ее голос дрогнул, а из глаз хлынули слезы.
Эта безмерная печаль, казалось, явилась неизвестно откуда, и, когда Фредерик заключил Порцию в объятия, она не смогла отказаться от утешения и позволила себе покоиться в его тепле и купаться в сочувствии.
Боже милостивый! Как давно она не позволяла себе поддаться искушению и дать кому-нибудь утешить себя.
Это было так давно, с тех самых пор она одна боролась с превратностями судьбы…
Фредерик на мгновение прикрыл глаза, крепче прижимая к себе дрожащую Порцию.
В это мгновение он даже пожалел, что вызвал ее на откровенность и пробудил столь болезненные воспоминания. Она достаточно страдала и без того, чтобы бередить прошлое и вспоминать прежние потери и предательство. Ее признания ничего не могли изменить в этом прошлом.
Но по мере того как поток слез Порции начал иссякать, он почувствовал острую радость от того, что она проявила к нему доверие. Наконец-то воздвигнутые ею бастионы пали, и она позволила ему заглянуть в свое сердце.
Что бы ни сулило будущее, Фредерик решил, что позаботится о том, чтобы она никогда не утратила веру в него.
– Ш-ш! Я здесь, дорогая, – зашептал он, и его губы легко коснулись ее виска.
– Не знаю, что со мной, – пробормотала она. – Я никогда не плачу.
Фредерик охотно поверил ей. Многие женщины используют слезы в качестве оружия, но Порция видела в них всего лишь проявление слабости.
– Почему вы держали в тайне появление ребенка? – спросил он, скорее удивленный, чем потрясенный.
Отстранившись, Порция вытерла щеки платком и громко высморкалась. Фредерик почувствовал, что сердце его тает от нежности при виде ее слипшихся мокрых ресниц и покрасневшего носа. Она казалась юной, уязвимой и восхитительно желанной.
– Я долго была больна, а когда наконец почувствовала себя настолько хорошо, чтобы встать с постели, то поняла, что никто из соседей не знал, что я ношу ребенка, – призналась она. – Только Томас и Куин.
– А они были слишком преданными людьми, чтобы сплетничать?
– Именно так. Томас решил, что лучше не упоминать о ребенке, и так наш брак был заключен поспешно, и это у многих вызвало удивление. – Она снова высморкалась, и взгляд ее обратился к деревянному кресту. – Он похоронил Розалинду здесь, чтобы я могла ее навещать.
Фредерик крепче обвил руками ее стройный стан, надеясь как-то облегчить снедавшую ее скорбь.
– И вы приходите сюда каждое утро?
– Почти каждое, – призналась она. – Здесь тихо и мирно, и я могу без помех приготовиться к хлопотному дню.
– И это все? – допытывался Фредерик.
– Что вы хотите сказать?
– Эта могила для вас вроде раки со святыми мощами, – тихо вымолвил он. – Как напоминание о том, что вы больше не та юная уязвимая девочка, какой были когда-то.
При этих его словах Порция замерла и попыталась вырваться из его объятий, чтобы с недоверием заглянуть ему в лицо.
– Мне достаточно посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что я больше не юная девушка, Фредерик, – ответила она, и он расслышал в ее голосе раздражение и намек на то, что она сказала все, что собиралась, и больше откровенничать с ним не намерена, да и сырое холодное утро к этому не располагало.
– Пошли. – Фредерик снова властно завладел ее рукой и повел к зданию гостиницы. – Здесь слишком холодно.
Они пошли обратно по узкой тропинке, тишину нарушал только свист ветра.
Фредерик старался держать Порцию крепко, но проникнуть в ее мрачные мысли не мог. Она поделится ими с ним, когда будет к этому готова, сурово одергивал он себя. А сегодня он и так долго ее расспрашивал.
Наконец Порция глубоко вздохнула, повернула голову и встретила его обеспокоенный взгляд.
– Кажется, вас не особенно возмутила моя исповедь.
При этих неожиданных словах он поднял брови:
– А вы думали, что я буду возмущен?
– Большинство джентльменов осудили бы меня.
– Я не принадлежу к большинству.
Ее губы дрогнули:
– Это верно.
– Кажется, вы забыли, Порция, что мать зачала меня без благословения церкви и без брачных обетов, – мягко напомнил он. – Но насколько мне стало известно, она была доброй и любящей женщиной, и я был бы счастлив назвать ее матерью. Вы такая же нежная и любящая, и Розалинда могла бы вами гордиться.
Она споткнулась. Дыхание со свистом вырвалось из ее груди, и Фредерику пришлось покрепче взять ее за руку, чтобы она не упала.
– О Боже! – выдохнула она. – Вы удивительный.
Он ответил недоумевающим смешком. Даже принимая во внимание все, что было в его мыслях, Фредерик не мог остаться равнодушным к ее словам. Он был польщен. Какому мужчине не приятно казаться удивительным в глазах красивой женщины?
– Неужели?
– Вы всегда находите точные слова и тем самым облегчаете мою душу. Я чувствую себя лучше.
– Это не просто слова, Порция, – сказал он, ловя и удерживая ее взгляд. – Если бы я мог избавить вас от боли, которую вас вынудили испытать, я бы это сделал, но вы ведь заверили меня, что именно страдания сделали вас той самой женщиной, какой я вас вижу сегодня. Он протянул к ней руку и провел ладонью по ее губам. – Вы – словно тонкий меч из закаленной стали.
Ее бледные щеки едва окрасил слабый румянец, и Порция ответила неуверенным смехом.
– Куин говорит, что я вроде мула, который топает вперед, стремясь добраться до морковки, хоть она и не того цвета, какой нужен.
– Конечно, это высказывание в духе вашего грума, хотя черт знает, что он хотел этим сказать.
– По правде говоря, и я не понимаю. – Она слабо пожала плечами. – Я полагаю, что это имеет отношение к моему намерению устроить жизнь по-своему.
– Или к вашему слепому упрямству. В ее глазах загорелся опасный огонь.
– Прошу прощения?
Фредерик улыбнулся, чувствуя себя счастливым, оттого что ее неугомонный дух взял верх над печалью:
– Удивительному и прекрасному упрямству.
Она попыталась скрыть смущение под напускной и не лишенной насмешливости мрачностью.
– Почему это любой джентльмен, отказывающийся покориться воле другого, считается просто твердым и решительным, а женщину охотно клеймят, называя упрямой?
– Будучи джентльменом решительным, я не намерен отвечать на подобные вопросы, – со свойственной ему осторожностью возразил он.
Они вышли из леса и оказались возле конюшен. Хотя было раннее утро, Фредерик понимал, что, как только Порция окажется в гостинице, нелегкие обязанности тотчас же поглотят ее внимание. Но он еще не был готов положить конец их встрече.
– Порция!
– Да?
– Вы придете ко мне в комнату?
От такого прямого вопроса у Порции перехватило дух, и все ее тело загорелось при мысли о его руках, срывающих с нее влажное шерстяное платье.
Этому искушению она была не в силах противостоять. Только сознание того, что все слуги заметят отсутствие хозяйки, помешало ей тотчас же броситься к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Эта безмерная печаль, казалось, явилась неизвестно откуда, и, когда Фредерик заключил Порцию в объятия, она не смогла отказаться от утешения и позволила себе покоиться в его тепле и купаться в сочувствии.
Боже милостивый! Как давно она не позволяла себе поддаться искушению и дать кому-нибудь утешить себя.
Это было так давно, с тех самых пор она одна боролась с превратностями судьбы…
Фредерик на мгновение прикрыл глаза, крепче прижимая к себе дрожащую Порцию.
В это мгновение он даже пожалел, что вызвал ее на откровенность и пробудил столь болезненные воспоминания. Она достаточно страдала и без того, чтобы бередить прошлое и вспоминать прежние потери и предательство. Ее признания ничего не могли изменить в этом прошлом.
Но по мере того как поток слез Порции начал иссякать, он почувствовал острую радость от того, что она проявила к нему доверие. Наконец-то воздвигнутые ею бастионы пали, и она позволила ему заглянуть в свое сердце.
Что бы ни сулило будущее, Фредерик решил, что позаботится о том, чтобы она никогда не утратила веру в него.
– Ш-ш! Я здесь, дорогая, – зашептал он, и его губы легко коснулись ее виска.
– Не знаю, что со мной, – пробормотала она. – Я никогда не плачу.
Фредерик охотно поверил ей. Многие женщины используют слезы в качестве оружия, но Порция видела в них всего лишь проявление слабости.
– Почему вы держали в тайне появление ребенка? – спросил он, скорее удивленный, чем потрясенный.
Отстранившись, Порция вытерла щеки платком и громко высморкалась. Фредерик почувствовал, что сердце его тает от нежности при виде ее слипшихся мокрых ресниц и покрасневшего носа. Она казалась юной, уязвимой и восхитительно желанной.
– Я долго была больна, а когда наконец почувствовала себя настолько хорошо, чтобы встать с постели, то поняла, что никто из соседей не знал, что я ношу ребенка, – призналась она. – Только Томас и Куин.
– А они были слишком преданными людьми, чтобы сплетничать?
– Именно так. Томас решил, что лучше не упоминать о ребенке, и так наш брак был заключен поспешно, и это у многих вызвало удивление. – Она снова высморкалась, и взгляд ее обратился к деревянному кресту. – Он похоронил Розалинду здесь, чтобы я могла ее навещать.
Фредерик крепче обвил руками ее стройный стан, надеясь как-то облегчить снедавшую ее скорбь.
– И вы приходите сюда каждое утро?
– Почти каждое, – призналась она. – Здесь тихо и мирно, и я могу без помех приготовиться к хлопотному дню.
– И это все? – допытывался Фредерик.
– Что вы хотите сказать?
– Эта могила для вас вроде раки со святыми мощами, – тихо вымолвил он. – Как напоминание о том, что вы больше не та юная уязвимая девочка, какой были когда-то.
При этих его словах Порция замерла и попыталась вырваться из его объятий, чтобы с недоверием заглянуть ему в лицо.
– Мне достаточно посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что я больше не юная девушка, Фредерик, – ответила она, и он расслышал в ее голосе раздражение и намек на то, что она сказала все, что собиралась, и больше откровенничать с ним не намерена, да и сырое холодное утро к этому не располагало.
– Пошли. – Фредерик снова властно завладел ее рукой и повел к зданию гостиницы. – Здесь слишком холодно.
Они пошли обратно по узкой тропинке, тишину нарушал только свист ветра.
Фредерик старался держать Порцию крепко, но проникнуть в ее мрачные мысли не мог. Она поделится ими с ним, когда будет к этому готова, сурово одергивал он себя. А сегодня он и так долго ее расспрашивал.
Наконец Порция глубоко вздохнула, повернула голову и встретила его обеспокоенный взгляд.
– Кажется, вас не особенно возмутила моя исповедь.
При этих неожиданных словах он поднял брови:
– А вы думали, что я буду возмущен?
– Большинство джентльменов осудили бы меня.
– Я не принадлежу к большинству.
Ее губы дрогнули:
– Это верно.
– Кажется, вы забыли, Порция, что мать зачала меня без благословения церкви и без брачных обетов, – мягко напомнил он. – Но насколько мне стало известно, она была доброй и любящей женщиной, и я был бы счастлив назвать ее матерью. Вы такая же нежная и любящая, и Розалинда могла бы вами гордиться.
Она споткнулась. Дыхание со свистом вырвалось из ее груди, и Фредерику пришлось покрепче взять ее за руку, чтобы она не упала.
– О Боже! – выдохнула она. – Вы удивительный.
Он ответил недоумевающим смешком. Даже принимая во внимание все, что было в его мыслях, Фредерик не мог остаться равнодушным к ее словам. Он был польщен. Какому мужчине не приятно казаться удивительным в глазах красивой женщины?
– Неужели?
– Вы всегда находите точные слова и тем самым облегчаете мою душу. Я чувствую себя лучше.
– Это не просто слова, Порция, – сказал он, ловя и удерживая ее взгляд. – Если бы я мог избавить вас от боли, которую вас вынудили испытать, я бы это сделал, но вы ведь заверили меня, что именно страдания сделали вас той самой женщиной, какой я вас вижу сегодня. Он протянул к ней руку и провел ладонью по ее губам. – Вы – словно тонкий меч из закаленной стали.
Ее бледные щеки едва окрасил слабый румянец, и Порция ответила неуверенным смехом.
– Куин говорит, что я вроде мула, который топает вперед, стремясь добраться до морковки, хоть она и не того цвета, какой нужен.
– Конечно, это высказывание в духе вашего грума, хотя черт знает, что он хотел этим сказать.
– По правде говоря, и я не понимаю. – Она слабо пожала плечами. – Я полагаю, что это имеет отношение к моему намерению устроить жизнь по-своему.
– Или к вашему слепому упрямству. В ее глазах загорелся опасный огонь.
– Прошу прощения?
Фредерик улыбнулся, чувствуя себя счастливым, оттого что ее неугомонный дух взял верх над печалью:
– Удивительному и прекрасному упрямству.
Она попыталась скрыть смущение под напускной и не лишенной насмешливости мрачностью.
– Почему это любой джентльмен, отказывающийся покориться воле другого, считается просто твердым и решительным, а женщину охотно клеймят, называя упрямой?
– Будучи джентльменом решительным, я не намерен отвечать на подобные вопросы, – со свойственной ему осторожностью возразил он.
Они вышли из леса и оказались возле конюшен. Хотя было раннее утро, Фредерик понимал, что, как только Порция окажется в гостинице, нелегкие обязанности тотчас же поглотят ее внимание. Но он еще не был готов положить конец их встрече.
– Порция!
– Да?
– Вы придете ко мне в комнату?
От такого прямого вопроса у Порции перехватило дух, и все ее тело загорелось при мысли о его руках, срывающих с нее влажное шерстяное платье.
Этому искушению она была не в силах противостоять. Только сознание того, что все слуги заметят отсутствие хозяйки, помешало ей тотчас же броситься к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73