- У Ранасов было знание, - сказала Майда, - и мы не пожалели всех
богатств Рансалы, но, кроме богатства и знаний, нужны были руки многих
тысяч людей, а Рансала всегда была малолюдна.
- Сначала все шло отлично, - сказал Даггар. - Он добился большего,
чем мы ожидали. Убедил жрецов Верхнего Храма, напугал Соправителей и даже
породнился с Лодасом - богатейшим из жителей Ланнерана. Наверное, в этом
его ошибка, - сказал Даггар. - Дочь Лодаса слыла первой красавицей
Ланнерана и была наследницей неисчислимых богатств.
- Зависть трусов не умаляет чести достойных, - торопливо сказала
Майда. - Дочь Лодаса не в чем упрекнуть. Она была честной женой и покинула
дом того, кто предал ее супруга.
- До сих пор не могу понять! - хмуро сказал Даггар. - Безумие что ли
нашло на этих подонков? Ладно Энрас мог ошибиться. То ли не сумел поладить
с служителями Предвечного, то ли они сами увидели в нем угрозу. Ладно! -
сказал он яростно, и лицо его исказилось болью и гневом, словно годы
ничуть не смягчили боль и не утишили гнев. - Они заставили оступиться
служителей Верхнего Храма. Они запугали Соправителей - этаких тряпичных
кукол. Но только безумцы совершили то что они сотворили! Могли выгнать
Энраса из Ланнерана - уж в такое время Рансала не снизошла до сведения
счетов! Но схватить Ранаса, как базарного вора? Подвергнуть пыткам?
Казнить на потеху черни? Неужели они надеялись, что _э_т_о_ мы простим?
- Мы отомстили, - сказал он с недоброй усмешкой. - Первый мой бой и
первая кровь. - Он хохотнул - не смех, а рычание, и впервые Торкас
почувствовал в нем родню. - Мы взяли по сотне жизней за каждую каплю
крови. Мы заставили Соправителей - тех, кто остались жив - совершить обряд
поклонения на том месте, где умер Энрас. Мы взяли с них столько золота,
что снарядили двадцать пять кораблей...
- И мы проиграли, - сказала Майда. Боль и гнев погасли в ее глазах, и
осталась только печаль. - Мы победили Ланнеран, но не смогли бы его
удержать, и не смогли бы заставить их сделать то, что спасло бы Ланнеран и
Рансалу. Мы потеряли слишком много людей и - главное! - время.
- Мы бросили жребий, - сказал Даггар, - кому из Ранасов идти по тропе
Третьего брата. Жребий пал на Пятого брата, и с ним пошло двадцать воинов
- все добровольцы, потому что мы знали: даже тот, кто вернется, вряд ли
останется жив. Вернулся один - в Черном огне - и принес расчеты и записи
Пятого брата. Мы убедились, что Энрас был прав, что все идет, как он
говорил. Уйти далеко на север к Пределам Льда - туда не скоро дойдет Белый
Ужас.
- Мы все рассказали, - сказала Майда. - Прости, Торкас, но большего
мы не можем сказать.
Две пары одинаковых глаз и общее ожидание, и он, сглотнув упрямый
комок, ответил им торопливо:
- Спасибо. Я должен подумать. Если вы не обидитесь, я буду спать со
своими людьми.
В эту ночь не было полной тьмы. Бледный отсвет, словно дальний
проблеск зарницы, Чуть подсвечивал край небес. В стороне, где уже нет
моря.
Торкас стоял у окна, когда тот, другой, зашевелился в нем. Он был
огромный, властный, спокойный. Прищурившись, он вгляделся в тьму и
улыбнулся его губами.
- Занятно, - сказал он себе и мне. - Похоже, мы здорово влипли,
Торкас. Придется нам завтра пойти и взглянуть.
"Отец!" - хотел он сказать, но не сумел. Только Вастасу мог он
сказать "отец".
- Ничего, - спокойно ответил другой. - Это не важно, Торкас.
- Я хочу добраться до моря, - сказал Торкас Даггару. - Тайд все равно
от меня не отстанет, а остальные... ничего, если они подождут меня здесь?
- Сколько угодно, - сказал Даггар. - Запасы Рансалы обильны.
- Даггар, - сказал Торкас, - если я не вернусь...
- Я отправлю ребят в Такему и дам им еды на дорогу. Я думаю, ты
вернешься, Торкас. Жаль, что я не могу прогуляться с тобой.
- Я знаю, - ответил Торкас. В самом деле, он знал - или знал Другой?
- что Даггару и Майде суждено умереть в один час.
Но, кажется, это будет не скоро.
Они ехали по серым пескам бывшего моря. Створки раковин, белые кости
покрывали песок и тоскливо хрустел под лапами дормов. Было душно, но
Торкас и Тайд закрыли повязками лица, потому что на кожу садилась жгучая
соль.
Три дня они тащились в этом тумане, спали, прижавшись к дормам, не
разжигая огня, и с каждым днем отблеск за краем неба становился все ближе
и все красней.
На четвертый день они увидели море. Оно тоже было серым - как небо и
мир. Но живой беспокойный блеск, но пронзительный запах - чем-то острым,
томительным, радостным пахло оно, и усталые дормы пошли скорей, понеслись
по пескам навстречу прохладе.
- Тайд, - спросил Торкас, - ты был тогда в Ланнеране?
- Да, господин, - сурово ответил Тайд.
- Ты бы _Е_г_о_ узнал?
- Да, господин. - Помолчал и добавил. - Узнаю.
- Я не хочу становиться богом, Тайд! Я не знаю, как быть, - сказал он
с тоской. - Сражаться против Судьбы? Но разве это не трусость - не сделать
того, что тебе суждено? Покориться Судьбе? А разве это не трусость -
покориться и делать не то, что хочешь?
- Нет, господин, - ответил Тайд. - Это не трусость. Только с Судьбой
все равно не поспоришь - повернет на свое. Лучше уж сделай, что тебе
должно, да и вернись домой, отцу на радость, а нам - в защиту...
А к вечеру они увидели белое море. Они ехали берегом вдоль самой
кромки прибоя, вдоль волнистой мерцающей полосы, украшенной у камней
комочками пены, и ветер нес уже не прохладу, а влажную паркую духоту, и
марево мокро дрожало над морем, и вкрадчивые полоски тумана медлительно
липли к тяжелой воде.
Туман все гуще мешался с водой, вскипали и лопались пузыри; вода
закипала, как в котелке, а дальше была непроглядная муть, колышущаяся
стена из пара.
"Он натолкнулся на белое море и пошел вдоль тумана..."
Как близко...
И снова Другой шевельнулся в нем, без слов говоря, что следует
делать.
Он спешился, бросил поводья Тайду, плотнее закутал повязкой лицо,
надел рукавицы и коротко бросил:
- Жди меня здесь!
- Нет, господин!
- Да, - ответил Другой. Без нетерпения и досады: просто воля его
закон, и возражения невозможны.
- Для тебя это смерть, - сказал Другой, - а я вернусь, - и довольно
скоро.
И они вошли в полосу тумана - я и Торкас, я и Другой...
Вот оно что, подумал он. Похоже на свищ. Занятно.
Белая-белая смерть, липнет к лицу, щупает тело горячей лапой...
Не бойся, малыш, я прикрываю.
Красный отблеск на белой мути. Неужели это горит вода?
Алая огненная пасть. Жадная пасть жрущая мир.
Он не добро прищурился на огонь - он один, извечно, бессмертно
мертвый, он - один на один с врагом, вечно мертвый против вечно живого, но
всегда несущего смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21