Тело оказалось настолько изуродованным, что никто не мог с уверенностью сказать, кому оно принадлежит.
А я помню, как этот парень умирал. Мы служили в одном полку, и Томми оказался единственным моим земляком. Уоткинс считался счастливчиком, был всегда весел и беззаботен. Полоса везения, как известно, всегда кончается. Осторожность — это единственное чувство, которое человек может контролировать и совершенствовать день ото дня. Мы долго мучились, исходя потом и ругательствами, пытаясь извлечь Уоткинса из-под обломков скалы, которая похоронила под собой его и еще трех солдат. Смерть этих людей результат неосторожности и беззаботности, в которой был виноват он сам Томми взорвал шахту, и этот взрыв оказался для четырех человек последним.
Я помню, как мы укладывали в гроб его останки, стояли около него, разглядывали кровавое месиво из переломанных костей: зубы, торчавшие из-под краснобелой массы, вырванные волосы, безволосый скальп…
«Прощай, Томми Уоткинс, — прошептал я, — тебе надо было быть осторожнее».
У меня всегда были друзья среди солдат — этого нельзя избежать. Я научился сближаться с мужчинами и женщинами, которые, казалось, заботятся лишь о себе, и отдаляться от счастливчиков. Никому не захочется оказаться рядом с ними в тот самый момент, когда удача отвернется от них.
Родственники, наконец, после объятий и поцелуев угомонились, и мы, сев за стол, принялись за жирного теленка.
Наконец-то дома…
Но что это мелькнуло в глазах матери? Страх? Я успокоил себя, сославшись на шрамы.
Позднее они отвели меня в мою комнату, находящуюся в дальнем конце дома. Окно выходило на холм; из него открывался вид старого города. Сейчас там было темно, ни единого огонька, лишь тусклый, холодный блеск звезд и тень деревьев. Родственники улыбнулись мне, осторожно закрыли дверь и оставили меня наедине со своими мыслями. Я стоял в комнате, как громадный призрак, окруженный вещами, когда-то мне принадлежавшими.
Вот спортивные кубки из школы Чепел Хилл, завоеванные мною непосредственно перед Вторжением.
На стене у кровати висела большая фотография кинозвезды в полный рост, которую я в четырнадцать лет использовал для маструбации. Новейшая технология, примененная для ее изготовления, создавала для находящегося перед картиной зрителя иллюзию присутствия рядом с лживым человеком. Я уже и имени-то этой девки не помню, только знаю, что родители рассердились, когда я выменял такую «дрянь» на свой лучший охотничий нож. Отец предупреждал меня, что я очень пожалею об этом, когда сядут батарейки, так как из-за проблем, возникших в связи с Вторжением и последовавшими за ним бедами, трудно будет достать новые.
Но. к тому времени, когда они действительно сели, я уже встретил Алике, чье тело оказалось гораздо привлекательнее, чём синтетические груди и бедра кинозвезды.
Еще тогда, когда я должен был уехать, моя постель была уже коротка для меня, а сейчас для громилы, стоящего посреди комнаты, она выглядела просто скорлупкой. Я осторожно присел на краешек и прислушался к жалобному скрипу пружин. Но старая технология оказалась на высоте. Я сидел, пожирая глазами богиню своей юности, припоминая про. веденные с ней счастливые мгновения.
Она все еще сохранила свежесть тела, которое, как и в старые добрые времена, казалось, блестело от влаги.
Интересно, где они нашли новые батарейки, чтобы вернуть безымянную красавицу к жизни? Также меня интересовал вопрос, почему родные решили, что я буду рад вновь ее увидеть?
Напротив кровати висела полка с книгами. Названия были знакомы. Книги хотелось взять в руки и перечитать. Они размещались в установленном мною порядке, не по авторам, а по хронологии — в какой последовательности я читал их. Детские книги, детские авторы, такие, как Джоана Спайри, Джей Эй Генти и Кальвин Содерблом перемежались с юношескими произведениями раннего и позднего периода — Эдгар Раис Барроу, Марта Дарни. А те две действительно взрослые книги, что я только начал читать, будучи в выпускном классе, были поставлены в самый конец.
Я протянул руку и вытащил одну из книг Барроу, чье название и обложка привлекли внимание: «У недра Земли». Слегка сдавив книгу, я увидел, как почти обнаженная девушка на обложке повернулась ко мне, выпятив крупную грудь, обратив на меня свое изящное лицо, а в ее глазах застыла мольба.
Еще одно сжатие, и начался рассказ, повествующий о Девиде Инне и Эбнере Перри, механических игрушках, Пелицидаре, Махарсе и саготах, Диане Прекрасной и Ходже-Хитроу, Йазе Муне…
Я разжал пальцы и отложил книгу. Глядя прямо перед собой, попытался вспомнить, почему сиркарскую полицию называют саготами. Воспоминание, до этого хранящееся в недрах памяти, заставило меня снова обратиться к книге.
Мозг работает не какими-то таинственными, а, лучше сказать, скрытыми путями. Наш мозг представляет собой множество независимых сложных приспособлений, работающих вместе и взаимодействующих друг с другом посредством длинных Цепей событий, а наше сознание — это лишь иллюзия, сумма векторов всего, что делают наши мысли.
Мы не принадлежим этому миру, то есть не существуем, такие же нереальные, как и поппиты, что создали господ, которые, в свою очередь, явились завоевать нас и править нами, такие же нереальные, как и сами машины-повелители.
Когда открывается наконец правда, люди не хотят ей верить. Цивилизация господ создана кем? Жуками?
Это, конечно, не совсем верно, не жуками, а теми голубыми маленькими лягушками. Эволюция работала над ними в течение биллиона лет: жуки построили гнезда, создали приспособления, что, в свою очередь, создали более сложные механизмы, а те уже начали мыслить самостоятельно, избрав свой путь.
Это действительно трудно представить. Нам все же легче принять такую версию: разумные существа, как мы, создали господ, то есть машины, как своих paбoB, но однажды рабы взбунтовались и убили своих хозяев. Саберхаген назвал их берсеркерами, Шелли же назвал их монстрами.
Но Вселенная назвала эту силу расой господ — машины, вышедшие из-под контроля и ставшие королями над особями, создавшими их. Подходящий Бог, чтобы на судный день припомнить наши грехи.
Через некоторое время я разделся, выключил свет и улегся в свою маленькую постель, глядя на бледную, светящуюся в темноте богиню своего детства.
Сейчас она стояла в скромнейшей и невиннейшей из своих поз, приподняв одно колено и слегка уперевшись в другое, скрывая треугольник волос и сложив руки на груди, немного приподняв их.
Думая, что парень, продавший мне эту картину, не знал, что она умеет делать. Он запросил бы более высокую цену, если бы знал. Вытянув ногу, я дотронулся мыском до девушки, заставляя ее танцевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101