Через некоторое время подступающее блаженство обуздало порывистость движений влюбленных, сделав их ритмичными, плавно согласными. Разглаживая губами его пульсирующую горячими волнами плоть, которая от каждого ее прикосновения становилась все тверже и сильнее, Божена впитывала в себя его наслаждение и не прятала своего, отвечая на каждое движение Луиджи. Но ее лоно, обжигаемое неутолимым желанием, уже требовало продолжения, оно жаждало более глубоких касаний – и наконец она почувствовала Луиджи внутри себя, а потом оказалась поднятой в воздух. Невыносимая легкость наполнила ее – и Божена, чувствуя на своих трепещущих бедрах сильные руки Луиджи, поплыла по комнатам, запрокинув голову, а потом ощутила спиной шелковую гладь гобелена.
А еще через некоторое время, отталкиваясь друг от друга, они мешали сок и вино, обливаясь ими, и впивались с двух сторон в бархатную кожу и нежную мякоть персиков. Луиджи, опустив Божену в объятия кресел, осыпал ее грудь, впадину живота и ложбинку сомкнутых ног золотом орехов, а потом искал их губами. И Божене хотелось самой стать горьким миндалем и застыть меж его мягко сомкнутых губ. А потом их тела снова сливались в одно и кружились по комнате, ища новой точки опоры, находя ее и снова отправляясь в сладостный поиск новых ощущений… И шепотом или громко, сливаясь в объятии или расходясь по разным углам, они успели в эту ночь так много сказать друг другу, что это блаженное откровение слов значило для них не меньше, чем разговор тел. А впрочем, все это было нераздельно.
Они заснули под утро, глотая сок прохладного сна – одного на двоих. Во сне Божена все еще прижимала его ладонь к своему животу – и в такт ее мерному дыханию покачивались на нем, изредка ярко вспыхивая в свете уличного фонаря, две бриллиантовые лилии, соединенные этой зимней венецианской ночью.
* * *
Прошло несколько недель.
Ранним утром Божена, стараясь не разбудить спящего Луиджи, тихо поднялась с кровати и прошла в свой будуар, стены которого нежно освещали первые солнечные лучи. И поддаваясь их сиянию, она подошла к окну и распахнула его, с жадностью вдыхая свежий влажный воздух, в котором уже явственно и счастливо чувствовался запах венецианской весны. И первое тепло ласково коснулось ее лица.
Медленно, стараясь продлить эти чудесные мгновения, переполненные воспоминаниями о ночных ласках Луиджи и радостью приближения весенних дней, она прошлась по комнате и остановилась у камина, недавно действительно отремонтированного Луиджи, правда, не без помощи приглашенного мастера.
«А где-то здесь, в стене, до сих пор лежат сокровища моего деда, – подумала она, прижавшись к теплой стене щекой. – Но, наверное, дом ювелира и должен быть подобен шкатулке с двойным дном… Во всяком случае, можно будет его еще кому-нибудь завещать. Например, Богумилу. Или – кто знает…» Она опустила руку в карман короткого кружевного пеньюара, подаренного ей Луиджи, и, достав из него маленький календарь с видом площади Сан-Марко на обороте, некоторое время задумчиво смотрела на него…
А потом Божена пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак. Сегодня ее мужа ожидал нелегкий день: туристы уже начинали съезжаться в Венецию на очередной карнавал, и Луиджи, оператору национального телевидения, предстояло готовиться к съемкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68