Служи ему, защищай, унаследуй Такему и
сбереги от врагов!
- Мама, я должен знать! Я выберу сам, но я должен.
- Выбора не будет, - сказала она.
Стоят и смотрят друг другу в глаза рослый воин и хрупкая женщина в
черном. И только глаза их похожи - как мрак походит на мрак, огонь - на
огонь и вечность - на вечность.
- Мое имя Аэна, - сказала она. - Я дочь Лодаса, одного из Двенадцати.
- Двенадцать?
- Двенадцать соправителей Ланнерана, - ответила она без улыбки. -
Твой отец был Энрас из рода Ранасов, третий по старшинству. Он был
человеком, но его сделали богом. Больше я тебе ничего не скажу.
Она повернулась и ушла, и он остался один. И он подумал: почему она
моя мать? Почему другой такой нет на свете?

4. ВАСТАС
Лет десять, как он перестал ночевать в _р_а_о_л_и_. С тех пор, как
начались страшные ночи. Слишком долго его вызывать из раоли, не то, что из
комнат в Верхней башне.
А, может быть, вовсе не в этом дело. Жены его стареют, как и он сам,
а _О_н_а_, та, которую он так поспешно назвал сестрою, та, между которой и
им только его честь и его слово...
Даже горечи нет в мимолетной мысли, как нет в нем сейчас волнения
плоти. Он сидит, высокий, все еще сильный; лишь седина облепила виски и
морщины легли возле губ.
Жалкий огонь светильника корчится на столе, никнет и мается в
тягостной духоте. Не хочется думать о раскаленной постели. Не хочется
думать о том, что бродит вокруг. С тех пор, как наш край запрудили ночные
твари, Такема в осаде каждую ночь. Пока мы заставили их присмиреть. В
последнюю вылазку Торкас не дурно их проучил...
И чуть раздвинулись угрюмые складки у губ, чуть смягчился
пронзительный взор. Торкас - не дитя моих чресел, но дитя души моей, сын
бога - и все-таки он мой. Он будет великим воином, и пусть иссякнет мой
род, но не иссякнет слава Такемы...
Торкас... Все мысли о нем, и Вастас не вздрогнул, когда сам Торкас
вдруг встал на пороге.
- Что случилось? - спросил он. - Тревога?
- Нет отец.
И непонятное беспокойство: слишком мягко он это сказал. Торкас -
суровый не по годам, он умеет таить свои чувства...
- Отец, - сказал Торкас и встал перед ним, и огромная черная тень
потянулась под кровлю. - Я хочу тебя спросить.
- Что? - спросил он угрюмо. Неужели это свершилось? Неужели бог
отнимет его?
- Я уже кое-что знаю, - сказал Торкас. Он дождался кивка и сел, и
печальный огонь лампадки ярко вспыхнул в его глазах. - Я спросил у матери.
- Аэна - мудрая женщина, - грустно ответил Вастас. - Если она сказала
- значит пора.
- Мой отец - ты, - сказал Торкас. - Ты меня вырастил и воспитал. Тот
другой - только имя. Но все равно я хочу узнать...
Мгновенная ярость: я не позволю тебе ожить! И твердая горечь: я уроню
себя, если солгу. Бесчестно соперничать с мертвецом, а превыше чести нет
ничего.
- Это не только имя, - ответил он. - Это было последней нашей
надеждой... или предпоследней, мне этого знать не дано.
- Он сделал мать несчастной!
Да! Подумал он яростно, и я его ненавижу! Но ответил честно, как
подобает мужчине:
- Его просто убили, Торкас. Не думаю, чтобы он желал ей такой судьбы.
- Так кто он был: человек или бог?
- Человек, но его сделали богом. Погоди, Торкас, - сказал он устало,
- давай я расскажу тебе все. Я видел Энраса дважды, - сказал он, - но не
мог с ним говорить, потому что был в Ланнеране тайно.
- Почему? - спросил удивленный Таркас.
Он прикрыл глаза, сжал и разжал кулаки. Можно сказать: это мое дело.
Можно солгать. Но не зачем открывать рот, чтобы сказать пол правды. И
нельзя себя унижать, замарав ложью язык.
- Род Вастасов кончался на мне, - сказал он хрипло. - Я говорил с
В_е_д_а_ю_щ_и_м_ и вопрошал _О_т_в_е_ч_а_ю_щ_и_х_, но имя свое я не назвал
никому. Ланнеран полон жадных ушей и грязных ртов. Или я должен потешать
ланнеранскую чернь своею бедою?
- Прости, отец.
- Я закрыл лицо, но не закрыл ни глаз, ни ушей. Я видел как бурлит
Ланнеран от вестей, принесенных Энрасом из Рансалы. Это были страшные
вести, и я не знал, должен ли я им верить. Все, что я слышал, я слышал из
третьих ртов, а рты в Ланнеране лгут. Суть этих слухов: Энрас вышел в море
и встретил Белую Смерть. Белая Смерть уже сожрала все земли южнее Эфана и
теперь подбирается к нам. Все мы обречены на гибель, но Энрас, кажется,
знает путь к спасению. Правдой было одно: Энрас принят с великим почетом и
Соправитель Лодас отдал ему дочь.
Меня это встревожило, Торкас. Род Ранасов не любили в Ланнеране. Они
- бродяги и храбрецы, и городу трусов они непонятны. Коль Ланнеран готов
породнится с Рансалой, значит, беда действительно велика.
Я захотел увидеть Энраса - и увидел. Я не мог с ним говорить, но я
слушал, что он говорит другим. И я понял: с чем бы он не пришел - это не
сказки.
- Не все сторонятся лжи, отец!
- Он не нуждался в лжи. Телом он был могуч, лицом приятен, нравом
спокоен и разумен речью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21