– Уикс включает изображение снова. – Как узнать, симулирует ли женщина оргазм?
– Не знаю, – говорит Позитано, – а как?
– Кого это волнует? – отвечает Уикс и смеется. – Недурно, а? Австралийская шутка. Кого это волнует?…
Но Фрэнка Дербана, наблюдающего за телами на экране, волнует. И очень.
Потом они лежат на полу, слишком изнеможенные, чтобы перебраться на кровать, словно пьяные, среди разбросанной одежды.
– Я хочу сказать тебе кое-что, – мягко произносит он.
– Что?
– Помнишь, ты спрашивала о моей жене?
Полицейские внизу умолкают и теснятся у экрана.
Он переворачивается на живот, осторожно касается ее соска, вертит его в разные стороны, словно она приемник, который нужно настроить на определенную, ускользающую волну.
– Если смерть Стеллы научила меня чему-то – оставила во мне что-то, – это ужас перед секретами.
Она говорит, глядя в потолок:
– У тебя есть какой-то секрет?
– Да, – отвечает он. – Всего один.
Она ждет, как ее учили. Молчание – лучший способ добиться ответа.
– Клэр, я должен сделать признание, – начинает он. – Как только мы познакомились…
Кажется ей, или она слышит осторожные шаги у двери, щелчки опускаемых предохранителей, потрескивание рации, торопливо спрятанной под одежду?
– Подожди, – просит она. Надо дать им время занять нужное положение. – Мне хочется пить.
Она встает нагишом и идет в ванную комнату. Лицо, глядящее из зеркала, представляет собой маску. Она открывает кран и умывается.
– Так, – говорит она, снова ложась рядом с ним. – Что ты хочешь мне сказать?
– Мне нужно… думаю, тебе следует это знать… – Он смотрит на ее руки. – У тебя гусиная кожа.
– Я прекрасно себя чувствую, – шепчет она. – Продолжай.
– Я хочу сказать, что влюбляюсь в тебя.
Воздух вырывается из легких Клэр невольным, долгим вздохом благодарности и облегчения.
Глава двадцать седьмая
Второй раз нежнее, ласковее. Он входит в нее очень медленно, положив руку ей под голову и неотрывно глядя в глаза.
Его глаза напоминают ей фотографии туманностей в космосе, зеленую фосфоресценцию, превращающуюся вблизи в тени и полоски света.
Клэр осознает, что он стремится не кончить сам, а заставить ее кончить, потерять над собой контроль, раскрыться перед ним. Мысль об оргазме под таким пристальным наблюдением пугает Клэр. Она пытается спрятаться от него, расстроить его план, не допустить этого кризиса, но лишь приближает его. Настав, он захлестывает ее волной, швыряет, вертит в бурунах, и, кажется, целую вечность она во власти стихии, хнычущая, стонущая жертва кораблекрушения, ее лицо забрызгано слюной и мокротой.
Он кивает, неторопливо, словно она наконец открыла ему правду.
Потом он несет ее в ванную комнату и методично моет, намыливая каждую ложбинку тела, его пальцы зондируют складки ее кожи. Льет шампунь ей на волосы, втирает его пальцами. Она смотрит в зеркало. Ее голова вся в пене, словно меренга.
Он опускает покрытую пеной руку к ее междуножью, моет его так же, как голову, раздвигает губы мыльными пальцами и вновь находит ее клитор. От мыла его жжет, и она стонет, просит, чтобы он перестал. Он утихомиривает ее, заставив подняться на вершину блаженства с ним еще раз.
Опрос проходит спокойно. Клэр догадывается, что Фрэнк и Конни избегают ее взгляда по разным причинам.
На улице какая-то машина, сигналя, протискивается среди потока движения в утренние часы пик. Под окном рычит и шипит самосвал, потом едет дальше. Она сидит, играя пальцами с волосами, и вполуха слушает разговор о какой-то Клэр Роденберг.
– Нам нужно совершенно четко уяснить, – говорит Конни, – чего мы хотим достичь и как собираемся контролировать события, чтобы добиться цели. Мы надеялись на признание в беседе под одеялом, этого не случилось. Сомнительно, чтобы последующая беседа дала больше сведений.
– Что у тебя на уме, Конни? – спрашивает Фрэнк.
Клэр, вертя стакан на столе, наблюдает, как солнечные лучи преломляются в нем. Диск света на потолке превращается в эллипс, в овал, потом вновь становится диском. Опускает взгляд. Конни все еще говорит, но глаза полицейского устремлены на нее, Клэр. Она упорно глядит в них, пока он не отводит взгляда.
– Как вам известно, у меня были сомнения относительно пути, которым идем. Однако если уж мы его избрали, то нужно решить, как использовать наилучшим образом эти определенные пылкие отношения.
– Что ты предлагаешь?
– Думаю, следует изменить сценарий. Кристиан требует полной преданности, полной покорности. Если он убийца, то потому, что считает себя преданным женщинами. Предлагаю создать у него впечатление, что Клэр относится к нему, как и он к ней, а потом пусть она предаст его.
Наступает недолгое, ошеломленное молчание.
– То есть с другим мужчиной? – удивленно спрашивает Клэр. – Хочешь заставить Кристиана думать, что я ему неверна?
– А почему нет? Если он так увлекся тобой, как кажется, то захочет мести. Для обычного человека месть может принять форму пощечины или потока брани. Если он убийца, то попытается лишить тебя жизни.
– Очень рискованная стратегия, – усмехается Фрэнк.
Конни пожимает плечами:
– Фрэнк, ты игрок в покер. Ставки слишком высоки для тебя?
– Нет, конечно, – отвечает он.
– Для него тоже. Вот и будем повышать их, пока кто-то не спасует.
– Повременим, – негромко произносит Клэр.
– Что-что? – спрашивает Конни.
– Повременим. Не будем делать этого. Слишком рано, Он… еще не влюбился в меня по-настоящему. Потом влюбится сильнее.
– Клэр права, – замечает Фрэнк, поднимаясь. – Надо дать ему еще времени, пусть втрескается окончательно. А если за этот срок будет установлена его вина или невиновность, мы избежим потенциально опасного для Клэр конфликта. Конни, пусть она действует как знает, хотя бы еще несколько дней.
В тот вечер Клэр звонит Брайану и говорит, что ненадолго уезжает. Срочно потребовалась замена заболевшей актрисе.
Глава двадцать восьмая
Харолд Д. Хопкинс, владелец и директор кроссуэйской похоронной конторы, смотрит на молодого человека и спрашивает:
– А еще где ты работал, Гленн?
Гленн Ферниш вежливо отвечает:
– Сэр, после того как я получил аттестат оператора, работал в Хьюстоне, Сан-Антонио и Нью-Йорке. Кроме того, в нескольких европейских конторах. Их я не указал в автобиографии, решив, что это несущественный профессиональный опыт.
– Насколько я понимаю, там хоронят по-другому.
– В преимущественно протестантских странах, да, сэр. Там нет традиции бальзамирования, тем более косметологии. Как увидите из моей автобиографии, косметология – основная область моего профессионального интереса.
– Хорошо, – кивает Харолд.
Ему нравится этот молодой человек, его негромкий, серьезный голос. Нравится, что он пришел на эту встречу в черном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Не знаю, – говорит Позитано, – а как?
– Кого это волнует? – отвечает Уикс и смеется. – Недурно, а? Австралийская шутка. Кого это волнует?…
Но Фрэнка Дербана, наблюдающего за телами на экране, волнует. И очень.
Потом они лежат на полу, слишком изнеможенные, чтобы перебраться на кровать, словно пьяные, среди разбросанной одежды.
– Я хочу сказать тебе кое-что, – мягко произносит он.
– Что?
– Помнишь, ты спрашивала о моей жене?
Полицейские внизу умолкают и теснятся у экрана.
Он переворачивается на живот, осторожно касается ее соска, вертит его в разные стороны, словно она приемник, который нужно настроить на определенную, ускользающую волну.
– Если смерть Стеллы научила меня чему-то – оставила во мне что-то, – это ужас перед секретами.
Она говорит, глядя в потолок:
– У тебя есть какой-то секрет?
– Да, – отвечает он. – Всего один.
Она ждет, как ее учили. Молчание – лучший способ добиться ответа.
– Клэр, я должен сделать признание, – начинает он. – Как только мы познакомились…
Кажется ей, или она слышит осторожные шаги у двери, щелчки опускаемых предохранителей, потрескивание рации, торопливо спрятанной под одежду?
– Подожди, – просит она. Надо дать им время занять нужное положение. – Мне хочется пить.
Она встает нагишом и идет в ванную комнату. Лицо, глядящее из зеркала, представляет собой маску. Она открывает кран и умывается.
– Так, – говорит она, снова ложась рядом с ним. – Что ты хочешь мне сказать?
– Мне нужно… думаю, тебе следует это знать… – Он смотрит на ее руки. – У тебя гусиная кожа.
– Я прекрасно себя чувствую, – шепчет она. – Продолжай.
– Я хочу сказать, что влюбляюсь в тебя.
Воздух вырывается из легких Клэр невольным, долгим вздохом благодарности и облегчения.
Глава двадцать седьмая
Второй раз нежнее, ласковее. Он входит в нее очень медленно, положив руку ей под голову и неотрывно глядя в глаза.
Его глаза напоминают ей фотографии туманностей в космосе, зеленую фосфоресценцию, превращающуюся вблизи в тени и полоски света.
Клэр осознает, что он стремится не кончить сам, а заставить ее кончить, потерять над собой контроль, раскрыться перед ним. Мысль об оргазме под таким пристальным наблюдением пугает Клэр. Она пытается спрятаться от него, расстроить его план, не допустить этого кризиса, но лишь приближает его. Настав, он захлестывает ее волной, швыряет, вертит в бурунах, и, кажется, целую вечность она во власти стихии, хнычущая, стонущая жертва кораблекрушения, ее лицо забрызгано слюной и мокротой.
Он кивает, неторопливо, словно она наконец открыла ему правду.
Потом он несет ее в ванную комнату и методично моет, намыливая каждую ложбинку тела, его пальцы зондируют складки ее кожи. Льет шампунь ей на волосы, втирает его пальцами. Она смотрит в зеркало. Ее голова вся в пене, словно меренга.
Он опускает покрытую пеной руку к ее междуножью, моет его так же, как голову, раздвигает губы мыльными пальцами и вновь находит ее клитор. От мыла его жжет, и она стонет, просит, чтобы он перестал. Он утихомиривает ее, заставив подняться на вершину блаженства с ним еще раз.
Опрос проходит спокойно. Клэр догадывается, что Фрэнк и Конни избегают ее взгляда по разным причинам.
На улице какая-то машина, сигналя, протискивается среди потока движения в утренние часы пик. Под окном рычит и шипит самосвал, потом едет дальше. Она сидит, играя пальцами с волосами, и вполуха слушает разговор о какой-то Клэр Роденберг.
– Нам нужно совершенно четко уяснить, – говорит Конни, – чего мы хотим достичь и как собираемся контролировать события, чтобы добиться цели. Мы надеялись на признание в беседе под одеялом, этого не случилось. Сомнительно, чтобы последующая беседа дала больше сведений.
– Что у тебя на уме, Конни? – спрашивает Фрэнк.
Клэр, вертя стакан на столе, наблюдает, как солнечные лучи преломляются в нем. Диск света на потолке превращается в эллипс, в овал, потом вновь становится диском. Опускает взгляд. Конни все еще говорит, но глаза полицейского устремлены на нее, Клэр. Она упорно глядит в них, пока он не отводит взгляда.
– Как вам известно, у меня были сомнения относительно пути, которым идем. Однако если уж мы его избрали, то нужно решить, как использовать наилучшим образом эти определенные пылкие отношения.
– Что ты предлагаешь?
– Думаю, следует изменить сценарий. Кристиан требует полной преданности, полной покорности. Если он убийца, то потому, что считает себя преданным женщинами. Предлагаю создать у него впечатление, что Клэр относится к нему, как и он к ней, а потом пусть она предаст его.
Наступает недолгое, ошеломленное молчание.
– То есть с другим мужчиной? – удивленно спрашивает Клэр. – Хочешь заставить Кристиана думать, что я ему неверна?
– А почему нет? Если он так увлекся тобой, как кажется, то захочет мести. Для обычного человека месть может принять форму пощечины или потока брани. Если он убийца, то попытается лишить тебя жизни.
– Очень рискованная стратегия, – усмехается Фрэнк.
Конни пожимает плечами:
– Фрэнк, ты игрок в покер. Ставки слишком высоки для тебя?
– Нет, конечно, – отвечает он.
– Для него тоже. Вот и будем повышать их, пока кто-то не спасует.
– Повременим, – негромко произносит Клэр.
– Что-что? – спрашивает Конни.
– Повременим. Не будем делать этого. Слишком рано, Он… еще не влюбился в меня по-настоящему. Потом влюбится сильнее.
– Клэр права, – замечает Фрэнк, поднимаясь. – Надо дать ему еще времени, пусть втрескается окончательно. А если за этот срок будет установлена его вина или невиновность, мы избежим потенциально опасного для Клэр конфликта. Конни, пусть она действует как знает, хотя бы еще несколько дней.
В тот вечер Клэр звонит Брайану и говорит, что ненадолго уезжает. Срочно потребовалась замена заболевшей актрисе.
Глава двадцать восьмая
Харолд Д. Хопкинс, владелец и директор кроссуэйской похоронной конторы, смотрит на молодого человека и спрашивает:
– А еще где ты работал, Гленн?
Гленн Ферниш вежливо отвечает:
– Сэр, после того как я получил аттестат оператора, работал в Хьюстоне, Сан-Антонио и Нью-Йорке. Кроме того, в нескольких европейских конторах. Их я не указал в автобиографии, решив, что это несущественный профессиональный опыт.
– Насколько я понимаю, там хоронят по-другому.
– В преимущественно протестантских странах, да, сэр. Там нет традиции бальзамирования, тем более косметологии. Как увидите из моей автобиографии, косметология – основная область моего профессионального интереса.
– Хорошо, – кивает Харолд.
Ему нравится этот молодой человек, его негромкий, серьезный голос. Нравится, что он пришел на эту встречу в черном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66