Она ждала, чтобы Бэлис продолжал.
– Ты и я, Эльза… мы вместе могли бы взять эту землю внизу и сделать из нее что-нибудь путное. Пригласить инженера осмотреть ее, осушить, очистить, сделать из нее что-нибудь, вырастить на ней что-нибудь, кроме дикой травы и москитов.
Сначала Эльза ничего не могла сказать, Она лишь подумала о дикой нелепости этой идеи. Всю свою жизнь она прожила, видя перед собой Балку. Балка была такой же частью окружавшего ее мира, как и облака и синее небо или постоянная смена времен года, А Бэлис Кэрью обратился к ней с просьбой помочь ему изменить Балку, сровнять ее, извлечь из нее выгоду. Разве может она надеяться, что он поймет ее любовь к этой странной, гиблой земле, к ее заколдованному бесплодию, к ее мрачной патетической таинственности?
– Это потребовало бы много работы и расходов, не правда ли, Бэй? – рассеянно спросила она.
– Вероятно. Сначала мы должны будем подробно обследовать все, прежде чем приступить к работам, Но я думаю, что в конце концов дело окупится. Мы сможем приобрести эту землю почти за бесценок. А если потребуется работа и немного денег, то что же из того? Подумай, какое мы испытаем удовлетворение, удачно завершив такую работу! Странно, что никому до меня в голову это не пришло.
Взглянув на него, она увидела в его лице нечто от Питера и нечто от Хилдред – какой-то лукавый юмор, в глазах выражение одновременно и грусти, и призыва, и гордости. У нее перехватило горло, и она не могла ответить ему. А он поглядел на нее, затем опять нагнулся к огню и начал внимательно рассматривать трубку.
– Без сомнения, встретятся препятствия. Я уверен, что Нэт Брэзелл сразу объявил бы нам войну, если бы узнал, что мы задумали, Я раза три или четыре встретился с ним там, в Балке. Вот и сегодня он охотился там за утками. Наверное, он захочет, чтобы там все оставалось так, как есть.
– В известном роде даже у Нэта Брэзелла может быть своя сентиментальная струнка, – заметила Эльза.
Бэлис: резко повернулся к ней.
– Вот как! Таков, значит, твой ответ! Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь наложил руку на Балку. А мне всегда казалось, что ты ненавидишь это место.
Эльза почувствовала, как румянец внезапно залил ее щеки.
– Я ненавидела его, Бэлис, – сказала она нетвердым голосом, – и любила его. Наверное, вышло бы очень глупо, если бы я попыталась точно описать, какие чувства я питаю к этому месту. Я совсем не уверена, что была бы в состоянии описать их.
Водворилось тяжелое молчание. Эльза задумалась о Нэте Брэзелле и почему-то старалась угадать, удалось ли ему сегодня поднять стаю красноперых дроздов где-нибудь в камышах. Придя в себя, она увидела, что Бэлис поднялся с кушетки и стоял спиной к огню, глядя на нее.
– Эльза, – сказал он голосом, в котором, несмотря на его мягкость, прозвучал холодный упрек, – я ждал целые годы, чтобы вы, наконец, выросли. Я все время ждал, чтобы вы перешли в конце концов за ваш десятилетний возраст, – или вам было тогда двенадцать? Вся правда в том, что вы никак не можете забыть, что я когда-то наступил на ваш босой палец, когда никто не видел, Но вы забудете. Наступит день, когда вы начнете думать обо мне самом, а не о том лишь, связанном со мною, что вы ненавидите.
Он молча постоял перед нею, потом повернулся и вышел из комнаты. Она слышала, как закрылась за ним дверь во двор, и осталась одна, ошеломленная гневом от его неистощимой уверенности, подавленная непреодолимой правдой его слов.
Эльза долго просидела так. Затем встала и вышла, тихо закрыв за собой дверь. Дождь прекратился, и над Горой нависло полное безмолвие. В окне сруба, где жил Горхэм, светился огонь. Прислушиваясь, Эльза услышала голос Горхэма, потом ответный смех Бэлиса. Постояв, она повернулась и вошла в дом.
На следующее утро Эльза ехала верхом к ферме Бауэрсов, почти не глядя по сторонам, на серовато-бурые поля, съежившиеся под мрачным дыханием осени. Неожиданно настала теплая погода, и она направилась по южному краю Балки, пока не достигла старинной тропинки, шедшей через поля ее отца, и обвела взглядом постройки на ферме отца. Какими маленькими и серыми казались они, какими конфузливыми и как будто оправдывающимися. Единственная слива на этой маленькой возвышенности, стоявшая против гумна, казалось, прижимала ободранные ветром ветви-руки к своей узкой груди, как изможденный старик. И все-таки, при всем внешнем убожестве этого места, ведь именно здесь был тот порог сеновала, где она лежала на животе в один жаркий августовский день и смотрела вниз свирепыми глазами на юную голову Бэлиса Кэрью. А там, где теперь тянулись вверх осенние стебли маленького огорода, были когда-то таинственные заросли лебеды с неприступным домом в глубине их зеленой гущи. Бэлис… Бэлис Кэрью.
Дальше за строениями, на маленьком углу к западу, несколько пестрых коров и еще две или три лошади до сих пор оптимистически пощипывали бесцветную траву. На поле, граничившем с этим лугом, Леон работал на земле, лежавшей летом под паром. Он заметил Эльзу, махнул ей фуражкой. Отблеск солнца заиграл на его всклокоченных светлых волосах, гораздо более красивых, чем ее собственные. Леон – маленький мальчик, спавший тогда в домике среди лебеды. Леон – высокий, красиво сложенный юноша! Вот он повернулся, следуя за проводимой им бороздой. Вся его жизнь была слита теперь с жизнью дышащей земли.
Это был как раз день, посвящаемый всегда ее матерью выпечке хлеба. Кухня имела торжественно– хлопотливый вид, который навел Эльзу на воспоминания о прошлом, о тех днях, когда она наблюдала, как мать поспешно бегает из кладовой к столу и от стола к очагу с засученными рукавами на толстых локтях, с руками, покрытыми мукой.
– Бэлис уехал в город и раньше полудня не вернется, – объявила Эльза, снимая шляпу. – Я могу побыть пока у вас и закусить с вами, если у вас хватит.
– Хватит? Я не помню такого дня, когда у нас не было бы достаточно запасов в буфете, чтобы накормить кого-нибудь из своих, и надеюсь, что не доживу до такого дня, – ответила мать Эльзы и потерла тыльной стороной ладони кончик своего носа. – Видела ты когда-нибудь, чтобы было иначе: нос всегда должен чесаться, когда руки в муке или порошке для чистки медных дверец! Риф будет к ужину, знаешь?
Эльза недавно стала замечать, что мать постоянно приходит в радостное волнение, когда надеется увидеть Рифа. Она радовалась и тогда, когда видела Эльзу, но это было не то. Эльза покинула их, как-то непонятно вышла замуж, исчезла из их поля зрения. Она ушла из их мира.
– Я не знала и не думала, что его здесь не будет, – рассеянно ответила она. – Вы, конечно, все будете у нас сегодня вечером?
Мать опустила руки и с изумлением посмотрела на нее.
– Значит, они отправились к вам и все рассказали после того, как сами предупредили меня, чтобы я ни слова тебе об этом не говорила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Ты и я, Эльза… мы вместе могли бы взять эту землю внизу и сделать из нее что-нибудь путное. Пригласить инженера осмотреть ее, осушить, очистить, сделать из нее что-нибудь, вырастить на ней что-нибудь, кроме дикой травы и москитов.
Сначала Эльза ничего не могла сказать, Она лишь подумала о дикой нелепости этой идеи. Всю свою жизнь она прожила, видя перед собой Балку. Балка была такой же частью окружавшего ее мира, как и облака и синее небо или постоянная смена времен года, А Бэлис Кэрью обратился к ней с просьбой помочь ему изменить Балку, сровнять ее, извлечь из нее выгоду. Разве может она надеяться, что он поймет ее любовь к этой странной, гиблой земле, к ее заколдованному бесплодию, к ее мрачной патетической таинственности?
– Это потребовало бы много работы и расходов, не правда ли, Бэй? – рассеянно спросила она.
– Вероятно. Сначала мы должны будем подробно обследовать все, прежде чем приступить к работам, Но я думаю, что в конце концов дело окупится. Мы сможем приобрести эту землю почти за бесценок. А если потребуется работа и немного денег, то что же из того? Подумай, какое мы испытаем удовлетворение, удачно завершив такую работу! Странно, что никому до меня в голову это не пришло.
Взглянув на него, она увидела в его лице нечто от Питера и нечто от Хилдред – какой-то лукавый юмор, в глазах выражение одновременно и грусти, и призыва, и гордости. У нее перехватило горло, и она не могла ответить ему. А он поглядел на нее, затем опять нагнулся к огню и начал внимательно рассматривать трубку.
– Без сомнения, встретятся препятствия. Я уверен, что Нэт Брэзелл сразу объявил бы нам войну, если бы узнал, что мы задумали, Я раза три или четыре встретился с ним там, в Балке. Вот и сегодня он охотился там за утками. Наверное, он захочет, чтобы там все оставалось так, как есть.
– В известном роде даже у Нэта Брэзелла может быть своя сентиментальная струнка, – заметила Эльза.
Бэлис: резко повернулся к ней.
– Вот как! Таков, значит, твой ответ! Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь наложил руку на Балку. А мне всегда казалось, что ты ненавидишь это место.
Эльза почувствовала, как румянец внезапно залил ее щеки.
– Я ненавидела его, Бэлис, – сказала она нетвердым голосом, – и любила его. Наверное, вышло бы очень глупо, если бы я попыталась точно описать, какие чувства я питаю к этому месту. Я совсем не уверена, что была бы в состоянии описать их.
Водворилось тяжелое молчание. Эльза задумалась о Нэте Брэзелле и почему-то старалась угадать, удалось ли ему сегодня поднять стаю красноперых дроздов где-нибудь в камышах. Придя в себя, она увидела, что Бэлис поднялся с кушетки и стоял спиной к огню, глядя на нее.
– Эльза, – сказал он голосом, в котором, несмотря на его мягкость, прозвучал холодный упрек, – я ждал целые годы, чтобы вы, наконец, выросли. Я все время ждал, чтобы вы перешли в конце концов за ваш десятилетний возраст, – или вам было тогда двенадцать? Вся правда в том, что вы никак не можете забыть, что я когда-то наступил на ваш босой палец, когда никто не видел, Но вы забудете. Наступит день, когда вы начнете думать обо мне самом, а не о том лишь, связанном со мною, что вы ненавидите.
Он молча постоял перед нею, потом повернулся и вышел из комнаты. Она слышала, как закрылась за ним дверь во двор, и осталась одна, ошеломленная гневом от его неистощимой уверенности, подавленная непреодолимой правдой его слов.
Эльза долго просидела так. Затем встала и вышла, тихо закрыв за собой дверь. Дождь прекратился, и над Горой нависло полное безмолвие. В окне сруба, где жил Горхэм, светился огонь. Прислушиваясь, Эльза услышала голос Горхэма, потом ответный смех Бэлиса. Постояв, она повернулась и вошла в дом.
На следующее утро Эльза ехала верхом к ферме Бауэрсов, почти не глядя по сторонам, на серовато-бурые поля, съежившиеся под мрачным дыханием осени. Неожиданно настала теплая погода, и она направилась по южному краю Балки, пока не достигла старинной тропинки, шедшей через поля ее отца, и обвела взглядом постройки на ферме отца. Какими маленькими и серыми казались они, какими конфузливыми и как будто оправдывающимися. Единственная слива на этой маленькой возвышенности, стоявшая против гумна, казалось, прижимала ободранные ветром ветви-руки к своей узкой груди, как изможденный старик. И все-таки, при всем внешнем убожестве этого места, ведь именно здесь был тот порог сеновала, где она лежала на животе в один жаркий августовский день и смотрела вниз свирепыми глазами на юную голову Бэлиса Кэрью. А там, где теперь тянулись вверх осенние стебли маленького огорода, были когда-то таинственные заросли лебеды с неприступным домом в глубине их зеленой гущи. Бэлис… Бэлис Кэрью.
Дальше за строениями, на маленьком углу к западу, несколько пестрых коров и еще две или три лошади до сих пор оптимистически пощипывали бесцветную траву. На поле, граничившем с этим лугом, Леон работал на земле, лежавшей летом под паром. Он заметил Эльзу, махнул ей фуражкой. Отблеск солнца заиграл на его всклокоченных светлых волосах, гораздо более красивых, чем ее собственные. Леон – маленький мальчик, спавший тогда в домике среди лебеды. Леон – высокий, красиво сложенный юноша! Вот он повернулся, следуя за проводимой им бороздой. Вся его жизнь была слита теперь с жизнью дышащей земли.
Это был как раз день, посвящаемый всегда ее матерью выпечке хлеба. Кухня имела торжественно– хлопотливый вид, который навел Эльзу на воспоминания о прошлом, о тех днях, когда она наблюдала, как мать поспешно бегает из кладовой к столу и от стола к очагу с засученными рукавами на толстых локтях, с руками, покрытыми мукой.
– Бэлис уехал в город и раньше полудня не вернется, – объявила Эльза, снимая шляпу. – Я могу побыть пока у вас и закусить с вами, если у вас хватит.
– Хватит? Я не помню такого дня, когда у нас не было бы достаточно запасов в буфете, чтобы накормить кого-нибудь из своих, и надеюсь, что не доживу до такого дня, – ответила мать Эльзы и потерла тыльной стороной ладони кончик своего носа. – Видела ты когда-нибудь, чтобы было иначе: нос всегда должен чесаться, когда руки в муке или порошке для чистки медных дверец! Риф будет к ужину, знаешь?
Эльза недавно стала замечать, что мать постоянно приходит в радостное волнение, когда надеется увидеть Рифа. Она радовалась и тогда, когда видела Эльзу, но это было не то. Эльза покинула их, как-то непонятно вышла замуж, исчезла из их поля зрения. Она ушла из их мира.
– Я не знала и не думала, что его здесь не будет, – рассеянно ответила она. – Вы, конечно, все будете у нас сегодня вечером?
Мать опустила руки и с изумлением посмотрела на нее.
– Значит, они отправились к вам и все рассказали после того, как сами предупредили меня, чтобы я ни слова тебе об этом не говорила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63