Целое восстановилось из частей.
«Да, Мэт – это всегда ночь, – подумалось Пат, когда, оторвавшись от своих грез, она увидела за окнами уже сплошную черноту. – Ночь и луна. Мы вместе полгода, а я так и не понимаю перемен его настроения и этой неуловимой двойственности, которая во всем. Не понимаю даже сейчас, после всех его писем, после всех ночей любви, когда его плоть во мне».
Ей стало не по себе. Как она будет женой человека, которого не понимает? А вдруг она никогда не сможет понять его? Он упоительный любовник, он даже хороший друг, он блестящий музыкант. Но муж? Но отец?
В таких беспокойных размышлениях прошли еще часа два. До прибытия самолета оставалось меньше часа. Опасаясь, что бушевавшая весь день метель может создать непредвиденные задержки, Пат еще в восемь часов позвонила в аэропорт. Но там сообщили, что все в порядке, полосы расчищены и самолет компании «Люфтганза» рейса Амстердам-Филадельфия ожидается по расписанию. Они уже запрашивали посадку.
Пат верила, что уже совсем скоро для нее наступит совсем другая, не призрачная, а полная реальности жизнь. Возможно, она будет трудной, но – обязательно настоящей. Патриция слишком устала от фантомов.
На прояснившемся небе в пенном кружеве плавала луна, и Пат неудержимо потянуло на улицу. Она надела высокие сапоги, набросила дубленку и вышла на крыльцо. Может быть, она дождется Мэта здесь, издалека увидев подъезжающую машину, и поцелует его твердыми от мороза губами…
Постепенно луна вышла из своих полупрозрачных одежд и повисла над Трентоном, огромная, молочно-белая, полная. Пат зябко передернула плечами, ей в голову внезапно пришла вычитанная в детстве магическая фраза: «Бойтесь полной луны – чары полнолуния на свободе и весь мир лежит под ее светом голым уродливым трупом».
«Господи, что за чушь лезет в голову, – подумала она. – Надо было выйти подышать еще днем, тогда бы…» – но додумать она уже не успела.
Из соседнего дома к ней бежала полураздетая Жаклин.
* * *
В первое мгновение Пат показалось, что девушка чем-то отравилась: рот ее сводила судорога, а под стареньким коротким халатом виднелось голое тело. Видимо, Жаклин вскочила прямо с кровати.
Схватив ее за плечи, Пат поймала себя на ощущении досады – если с маленькой француженкой действительно плохо, то пропала вся цельность встречи с Мэтом, а то и вообще полночи. Она мельком глянула на часы. Было без десяти одиннадцать, Мэт уже минут пятнадцать мог быть здесь…
А Жаклин трясло, как в лихорадке, и в ее глазах, наполненных непроливающимися слезами, застыл ужас и, как показалось Пат, неуместная сейчас жалость.
– Что с тобой? – стараясь говорить спокойно и внятно, спросила она.
Но в ответ девушка только таращила круглые черные глаза, вцепившись в рукав дубленки Пат.
Вся эта истерика начинала очень не нравиться Патриции, и уже с силой тряхнув Жаклин, она крикнула ей прямо в ухо:
– Что случилось? Да говори же скорей, а то еще и воспаление легких подхватишь!
Но вместо ответа Жаклин взяла Пат за руку и потянула ее в дом. В последний раз с тоской оглянувшись и не увидев на улице ни одной машины, Пат покорно захлопнула за собой дверь.
В теплом холле посиневшая Жаклин, не обратив никакого внимания на поданную ей пушистую шаль, упала на первую ступеньку лестницы, продолжая тянуть Пат за руку, пока та не села рядом.
– Пати, – своим милым неправильным выговором как-то виновато начала она. – Пати, ты только не обижайся, то есть я хотела сказать, ты не думай, будто… В общем, – вдруг собралась она с духом, – ведь ты беременна, правда?
Разговор принимал совершенно неожиданный для Пат оборот, и она даже хотела возмутиться тем, что Жаклин сует свой точеный носик совсем не туда, куда следует, но не успела. Француженка заговорила снова, испуганно и сбивчиво.
– Ничего не видно, но, понимаешь, я тебя знаю с самого моего приезда сюда и… Девушки так наблюдательны по отношению к старшим подругам, а уж к таким, как ты, и подавно… И вот… я еще с осени заметила, что в тебе что-то изменилось. Там, на ТВ, все заняты собой, а я одна, и я вижу… А вчера я окончательно поняла, ведь у тебя стало такое лицо… такое, ну, словно ты ушла внутрь… – вдруг с неожиданной надеждой Жаклин выкрикнула: – Ну, скажи, что это неправда! Скажи!
«Она совсем потеряла голову, – подумала Пат. – С ней точно произошло что-то нехорошее». Но вслух устало ответила:
– Нет, это правда. Но какое отношение это имеет к тебе?
Жаклин в ужасе закрыла ладошкой рот и еле слышно забормотала сквозь стиснутые грязноватые пальчики:
– Ты, конечно, будешь потом ненавидеть меня за это, прогонишь от себя, но лучше я…
«Господи, неужели она тоже… И теперь придется выслушивать какую-нибудь душещипательную историю о соблазнившем ее подонке…» – Пат вдруг ощутила, как напряжение всего минувшего дня навалилось на нее свинцовой горой и теперь ей не хочется уже ничего, кроме чистой постели и хотя бы получаса покоя. Прикрыв глаза, она едва слышала, что говорит Жаклин. До нее доносились лишь какие-то бессмысленные обрывки фраз:
– …девять утра… дорога совсем обледенела… скорость… под Амерсфортом… не приходя в сознание… в половине пятого…
«Кто-то разбился на машине, – смутно догадалась, наконец, она. – Неужели кто-то из ее близких? Или этот самый соблазнитель? Кто же?» – Пат не заметила, как произнесла последние слова вслух.
И в ответ услышала имя, такое родное, такое чужое, так бессчетно и жарко повторяемое в ночах…
– Мэтью Вирц.
И Пат опрокинулась навзничь, ударившись затылком о каменные ступени.
* * *
Она пришла в себя от ледяной влажности снега, который Жаклин трясущимися руками клала ей на лоб и зачем-то на грудь. С трудом открыв глаза, Пат увидела прямо над собой наплывающий на нее почерневший душный потолок, и стала отталкивать чужие холодные руки.
– Уйди… – Непослушные губы едва разлеплялись. – Пусти. Я сейчас встану. К нему, я к нему…
– Но это в Голландии, Пати.
– В Голландии? Да, да… – В памяти всплыло шершавое, серое, как паук, слово «Амерсфорт». И от этого страшного, убившего ее жизнь слова Пат стала отчаянно закрываться руками.
– Боже мой, Боже мой, – причитала Жаклин. – Пати, тебе надо лечь и отключиться, надо какое-нибудь снотворное. Только я не знаю, не повредит ли малышу. Господи, да кому же позвонить!?
Пат не хватало воздуха, но ей удалось, наконец, встать, и теперь она стояла, покачиваясь, держась за оказавшиеся такими скользкими перила.
– Шерфорд… – прохрипела она. – Позвони ему. Он… он все знает. Телефон там, в кабинете. Дай, я сама…
Но силы снова оставили Пат, и она села прямо на пол. Ей казалось, что жизнь покидает ее, что и младенец умер в тот момент, как только она услышала о гибели Мэтью. Ее бросило в липкий пот ужаса, а руки помимо воли легли на живот, словно надеясь убедиться в обратном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
«Да, Мэт – это всегда ночь, – подумалось Пат, когда, оторвавшись от своих грез, она увидела за окнами уже сплошную черноту. – Ночь и луна. Мы вместе полгода, а я так и не понимаю перемен его настроения и этой неуловимой двойственности, которая во всем. Не понимаю даже сейчас, после всех его писем, после всех ночей любви, когда его плоть во мне».
Ей стало не по себе. Как она будет женой человека, которого не понимает? А вдруг она никогда не сможет понять его? Он упоительный любовник, он даже хороший друг, он блестящий музыкант. Но муж? Но отец?
В таких беспокойных размышлениях прошли еще часа два. До прибытия самолета оставалось меньше часа. Опасаясь, что бушевавшая весь день метель может создать непредвиденные задержки, Пат еще в восемь часов позвонила в аэропорт. Но там сообщили, что все в порядке, полосы расчищены и самолет компании «Люфтганза» рейса Амстердам-Филадельфия ожидается по расписанию. Они уже запрашивали посадку.
Пат верила, что уже совсем скоро для нее наступит совсем другая, не призрачная, а полная реальности жизнь. Возможно, она будет трудной, но – обязательно настоящей. Патриция слишком устала от фантомов.
На прояснившемся небе в пенном кружеве плавала луна, и Пат неудержимо потянуло на улицу. Она надела высокие сапоги, набросила дубленку и вышла на крыльцо. Может быть, она дождется Мэта здесь, издалека увидев подъезжающую машину, и поцелует его твердыми от мороза губами…
Постепенно луна вышла из своих полупрозрачных одежд и повисла над Трентоном, огромная, молочно-белая, полная. Пат зябко передернула плечами, ей в голову внезапно пришла вычитанная в детстве магическая фраза: «Бойтесь полной луны – чары полнолуния на свободе и весь мир лежит под ее светом голым уродливым трупом».
«Господи, что за чушь лезет в голову, – подумала она. – Надо было выйти подышать еще днем, тогда бы…» – но додумать она уже не успела.
Из соседнего дома к ней бежала полураздетая Жаклин.
* * *
В первое мгновение Пат показалось, что девушка чем-то отравилась: рот ее сводила судорога, а под стареньким коротким халатом виднелось голое тело. Видимо, Жаклин вскочила прямо с кровати.
Схватив ее за плечи, Пат поймала себя на ощущении досады – если с маленькой француженкой действительно плохо, то пропала вся цельность встречи с Мэтом, а то и вообще полночи. Она мельком глянула на часы. Было без десяти одиннадцать, Мэт уже минут пятнадцать мог быть здесь…
А Жаклин трясло, как в лихорадке, и в ее глазах, наполненных непроливающимися слезами, застыл ужас и, как показалось Пат, неуместная сейчас жалость.
– Что с тобой? – стараясь говорить спокойно и внятно, спросила она.
Но в ответ девушка только таращила круглые черные глаза, вцепившись в рукав дубленки Пат.
Вся эта истерика начинала очень не нравиться Патриции, и уже с силой тряхнув Жаклин, она крикнула ей прямо в ухо:
– Что случилось? Да говори же скорей, а то еще и воспаление легких подхватишь!
Но вместо ответа Жаклин взяла Пат за руку и потянула ее в дом. В последний раз с тоской оглянувшись и не увидев на улице ни одной машины, Пат покорно захлопнула за собой дверь.
В теплом холле посиневшая Жаклин, не обратив никакого внимания на поданную ей пушистую шаль, упала на первую ступеньку лестницы, продолжая тянуть Пат за руку, пока та не села рядом.
– Пати, – своим милым неправильным выговором как-то виновато начала она. – Пати, ты только не обижайся, то есть я хотела сказать, ты не думай, будто… В общем, – вдруг собралась она с духом, – ведь ты беременна, правда?
Разговор принимал совершенно неожиданный для Пат оборот, и она даже хотела возмутиться тем, что Жаклин сует свой точеный носик совсем не туда, куда следует, но не успела. Француженка заговорила снова, испуганно и сбивчиво.
– Ничего не видно, но, понимаешь, я тебя знаю с самого моего приезда сюда и… Девушки так наблюдательны по отношению к старшим подругам, а уж к таким, как ты, и подавно… И вот… я еще с осени заметила, что в тебе что-то изменилось. Там, на ТВ, все заняты собой, а я одна, и я вижу… А вчера я окончательно поняла, ведь у тебя стало такое лицо… такое, ну, словно ты ушла внутрь… – вдруг с неожиданной надеждой Жаклин выкрикнула: – Ну, скажи, что это неправда! Скажи!
«Она совсем потеряла голову, – подумала Пат. – С ней точно произошло что-то нехорошее». Но вслух устало ответила:
– Нет, это правда. Но какое отношение это имеет к тебе?
Жаклин в ужасе закрыла ладошкой рот и еле слышно забормотала сквозь стиснутые грязноватые пальчики:
– Ты, конечно, будешь потом ненавидеть меня за это, прогонишь от себя, но лучше я…
«Господи, неужели она тоже… И теперь придется выслушивать какую-нибудь душещипательную историю о соблазнившем ее подонке…» – Пат вдруг ощутила, как напряжение всего минувшего дня навалилось на нее свинцовой горой и теперь ей не хочется уже ничего, кроме чистой постели и хотя бы получаса покоя. Прикрыв глаза, она едва слышала, что говорит Жаклин. До нее доносились лишь какие-то бессмысленные обрывки фраз:
– …девять утра… дорога совсем обледенела… скорость… под Амерсфортом… не приходя в сознание… в половине пятого…
«Кто-то разбился на машине, – смутно догадалась, наконец, она. – Неужели кто-то из ее близких? Или этот самый соблазнитель? Кто же?» – Пат не заметила, как произнесла последние слова вслух.
И в ответ услышала имя, такое родное, такое чужое, так бессчетно и жарко повторяемое в ночах…
– Мэтью Вирц.
И Пат опрокинулась навзничь, ударившись затылком о каменные ступени.
* * *
Она пришла в себя от ледяной влажности снега, который Жаклин трясущимися руками клала ей на лоб и зачем-то на грудь. С трудом открыв глаза, Пат увидела прямо над собой наплывающий на нее почерневший душный потолок, и стала отталкивать чужие холодные руки.
– Уйди… – Непослушные губы едва разлеплялись. – Пусти. Я сейчас встану. К нему, я к нему…
– Но это в Голландии, Пати.
– В Голландии? Да, да… – В памяти всплыло шершавое, серое, как паук, слово «Амерсфорт». И от этого страшного, убившего ее жизнь слова Пат стала отчаянно закрываться руками.
– Боже мой, Боже мой, – причитала Жаклин. – Пати, тебе надо лечь и отключиться, надо какое-нибудь снотворное. Только я не знаю, не повредит ли малышу. Господи, да кому же позвонить!?
Пат не хватало воздуха, но ей удалось, наконец, встать, и теперь она стояла, покачиваясь, держась за оказавшиеся такими скользкими перила.
– Шерфорд… – прохрипела она. – Позвони ему. Он… он все знает. Телефон там, в кабинете. Дай, я сама…
Но силы снова оставили Пат, и она села прямо на пол. Ей казалось, что жизнь покидает ее, что и младенец умер в тот момент, как только она услышала о гибели Мэтью. Ее бросило в липкий пот ужаса, а руки помимо воли легли на живот, словно надеясь убедиться в обратном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70