– сказал Бэлис, и его пальцы сжали руку Эльзы. – Мы не позволим всей округе вмешиваться в наши дела. Я уже год назад знал, что Эльза меня любит. Мы давно могли бы объявить о нашей помолвке, если бы хотели. Мы этого не сделали. Почему – это касается только нас. Видно, нам следовало давно уже обвенчаться в церкви в Сендауэре, и тогда все старухи могли бы жить спокойно.
Ложь Бэлиса белым пламенем пронизала Эльзу. Она подняла глаза и в первый раз увидела направленный на нее вопросительный взгляд Грэс Кэрью.
– Да, Бэлис сказал правду, Грэс! – произнесла она тихим голосом, показавшимся странным даже ей самой. Бэлис посмотрел на нее с теплой дружеской улыбкой, которая едва не заставила ее потерять сознание. На мгновение она забыла Грэс и всю эту жестокую сцену. Она почти не видела, как Грэс Кэрью, не прибавив ни слова, выскользнула из комнаты. Она услышала лишь, как Бэлис сказал:
– Тебе не придется больше терпеть что-либо подобное. Завтра же с раннего утра мы переедем в сруб, если даже он не совсем готов. И кстати – вы чудесный товарищ, мой маленький враг!
Он отступил немного в сторону, чтобы взять трубку. Она не смела повернуться и взглянуть на него. Глаза ее затуманились слезами. Она прошла в этом тумане в другую комнату и закрыла за собой дверь. Там она упала в кресло у окна и долго сидела, глядя через лужайку на высокие тополя, тускло вырисовывавшиеся на фоне летнего ночного неба.
ГЛАВА XIV
Во время переезда на Гору Эльза сидела рядом с Бэлисом на связке сена. Время от времени она украдкой искоса поглядывала на него и втайне радостно улыбалась самой себе. Они покидали ненавистные владения Кэрью. На Горе она будет в собственных владениях. Там, вдали от гнетущих чар Кэрью, у нее явится ощущение силы и власти. В глубине души она лелеяла тайну: там она даст самой себе свободу и позволит проявиться чувствам, которые сдерживались ее старым упрямством.
Бэлис бросил свою широкополую соломенную шляпу на лежавшие сзади вещи. В сверкающем прозрачном воздухе ясно видна была легкая медно-красная линия на верхушке его лба под темными волосами. Эльза перевела взгляд от этой линии вниз на загорелое от солнца лицо с черными четко очерченными бровями и затем на глаза странного цвета и с немного опущенными углами век. Эти лениво опущенные углы всегда возбуждали в ней досаду, Они казались ей отличительным признаком всех Кэрью, которым все так легко давалось. Глядя теперь на Бэлиса, она чувствовала, что ее досада переходит в непрерывно возрастающее возбуждение. В его лице не было сейчас ни следа той жесткой, капризной улыбки, которую она всегда искала на нем. Вместо того на лице Бэлиса лежала какая-то темная тень, которая заставляла ее сердце болезненно содрогаться.
Эльза усердно принялась за тяжелый труд: наводить в срубе какой-то порядок. Бэлис хотел взять в помощь ей девушку из Сендауэра, но она с возгласом раздражения отвергла его мысль. Это их собственный угол – только их. Она все сделает сама. Бэлис совершил несколько поездок за разными вещами в дом Кэрью, возвращаясь каждый раз через поля, которые были видны Эльзе, когда она поджидала его в дверях, и всякий раз, как она его замечала, ее охватывала восторженная радость.
В течение всего дня дул ветер. Звук плотничьих молотков, доносившийся до нее с вершины склона, где люди работали над постройкой нового дома, напомнил ей то время, когда она ходила с отцом смотреть, как строили большой дом Кэрью на юге. Те дни казались ей теперь далекими, как сны из какой-то другой жизни. Нежный, сухой запах спелого хлеба, еще не скошенного ее отцом, смешивался с крепким запахом новых досок. Бесконечное море солнечного света волновалось над прерией, с постепенными мягкими сменами цветов от рассвета до сумерек, и низко над горизонтом нависали облака, белые и раскаленные, как вспученные формы выдуваемого стекла. Снова были дни жатвы – пора косьбы и молотьбы, необходимых, чтобы могла длиться жизнь. Легкая грусть и безотчетный восторг трепетно волновали Эльзу в течение всего дня. В своем воображении она видела, как будет течь их жизнь с Бэлисом здесь, на этой высоте над Балкой: они будут видеть черные изрытые поля дождливой весной, слабые побеги, которые окрасят нежно-зеленым рисунком темно-красную почву ранним летом, колеблющееся золото спелого зерна в августе, и жесткую пустую степь под осенним небом. Они будут жить здесь – так близко к этой красоте и скудости, росту и смерти. Что такое жизнь, если вы их не испытаете, как испытывает их земля!
В середине дня, когда они прервали работу для торопливого завтрака, Эльза сказала Бэлису:
– Мне ужасно захотелось узнать сегодня утром, было ли у тебя когда-нибудь такое сознание близости к земле, как у меня, сознание, которое не покидало меня, сколько я себя помню. Видишь ли, Бэй Кэрью никогда не трудились так над землей, как мы – там, в Балке.
Бэлис угрюмо рассмеялся.
– А мне очень хотелось знать, побеспокоишься ли ты когда-нибудь осведомиться, что именно я чувствую по отношению к земле или вообще к чему бы то ни было, если на то пошло!
Она крепко сжала губы, чтобы подавить улыбку, которая грозила перейти в громкий радостный смех. Ее вдруг охватило неодержимо сильное желание вскочить и взъерошить ему волосы, просто для того, чтобы почувствовать их в своих руках. Потом она поцеловала бы его и убежала вниз по склону горы, под ветром и солнцем. Но какая-то необъяснимая инертность удержала ее.
Перед самым заходом солнца рабочие ушли, и Эльза осталась одна на горе. Бэлис в последний раз уехал в дом отца. Эльза быстро приготовила ужин на небольшом очаге в кухоньке сруба, затем поспешно стала переодеваться к возвращению Бэлиса. Она вымылась в холодной воде маленького ручья, потом уселась в свободном платье перед туалетным столиком, который привез ей Бэлис из Гэрли, и начала рассматривать свои мелкие отличительные черточки, которых, как ей казалось, она никогда раньше не замечала. Глядя в ручное зеркало, она заметила, как вьются вверх мелкими кудряшками светло-каштановые волосы на ее шее у затылка; отметила маленькую родинку на левой груди; шрам на правом колене, оставшийся с тех пор, как она двенадцатилетней девочкой пыталась однажды слишком поспешно пролезть сквозь колючую проволочную ограду. Она глядела на все это с удивлением человека, делающего открытия, и думала: «Это я, Эльза Бауэрс. Все это мое, мое собственное! Все это я! Но скоро все это больше не будет принадлежать мне. Все это перейдет от меня к кому-то другому, и он еще не знает об этом! То, что есть я, перейдет к Бэлису Кэрью».
Эльза почувствовала страх и тревогу. Она прижала пальцы к глазам и затем, открыв глаза, посмотрела в окно, на нежные, колеблющиеся цвета вечернего неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Ложь Бэлиса белым пламенем пронизала Эльзу. Она подняла глаза и в первый раз увидела направленный на нее вопросительный взгляд Грэс Кэрью.
– Да, Бэлис сказал правду, Грэс! – произнесла она тихим голосом, показавшимся странным даже ей самой. Бэлис посмотрел на нее с теплой дружеской улыбкой, которая едва не заставила ее потерять сознание. На мгновение она забыла Грэс и всю эту жестокую сцену. Она почти не видела, как Грэс Кэрью, не прибавив ни слова, выскользнула из комнаты. Она услышала лишь, как Бэлис сказал:
– Тебе не придется больше терпеть что-либо подобное. Завтра же с раннего утра мы переедем в сруб, если даже он не совсем готов. И кстати – вы чудесный товарищ, мой маленький враг!
Он отступил немного в сторону, чтобы взять трубку. Она не смела повернуться и взглянуть на него. Глаза ее затуманились слезами. Она прошла в этом тумане в другую комнату и закрыла за собой дверь. Там она упала в кресло у окна и долго сидела, глядя через лужайку на высокие тополя, тускло вырисовывавшиеся на фоне летнего ночного неба.
ГЛАВА XIV
Во время переезда на Гору Эльза сидела рядом с Бэлисом на связке сена. Время от времени она украдкой искоса поглядывала на него и втайне радостно улыбалась самой себе. Они покидали ненавистные владения Кэрью. На Горе она будет в собственных владениях. Там, вдали от гнетущих чар Кэрью, у нее явится ощущение силы и власти. В глубине души она лелеяла тайну: там она даст самой себе свободу и позволит проявиться чувствам, которые сдерживались ее старым упрямством.
Бэлис бросил свою широкополую соломенную шляпу на лежавшие сзади вещи. В сверкающем прозрачном воздухе ясно видна была легкая медно-красная линия на верхушке его лба под темными волосами. Эльза перевела взгляд от этой линии вниз на загорелое от солнца лицо с черными четко очерченными бровями и затем на глаза странного цвета и с немного опущенными углами век. Эти лениво опущенные углы всегда возбуждали в ней досаду, Они казались ей отличительным признаком всех Кэрью, которым все так легко давалось. Глядя теперь на Бэлиса, она чувствовала, что ее досада переходит в непрерывно возрастающее возбуждение. В его лице не было сейчас ни следа той жесткой, капризной улыбки, которую она всегда искала на нем. Вместо того на лице Бэлиса лежала какая-то темная тень, которая заставляла ее сердце болезненно содрогаться.
Эльза усердно принялась за тяжелый труд: наводить в срубе какой-то порядок. Бэлис хотел взять в помощь ей девушку из Сендауэра, но она с возгласом раздражения отвергла его мысль. Это их собственный угол – только их. Она все сделает сама. Бэлис совершил несколько поездок за разными вещами в дом Кэрью, возвращаясь каждый раз через поля, которые были видны Эльзе, когда она поджидала его в дверях, и всякий раз, как она его замечала, ее охватывала восторженная радость.
В течение всего дня дул ветер. Звук плотничьих молотков, доносившийся до нее с вершины склона, где люди работали над постройкой нового дома, напомнил ей то время, когда она ходила с отцом смотреть, как строили большой дом Кэрью на юге. Те дни казались ей теперь далекими, как сны из какой-то другой жизни. Нежный, сухой запах спелого хлеба, еще не скошенного ее отцом, смешивался с крепким запахом новых досок. Бесконечное море солнечного света волновалось над прерией, с постепенными мягкими сменами цветов от рассвета до сумерек, и низко над горизонтом нависали облака, белые и раскаленные, как вспученные формы выдуваемого стекла. Снова были дни жатвы – пора косьбы и молотьбы, необходимых, чтобы могла длиться жизнь. Легкая грусть и безотчетный восторг трепетно волновали Эльзу в течение всего дня. В своем воображении она видела, как будет течь их жизнь с Бэлисом здесь, на этой высоте над Балкой: они будут видеть черные изрытые поля дождливой весной, слабые побеги, которые окрасят нежно-зеленым рисунком темно-красную почву ранним летом, колеблющееся золото спелого зерна в августе, и жесткую пустую степь под осенним небом. Они будут жить здесь – так близко к этой красоте и скудости, росту и смерти. Что такое жизнь, если вы их не испытаете, как испытывает их земля!
В середине дня, когда они прервали работу для торопливого завтрака, Эльза сказала Бэлису:
– Мне ужасно захотелось узнать сегодня утром, было ли у тебя когда-нибудь такое сознание близости к земле, как у меня, сознание, которое не покидало меня, сколько я себя помню. Видишь ли, Бэй Кэрью никогда не трудились так над землей, как мы – там, в Балке.
Бэлис угрюмо рассмеялся.
– А мне очень хотелось знать, побеспокоишься ли ты когда-нибудь осведомиться, что именно я чувствую по отношению к земле или вообще к чему бы то ни было, если на то пошло!
Она крепко сжала губы, чтобы подавить улыбку, которая грозила перейти в громкий радостный смех. Ее вдруг охватило неодержимо сильное желание вскочить и взъерошить ему волосы, просто для того, чтобы почувствовать их в своих руках. Потом она поцеловала бы его и убежала вниз по склону горы, под ветром и солнцем. Но какая-то необъяснимая инертность удержала ее.
Перед самым заходом солнца рабочие ушли, и Эльза осталась одна на горе. Бэлис в последний раз уехал в дом отца. Эльза быстро приготовила ужин на небольшом очаге в кухоньке сруба, затем поспешно стала переодеваться к возвращению Бэлиса. Она вымылась в холодной воде маленького ручья, потом уселась в свободном платье перед туалетным столиком, который привез ей Бэлис из Гэрли, и начала рассматривать свои мелкие отличительные черточки, которых, как ей казалось, она никогда раньше не замечала. Глядя в ручное зеркало, она заметила, как вьются вверх мелкими кудряшками светло-каштановые волосы на ее шее у затылка; отметила маленькую родинку на левой груди; шрам на правом колене, оставшийся с тех пор, как она двенадцатилетней девочкой пыталась однажды слишком поспешно пролезть сквозь колючую проволочную ограду. Она глядела на все это с удивлением человека, делающего открытия, и думала: «Это я, Эльза Бауэрс. Все это мое, мое собственное! Все это я! Но скоро все это больше не будет принадлежать мне. Все это перейдет от меня к кому-то другому, и он еще не знает об этом! То, что есть я, перейдет к Бэлису Кэрью».
Эльза почувствовала страх и тревогу. Она прижала пальцы к глазам и затем, открыв глаза, посмотрела в окно, на нежные, колеблющиеся цвета вечернего неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63