Речь идет о статистическом сборнике “Материальное благосостояние и культурный уровень населения Эстонской ССР” (488 стр.), вышедшем в свет в 1972 году. Статистический материал, содержащийся в сборнике, изложен в определенной системе, отвечающей следующей логической цепочке: “национальный доход - его распределение - формирование доходов населения - использование национального дохода - удовлетворение потребностей населения в различных продуктах и услугах”. Реализация этой логической последовательности потребовала осуществления дополнительных расчетов, углубленной проработки материалов баланса народного хозяйства, данных отраслевых статистик, группировок семейных бюджетов, собираемых выборочным методом, сопоставления фактических значений показателей с нормативными. Впервые были выполнены расчеты, отражающие процесс перехода от произведенного национального дохода к реальным доходам населения. В целом вся эта работа носила новаторский характер и позволила дать углубленный политико-экономический анализ уровня жизни населения в увязке с динамикой общественного производства и в разрезе основных социальных групп населения.
Данная работа была мною использована при подготовке кандидатской диссертации, которую я защитил в 1974 году.
Обращение к проблеме народного благосостояния не было случайным. Ведь смысл и эффективность любой общественной системы определяется тем, насколько полно она удовлетворяет потребности своих членов общества. И для меня было важно разобраться, как обстоят дела с этим у нас. Я продолжал поиск ответа на вопрос, что из себя представляет тот политико-экономический строй, в котором мы живем: социализм или государственный капитализм? Являлись ли функционеры партийно-государственного аппарата распорядителями общественной собственности или же стали новым классом собственников, как это утверждали и утверждают до сих пор некоторые теоретики?
На мой взгляд, не стали. Во-первых, они не осуществляли присвоения общественной собственности в процессе ее воспроизводства. Каждый чиновник получал точно фиксированный доход в форме заработной платы, премий, различных льгот. Никакого другого личного участия в распределении национального дохода они не принимали. Конечно, номенклатура в СССР пользовалась некоторыми льготами, но все это не делало ее субъектом собственности. Она им не принадлежала. Функционеры были чиновниками аппарата, но никак не владельцами общественной собственности, носившей форму государственной собственности. Во-вторых, пребывание того или иного лица в составе партийно-государственного аппарата определялось не его несуществующими правами собственника, а лишь его к а р ь е р о й. Успех служебной карьеры зависел от способностей, эрудиции, опыта, личных связей, умения держать нос по ветру и массы других субъективных факторов, но никак не отношением к объекту собственности.
Партийно-государственный аппарат выполнял в государстве функцию управления, т.е. делал обычную необходимую для общества работу, как и представители любых других профессий в рамках общественного разделения труда. Точно так же, как, например, командир воздушного лайнера и члены его экипажа управляют им, не становясь в результате выполнения этой функции собственниками самолета.
Придя к однозначному выводу о том, что в лице функционеров партийно-государственного аппарата мы не имеем собственников общественной собственности, я задался вопросом, а не является ли аппарат в целом таким субъектом собственности, безотносительно к его отдельно взятым функционерам?
Анализ показал, что государство в СССР, безусловно, путем выработанной аппаратом экономической политики влияло и притом существенно на процесс производства, распределения и потребления национального дохода. Однако при выработке этой политики он руководствовался определенной идеологией, но не экономическими интересами своего воспроизводства. Короче говоря, действовали определенные объективные закономерности в сфере развития производительных сил, в процессе расширенного воспроизводства общественного богатства, в сфере экономических отношений индивидуумов, которые не были подвластны аппарату управления. Он, обладая монопольным правом на выработку экономической политики, мог варьировать свои действия в рамках объективных законов, но не более. Если же аппарат управления игнорировал эти законы, выходя за пределы их действия, т.е. правил в о л ю н т а р и с т с к и, то вскоре он обнаруживал все негативные последствия своих ошибочных решений и вынужден был отступать, меняя курс.
Придя к таким выводам, я убедился в том, что мы имеем дело с совершенно новой формацией со своей специфической системой закономерностей и имя ей социализм, а не государственный капитализм.
Далее в повестку дня встали вопросы познания этой новой системы экономических и политических закономерностей. Если главной категорией предшествующей формации является капитал, то что теперь пришло ему на смену? И я пришел к выводу, что доминирующей категорией новой формации является потребность. Этим и объяснялся мой повышенный интерес к проблеме народного благосостояния, чему и была посвящена тема моей кандидатской диссертации, написанием которой я, собственно, и завершил свою карьеру в органах государственной статистики.
Текст диссертации я написал практически за два месяца, когда учился в 1974 году в Москве на так называемых “косыгиновских курсах” - в Институте управления народным хозяйством. Защищался в Центральном экономико - математическом институте (ЦЭМИ). Самой трудной была первая теоретическая глава, посвященная анализу понятия “народное благосостояние”, проблеме т.н. необходимого и прибавочного продукта при социализме и закону распределения и формирования доходов населения. Она была трудной не только в написании, но и в отстаивании ее положений, как при предварительном их обсуждении с моим научным руководителем Н.Римашевской, так и во время защиты диссертации. Новизна теоретического подхода вызвала массу возражений у ортодоксальных оппонентов и я благодарен С.Шаталину за решительную поддержку моих идей в ходе обсуждения диссертации.
Здесь, пожалуй, на время нужно прервать повествование и объясниться по одному злободневному вопросу.
Сегодня, когда на развалинах СССР реставрирован капитализм, одни во всю проклинают недавнее социалистическое прошлое, другие же тоскуют по нему. В чем причины столь противоположных настроений и оценок? Ответ надобно искать в глубоких противоречиях, которые были присущи обществу, существовавшему в СССР, а также в условиях и истории его развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Данная работа была мною использована при подготовке кандидатской диссертации, которую я защитил в 1974 году.
Обращение к проблеме народного благосостояния не было случайным. Ведь смысл и эффективность любой общественной системы определяется тем, насколько полно она удовлетворяет потребности своих членов общества. И для меня было важно разобраться, как обстоят дела с этим у нас. Я продолжал поиск ответа на вопрос, что из себя представляет тот политико-экономический строй, в котором мы живем: социализм или государственный капитализм? Являлись ли функционеры партийно-государственного аппарата распорядителями общественной собственности или же стали новым классом собственников, как это утверждали и утверждают до сих пор некоторые теоретики?
На мой взгляд, не стали. Во-первых, они не осуществляли присвоения общественной собственности в процессе ее воспроизводства. Каждый чиновник получал точно фиксированный доход в форме заработной платы, премий, различных льгот. Никакого другого личного участия в распределении национального дохода они не принимали. Конечно, номенклатура в СССР пользовалась некоторыми льготами, но все это не делало ее субъектом собственности. Она им не принадлежала. Функционеры были чиновниками аппарата, но никак не владельцами общественной собственности, носившей форму государственной собственности. Во-вторых, пребывание того или иного лица в составе партийно-государственного аппарата определялось не его несуществующими правами собственника, а лишь его к а р ь е р о й. Успех служебной карьеры зависел от способностей, эрудиции, опыта, личных связей, умения держать нос по ветру и массы других субъективных факторов, но никак не отношением к объекту собственности.
Партийно-государственный аппарат выполнял в государстве функцию управления, т.е. делал обычную необходимую для общества работу, как и представители любых других профессий в рамках общественного разделения труда. Точно так же, как, например, командир воздушного лайнера и члены его экипажа управляют им, не становясь в результате выполнения этой функции собственниками самолета.
Придя к однозначному выводу о том, что в лице функционеров партийно-государственного аппарата мы не имеем собственников общественной собственности, я задался вопросом, а не является ли аппарат в целом таким субъектом собственности, безотносительно к его отдельно взятым функционерам?
Анализ показал, что государство в СССР, безусловно, путем выработанной аппаратом экономической политики влияло и притом существенно на процесс производства, распределения и потребления национального дохода. Однако при выработке этой политики он руководствовался определенной идеологией, но не экономическими интересами своего воспроизводства. Короче говоря, действовали определенные объективные закономерности в сфере развития производительных сил, в процессе расширенного воспроизводства общественного богатства, в сфере экономических отношений индивидуумов, которые не были подвластны аппарату управления. Он, обладая монопольным правом на выработку экономической политики, мог варьировать свои действия в рамках объективных законов, но не более. Если же аппарат управления игнорировал эти законы, выходя за пределы их действия, т.е. правил в о л ю н т а р и с т с к и, то вскоре он обнаруживал все негативные последствия своих ошибочных решений и вынужден был отступать, меняя курс.
Придя к таким выводам, я убедился в том, что мы имеем дело с совершенно новой формацией со своей специфической системой закономерностей и имя ей социализм, а не государственный капитализм.
Далее в повестку дня встали вопросы познания этой новой системы экономических и политических закономерностей. Если главной категорией предшествующей формации является капитал, то что теперь пришло ему на смену? И я пришел к выводу, что доминирующей категорией новой формации является потребность. Этим и объяснялся мой повышенный интерес к проблеме народного благосостояния, чему и была посвящена тема моей кандидатской диссертации, написанием которой я, собственно, и завершил свою карьеру в органах государственной статистики.
Текст диссертации я написал практически за два месяца, когда учился в 1974 году в Москве на так называемых “косыгиновских курсах” - в Институте управления народным хозяйством. Защищался в Центральном экономико - математическом институте (ЦЭМИ). Самой трудной была первая теоретическая глава, посвященная анализу понятия “народное благосостояние”, проблеме т.н. необходимого и прибавочного продукта при социализме и закону распределения и формирования доходов населения. Она была трудной не только в написании, но и в отстаивании ее положений, как при предварительном их обсуждении с моим научным руководителем Н.Римашевской, так и во время защиты диссертации. Новизна теоретического подхода вызвала массу возражений у ортодоксальных оппонентов и я благодарен С.Шаталину за решительную поддержку моих идей в ходе обсуждения диссертации.
Здесь, пожалуй, на время нужно прервать повествование и объясниться по одному злободневному вопросу.
Сегодня, когда на развалинах СССР реставрирован капитализм, одни во всю проклинают недавнее социалистическое прошлое, другие же тоскуют по нему. В чем причины столь противоположных настроений и оценок? Ответ надобно искать в глубоких противоречиях, которые были присущи обществу, существовавшему в СССР, а также в условиях и истории его развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48