Она чуть повернулась – и легкое облако заколыхалось и затрепетало на ней.
– Чудесно… – прошептала Божена, не отрывая от зеркала восхищенных глаз. И вдруг вздрогнула – рядом с высокой птицей стояла другая, пониже. Но оперение было ей явно великовато, и из-под капюшона свешивалась гроздь крошечных колокольчиков.
– Твоя сестра уже приехала? – спросил белоснежный двойник.
– Ах, Фаустина! Не лучше ли тебе было одеться феей?!
– О, нет уж, увольте – только не это. Не люблю волшебниц без возраста.
– И когда ты только успела?
– Не буду лукавить – костюмы из старых запасов. Одна дама уже пользовалась этими перьями. И, надо сказать, успешно.
– О, оказывается, у тебя большой бракоразводный опыт!
– Да нет же! Те птицы вели себя иначе. Как-нибудь расскажу. И потом, кто знает, чем для тебя обернется этот карнавальный полет. Ну, все, снимаем.
Птицы исчезли из зеркала, а их перышки вновь спрятались в коробки – до поры до времени.
– Фаустина, скажи мне наконец, что ты задумала? Завтра – открытие карнавала, и уже вечером Томаш будет здесь.
– Может быть, поговорим об этом утром? Одно могу тебе сказать: лучше уж выспаться сегодня. Когда нам снова доведется заснуть – никто не знает.
И она, отнюдь не сонно зазвенев бубенцами, притворно склонила голову на грудь.
А Божена, делая вид, что взлетает, выпорхнула из номера Фаустины в полутемный коридор и там, поскользнувшись, упала между двух дверей.
Она сидела на полу и, смеясь, поправляла рассыпавшиеся по плечам густые волосы. Настроение было такое, будто завтра – ее именины и она с удовольствием поджидает веселых гостей, которые готовы прожигать жизнь вместе с ней, отодвинув на дальний план рассудительные будни…
Но тут она услышала шаги – кто-то поднимался по лестнице. Божена быстро встала, вошла в свой номер и, торопливо повернув в замке ключ, захлопнула за собой дверь.
Глава 19
Томаш чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как получил приглашение на карнавал – этот рождественский подарочек, сюрприз в духе той, которую он так хорошо знал… Или обманывал себя, думая, что знает?
Все это было неспроста. Или он стал слишком мнителен в последнее время… Да и произошло ли вообще что-нибудь между ними? Но ведь она уехала – а точнее сбежала – от него во Флоренцию. И ни разу не позвонила, не написала ему оттуда. Но и не сказала ведь, что уходит от него. Может быть, это приглашение – добрый знак и она хочет вернуться? И о чем они на прощание говорили с Николой – почему та так легко согласилась занять место сестры, тогда как раньше и слышать не хотела о том, чтобы приехать к нему в отсутствие Божены?
Никола… Когда она поселилась у них дома – Томаш так и не поверил еще, что их дома больше не существует, – он не знал, как избавиться от ее постоянного, ненужного ему присутствия. Он не мог уйти, когда ему вздумается, и так же непредсказуемо вернуться. И много еще других неудобств. Но когда Никола сама ушла от него, он не поверил и в это. Наоборот, он охотно верил, что она просто уехала к родственникам, хочет немного развеяться, отдохнуть от своей любви…
Он перестал себя обманывать лишь тогда, когда увидел Николу под руку с рыжим мальчишкой: эти двое поспешно удалялись от его дома, явно избегая встречи с ним.
Тогда он хотел поехать вслед за ними… Но почувствовал, что и сам не желает сейчас попадаться к ним на глаза, видеть их счастливые лица. Он не хотел оказаться в положении Божены.
Он развернул машину посреди улицы и поехал в обратную сторону. Все сразу встало на свои места: еще совсем недавно он придумывал, как обмануть Божену, а теперь его водила за нос Никола. Он остался ни с чем, точнее, ни с кем!
Так удрученно думал Томаш, стоя на открытой палубе катера, приближающегося к Венеции. Но в его душе все же таилась надежда на лучшее. Может быть, встретясь с Боженой в этом сказочном городе, он сумеет вновь завоевать ее – не сердце, так тело? Ведь она сама позвала его сюда! И все пойдет по-прежнему: они вместе вернутся домой и забудут о том, что произошло.
«Я нужен ей, а она – мне», – увлекшись, Томаш сказал это вслух и поспешно стал закуривать, делая вид, что ругает ветер. Но потом вдруг сообразил, что вряд ли кто-нибудь из его попутчиков понимает по-чешски.
И тут в нем что-то тоскливо сжалось: «Я здесь совсем чужой. А она, считай, итальянка. Заманила меня – и обманет, а я так ничего и не пойму».
Но это настроение как нахлынуло внезапно, так и исчезло. И Томаш, не задумываясь больше ни о чем, стал рассматривать быстро приближающийся берег.
На пристани Божены не было: порывшись в портмоне, Томаш нашел телеграмму с адресом отеля и, догадываясь, что здесь проще плыть, чем идти, направился к той части мола, где покачивались на воде привязанные к сваям гондолы – будто стайка любопытных рыб.
По набережной тут и там сновали люди в масках и костюмах. Томаш уже было подошел к стоящим на берегу гондольерам, которые тоже были в блестящих полумасках, как дорогу ему преградила неизвестно откуда вынырнувшая процессия ряженых: толпа поваров шла с неимоверно большими кастрюлями, стуча в них огромными половниками. На головах у поваров были забавные парики – Томашу показалось, что они сделаны из вареных спагетти; перед собой повара везли гигантский котел на колесах, закрытый крышкой.
«Интересно, что у них там?» – успел подумать Томаш, прежде чем в котле оказался его чемодан, который он, не пытаясь отыскать в этой кутерьме носильщика, снял с катера сам, а теперь поставил рядом с собой, ожидая конца шествия ряженых.
– Позвольте! Что вы делаете?! – заорал он по-английски и стал протискиваться между поющими поварами, пытаясь пробраться к котлу, но его чемодан уже плыл к нему обратно, передаваемый по воздуху неугомонными весельчаками.
Получив чемодан, рассерженный Томаш торопливо выбрался из колонны и, больше не медля, кое-как объяснился с лодочниками и уселся в одну из празднично украшенных гондол. Только здесь он почувствовал себя в некоторой безопасности и принялся наблюдать за переполнившим Венецию сумасбродством.
«Зачем я приехал сюда?! – уже знакомый ему холодок вернулся на миг, но вскоре опять исчез. – Ну что ж, повеселимся, раз она так этого хочет», – и Томаш стал разглядывать переполненную масками гондолу, плывшую впереди.
В гостинице у портье его ждала записка от Божены. Но Томаш не стал читать ее сразу. Поднявшись в оставленный за ним номер, он принял поднятый следом многострадальный чемодан, рассчитался с носильщиком, заказал ужин и лишь затем достал из кармана экстравагантного пылевика с квадратной пелериной – Томаш всегда тщательно продумывал свои костюмы, а к этой поездке готовился особенно тщательно – сложенный вчетверо листок. Развернув его, он сразу узнал почерк жены и почувствовал легкий аромат ее любимых духов… Даже бумага, на которой написана записка, была ему знакома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Чудесно… – прошептала Божена, не отрывая от зеркала восхищенных глаз. И вдруг вздрогнула – рядом с высокой птицей стояла другая, пониже. Но оперение было ей явно великовато, и из-под капюшона свешивалась гроздь крошечных колокольчиков.
– Твоя сестра уже приехала? – спросил белоснежный двойник.
– Ах, Фаустина! Не лучше ли тебе было одеться феей?!
– О, нет уж, увольте – только не это. Не люблю волшебниц без возраста.
– И когда ты только успела?
– Не буду лукавить – костюмы из старых запасов. Одна дама уже пользовалась этими перьями. И, надо сказать, успешно.
– О, оказывается, у тебя большой бракоразводный опыт!
– Да нет же! Те птицы вели себя иначе. Как-нибудь расскажу. И потом, кто знает, чем для тебя обернется этот карнавальный полет. Ну, все, снимаем.
Птицы исчезли из зеркала, а их перышки вновь спрятались в коробки – до поры до времени.
– Фаустина, скажи мне наконец, что ты задумала? Завтра – открытие карнавала, и уже вечером Томаш будет здесь.
– Может быть, поговорим об этом утром? Одно могу тебе сказать: лучше уж выспаться сегодня. Когда нам снова доведется заснуть – никто не знает.
И она, отнюдь не сонно зазвенев бубенцами, притворно склонила голову на грудь.
А Божена, делая вид, что взлетает, выпорхнула из номера Фаустины в полутемный коридор и там, поскользнувшись, упала между двух дверей.
Она сидела на полу и, смеясь, поправляла рассыпавшиеся по плечам густые волосы. Настроение было такое, будто завтра – ее именины и она с удовольствием поджидает веселых гостей, которые готовы прожигать жизнь вместе с ней, отодвинув на дальний план рассудительные будни…
Но тут она услышала шаги – кто-то поднимался по лестнице. Божена быстро встала, вошла в свой номер и, торопливо повернув в замке ключ, захлопнула за собой дверь.
Глава 19
Томаш чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как получил приглашение на карнавал – этот рождественский подарочек, сюрприз в духе той, которую он так хорошо знал… Или обманывал себя, думая, что знает?
Все это было неспроста. Или он стал слишком мнителен в последнее время… Да и произошло ли вообще что-нибудь между ними? Но ведь она уехала – а точнее сбежала – от него во Флоренцию. И ни разу не позвонила, не написала ему оттуда. Но и не сказала ведь, что уходит от него. Может быть, это приглашение – добрый знак и она хочет вернуться? И о чем они на прощание говорили с Николой – почему та так легко согласилась занять место сестры, тогда как раньше и слышать не хотела о том, чтобы приехать к нему в отсутствие Божены?
Никола… Когда она поселилась у них дома – Томаш так и не поверил еще, что их дома больше не существует, – он не знал, как избавиться от ее постоянного, ненужного ему присутствия. Он не мог уйти, когда ему вздумается, и так же непредсказуемо вернуться. И много еще других неудобств. Но когда Никола сама ушла от него, он не поверил и в это. Наоборот, он охотно верил, что она просто уехала к родственникам, хочет немного развеяться, отдохнуть от своей любви…
Он перестал себя обманывать лишь тогда, когда увидел Николу под руку с рыжим мальчишкой: эти двое поспешно удалялись от его дома, явно избегая встречи с ним.
Тогда он хотел поехать вслед за ними… Но почувствовал, что и сам не желает сейчас попадаться к ним на глаза, видеть их счастливые лица. Он не хотел оказаться в положении Божены.
Он развернул машину посреди улицы и поехал в обратную сторону. Все сразу встало на свои места: еще совсем недавно он придумывал, как обмануть Божену, а теперь его водила за нос Никола. Он остался ни с чем, точнее, ни с кем!
Так удрученно думал Томаш, стоя на открытой палубе катера, приближающегося к Венеции. Но в его душе все же таилась надежда на лучшее. Может быть, встретясь с Боженой в этом сказочном городе, он сумеет вновь завоевать ее – не сердце, так тело? Ведь она сама позвала его сюда! И все пойдет по-прежнему: они вместе вернутся домой и забудут о том, что произошло.
«Я нужен ей, а она – мне», – увлекшись, Томаш сказал это вслух и поспешно стал закуривать, делая вид, что ругает ветер. Но потом вдруг сообразил, что вряд ли кто-нибудь из его попутчиков понимает по-чешски.
И тут в нем что-то тоскливо сжалось: «Я здесь совсем чужой. А она, считай, итальянка. Заманила меня – и обманет, а я так ничего и не пойму».
Но это настроение как нахлынуло внезапно, так и исчезло. И Томаш, не задумываясь больше ни о чем, стал рассматривать быстро приближающийся берег.
На пристани Божены не было: порывшись в портмоне, Томаш нашел телеграмму с адресом отеля и, догадываясь, что здесь проще плыть, чем идти, направился к той части мола, где покачивались на воде привязанные к сваям гондолы – будто стайка любопытных рыб.
По набережной тут и там сновали люди в масках и костюмах. Томаш уже было подошел к стоящим на берегу гондольерам, которые тоже были в блестящих полумасках, как дорогу ему преградила неизвестно откуда вынырнувшая процессия ряженых: толпа поваров шла с неимоверно большими кастрюлями, стуча в них огромными половниками. На головах у поваров были забавные парики – Томашу показалось, что они сделаны из вареных спагетти; перед собой повара везли гигантский котел на колесах, закрытый крышкой.
«Интересно, что у них там?» – успел подумать Томаш, прежде чем в котле оказался его чемодан, который он, не пытаясь отыскать в этой кутерьме носильщика, снял с катера сам, а теперь поставил рядом с собой, ожидая конца шествия ряженых.
– Позвольте! Что вы делаете?! – заорал он по-английски и стал протискиваться между поющими поварами, пытаясь пробраться к котлу, но его чемодан уже плыл к нему обратно, передаваемый по воздуху неугомонными весельчаками.
Получив чемодан, рассерженный Томаш торопливо выбрался из колонны и, больше не медля, кое-как объяснился с лодочниками и уселся в одну из празднично украшенных гондол. Только здесь он почувствовал себя в некоторой безопасности и принялся наблюдать за переполнившим Венецию сумасбродством.
«Зачем я приехал сюда?! – уже знакомый ему холодок вернулся на миг, но вскоре опять исчез. – Ну что ж, повеселимся, раз она так этого хочет», – и Томаш стал разглядывать переполненную масками гондолу, плывшую впереди.
В гостинице у портье его ждала записка от Божены. Но Томаш не стал читать ее сразу. Поднявшись в оставленный за ним номер, он принял поднятый следом многострадальный чемодан, рассчитался с носильщиком, заказал ужин и лишь затем достал из кармана экстравагантного пылевика с квадратной пелериной – Томаш всегда тщательно продумывал свои костюмы, а к этой поездке готовился особенно тщательно – сложенный вчетверо листок. Развернув его, он сразу узнал почерк жены и почувствовал легкий аромат ее любимых духов… Даже бумага, на которой написана записка, была ему знакома:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68