– Ты сказал: «Полагаю, мы…», – напомнила ему Эдвига. – Что ты хотел сказать, милый? Я что-то не расслышала толком.
– Э-э-э… Хм-м… Я разве сказал такое?
– Сказал.
– Да, верно. Я полагаю… полагаю, мы должны пожениться.
– Ох, мой милый… – Она вновь легла рядом и с ласковой улыбкой посмотрела на озадаченное лицо сержанта, над которым раскачивались ветви заснеженной ольхи. – Любимый, я опасалась, что ты не сочтешь меня достойной… Конечно, я согласна, согласна! Ты – самый сильный и красивый мужчина на свете, и я говорю: да, да, да!
Моркар невольно пошарил руками по снегу, но не нашел, понятное дело, ни одного зловредного насекомого, которого он сейчас с удовольствием раздавил бы между пальцами.
– Я поговорю с лордом Брианом Фитцем, – глухо сказал он, отведя взгляд в сторону, чтобы не видеть сияющих глаз своей подруги, – и попрошу твоей руки. Мы поженимся, когда он разрешит.
– Да, – послушно сказала она. – Как скажешь, мой будущий супруг и повелитель.
Элиза искренне порадовалась за Эдвигу. Увы, это все, что она могла, поскольку уже смирилась с тем, что они с Брианом не смогут иметь детей. Так угодно Господу, с тоской заключила она, хотя не могла понять – почему. Почему?!
Необъявленная война постепенно разгоралась. Королевские войска захватили несколько малозначительных замков, в то время как восставшие бароны засыпали письмами Матильду, Готфрида и графа Роберта с одним и тем же вопросом: когда же они вторгнутся в Англию? Послания эти оставались без ответа, так же как и письмо Элизы к императрице. Год шел к концу, завалив землю глубоким снегом, и остановился передохнуть лишь перед самым Рождеством.
К этому времени епископ Генри вернулся в страну. Он проделал немалый путь через Нормандию и Италию, где в Риме встретился с папой Иннокентием II. Из Ватикана он вышел с довольной улыбкой и папской грамотой, удостоверяющей его назначение на должность архиепископа Кентерберийского. Он полагал, что, узнав об этом, Стефан и его супруга устроят ему холодный прием, но его это мало волновало. В декабре и так морозно.
Двадцать четвертого декабря епископ находился в соборе Святого Павла в Лондоне, посвящая в духовный сан юных дьяконов.
В нескольких милях отсюда, в Винчестере, король и королева держали секретный совет с видными баронами и членами высшего духовенства и постановили: назначить на должность архиепископа в Кентербери аббата Теобальда, человека вполне достойного, правда, почти глухого. Когда совет закончился, король обратился к Теобальду с поздравлениями, но тот в ответ лишь удивленно поднял брови и приложил ладонь к уху:
– Ваше величество обращается ко мне? А что случилось?
Когда один из слуг епископа Генри сообщил ему эту весть, епископ покинул собор посреди службы и, вскочив на коня, помчался в Винчестер к себе во дворец. Здесь его ждала другая неприятность – его любимый павлин сдох. Обезумевшая от горя пава носилась по снегу.
– Что нам делать, лорд епископ? – озабоченно спросил слуга. – Она, бедняжка, бегает по вольеру, натыкаясь на сетку, словно ослепнув. Она может пораниться.
– Приведи ее во дворец, – устало ответил Генри. – В мою спальню. Мы утешим друг друга. – Поймав удивленный взгляд слуги, он усмехнулся. – Не беспокойся. Я не собираюсь делать ничего противоестественного. Она потеряла супруга, а я – брата. У нас много общего.
Отпустив слугу, он подошел к толстой свече, окольцованной линиями, каждая из которых соответствовала определенному часу.
– Рождество уже наступило, – прошептал он. – Бог простит нам наши грехи.
Новый год принес множество мелких стычек двух враждующих группировок, ряд незначительных побед, которые ничего не решали.
В Уоллингфорде жизнь шла своим чередом. Эдвига и Моркар поженились в феврале, а в июне служанка родила сына. Она назвала его Элдером (что означает «ольха»), это вызвало немало ухмылок у солдат гарнизона, хотя они благоразумно воздерживались от своих догадок в присутствии сержанта. Они слышали, что лорд Бриан Фитц хочет со временем сделать его констеблем вместо стареющего Варана. Пока шестидесятилетний плосконосый саксонец оставался крепким как дуб и по-прежнему превосходил силой любого воина гарнизона, но рано или поздно он скажет барону, что устал, и тогда наступил время Моркара.
Понятно, что солдаты с особым интересом стали посматривать на молодого сержанта. Немало удивили их происшедшие в нем перемены. Поначалу они решили, что всему причиной его женитьба, но это объясняло далеко не все. Моркар слегка располнел, перестал раздраженно кричать по всякому поводу, предпочитая теперь что-то тихо бурчать себе под нос. Не сразу, но обитатели замка Уоллингфорда поняли: Моркар старался быть во всем похожим на констебля Варана .
Моркар проводил много времени с Вараном, поражая констебля своей неизвестно откуда взявшейся сдержанностью и понятливостью. Мускулы молодого воина крепли с каждым днем, тело наливалось силой, и даже голос стал басистей. Издали его порой принимали за Каменную Башку. Взгляд его становился таким же требовательным и цепким, как у ветерана крестовых походов, так что бывшие солдаты-приятели уже не решались дружески похлопывать его по спине.
Эдвига быстро ощутила на себе перемену отношения к ее мужу. Прежде с ней никогда так вежливо не раскланивались, так искренне не приветствовали. Поначалу она была ошеломлена этим, но вскоре поняла, что такое радушие, скорее, адресуется не Эдвиге, а жене Моркара. Но все равно ей было приятно.
Эрнард сидел в таверне и, потягивая кружку эля, размышлял, уйти или остаться, чтобы еще послушать пьяные разговоры местных завсегдатаев и еще раз увидеть очаровательные глазки игривой служанки. Увы, он приехал в Оксфорд не за этим. Он расплатился и не без сожаления вышел на узкую улочку, проходившую вдоль берега Темзы. Здесь же, фасадами к воде, располагались несколько подобных заведений. Его лошадь и повозка были там, где он их оставил, и нанятый им мальчишка все еще сидел, прислонившись к одному из колес. Увидев Эрнарда, он вскочил на ноги и приветствовал его, забавно глотая слоги:
– Я не отходил отсюда, господин, с тех пор, как вы ушли. Я не голоден, один мой приятель принес мне немного хлеба, и я ни разу не оставил повозку. Все цело, слава Богу.
– Да, я вижу. Мы договорились о плате в один пенни, верно?
– Так вы сами сказали, господин.
Эрнард кивнул, достал две монеты из кошелька, вынув нож, он разрубил одну из них на две половинки. Протянув мальчишке полторы пенни, оставшиеся полмонеты спрятал вновь в кошелек.
– Добавляю полпенни за твою честность и за съеденный тобой хлеб.
Мальчик усмехнулся и спрятал монеты в карман.
– Если вы снова поедете в Оксфорд, господин, вы всегда найдете меня здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87