Вдруг услышал какой-то шорох и обернулся. В дверях, завернувшись в купальную простыню, стояла босая Джоан. И неотрывно глядела на меня.
Я выронил кружевную сорочку, которую держал в руках, и пробормотал:
– Нервы… извини… я так взвинчен… увидимся вечером.
И, спотыкаясь на каждом шагу, пошел к двери. В зеркале, укрепленном на внутренней стороне открытой дверцы платяного шкафа, я еще раз увидел Джоан. С ее тела на пол капало. Она смотрела мне вслед. И вдруг ее губы сложились в улыбку триумфа.
17
И что же произошло? Вообще ничего.
Нет, кое-что все же произошло.
На следующий день Шерли сказала мне в павильоне:
– У тебя с Джоан была ссора?
– С чего ты взяла?
– Она намекнула. Сказала, что ты вел себя как безумный.
– Она получила письмо из американской уголовной полиции и отрицает это.
– Откуда ты знаешь, что она получила такое письмо?
– Я видел конверт. И потом его у нее искал.
– И нашел?
– Нет.
Шерли посмотрела на меня долгим взглядом.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Ты переутомился, Питер.
– Шерли, клянусь тебе, я своими глазами видел тот конверт! В конце концов – ведь и Грегори звонил!
– Он наверняка ошибается. И ты наверняка ошибаешься. Если бы Джоан что-то знала, она бы давно все выложила. Просто не может быть, чтобы женщина промолчала, зная, как мы поступили.
– Она не обязательно знает все.
– Даже если бы она знала самую малость.
– Она притворяется! Она лжет! Как и ты!
Шерли возразила едва слышно:
– А ты? Разве говоришь правду? Мне кажется…
– Что? Что тебе кажется?
– Может, мне удастся ее спровоцировать?
– Ничего, – проронила Шерли. – Мне пора в монтажную.
В среду, 25 ноября, у Шауберга в гараже был выходной, и он, сделав мне обычные инъекции, со всеми деньгами поехал в Травемюнде, в казино. Он взял с собой троих приятелей и дал каждому из них по четыре тысячи марок. Они обменяли деньги на жетоны в разных кассах, но никто из них не стал играть. В казино яблоку негде было упасть, так что затеряться в толпе не составило труда.
Через несколько часов приятели отдали свои жетоны Шаубергу, для проформы недолго принимавшему участие в игре, и он понес их все в ту кассу, где сам обменял 200 марок. Кассир поздравил Шауберга с большим выигрышем. Шауберг подарил ему сто марок и сказал:
– Мне не хотелось бы таскать с собой такую большую сумму. Нельзя ли получить чек?
Таким образом, он получил от администрации казино чек на 12 000, который на следующий же день предъявил к оплате. Мне он объяснил смысл произведенной операции так:
– Когда меня взяли, денег у меня не было, верно? И если у меня вдруг оказалась куча денег, фараоны это заметят и начнут задавать мне вопросики. Теперь я могу доказать, что я их выиграл. В дальнейшем мне этот трюк не понадобится, он нужен только как оправдание начального капитала.
– Начального капитала – для чего?
– Ну, например, для фальшивого паспорта. Как только вы закончите съемки, я рву отсюда когти. А из Европы я теперь могу смыться только с фальшивым паспортом. Я же обязан каждый день являться в полицию.
В четверг (каждую ночь я делал себе ауреомициновые обертки) у меня вскочил фурункул на икре. Вообще отдельные участки моего тела за это время стали похожи на сырое мясо; порошок уже не помогал. Шауберг отчаянно боролся с этим разными уколами. На глаза своему костюмеру и гримерам я мог теперь являться только в купальном халате. А то бы они насмерть перепугались, увидев, в каком состоянии находится моя кожа. Прыщи мокли уже почти повсюду. Шауберг заявил:
– С фурункулом мы шутя справимся. Все тело тоже не столь важно. Важно, чтобы лицо не затронуло. Вам надо поменьше кушать, дорогой мистер Джордан!
– Но я вечно хочу есть!
– Это все из-за мышьяка. Сдерживайтесь!
– А если сыпь все-таки появится на лице?
– Не появится. Ауреомицин – чудодейственное средство. Как пенициллин. – Он просто хотел меня успокоить, о чем я, конечно, догадался. А сам был в высшей степени обеспокоен, что я, конечно, тоже заметил. – Мышьяк придется отменить. А то вы еще и растолстеете. Попробую что-нибудь другое. Но для этого мне необходимо держать вас под постоянным наблюдением.
– Другими словами, вам надо поехать со мной в Эссен.
– Я вам уже говорил, для этого требуется только сказать, что я вам нужен как шофер.
– А как же Шерли?
– Ведь вы едете в воскресенье утром, так? Хорошо. Я вас отвезу. Через три-четыре часа мы будем на месте. После этого я возвращаюсь в Гамбург и улаживаю это дело. Вечером возвращаюсь в Эссен.
– Но ведь это далеко…
– Рукой подать. Всего-то несколько сот километров. По автобану. Специально проверил по карте. Кстати: кто-то же должен ежедневно доставлять образцы из Эссена в Гамбург для снятия копий, верно?
– Да.
– Блеск! Вот и предложите Косташу мою кандидатуру. Таким манером я смогу два первых дня еще и приглядеть за вашей дочерью – из чистой любезности, потому что уже в понедельник утром она будет в полном порядке.
– Вы в самом деле чрезвычайно предусмотрительны.
– Я в самом деле хочу выбраться из Европы, дорогой мистер Джордан.
И я восхищенно добавил:
– Но таким манером вы даже сможете ежедневно являться в гамбургскую полицию.
– Вот именно! Кстати, эти господа чрезвычайно мной довольны.
– Да?
– Да. Потому что я теперь веду добропорядочный образ жизни и добросовестно тружусь в должности механика.
Этот разговор произошел у нас в половине восьмого утра, в четверг, перед входом в отель. Мы стояли возле моего «мерседеса», который Шауберг пригнал из гаража. В тот день было очень холодно, опять валил снег. Мимо прошел разносчик газет, и Шауберг купил у него какой-то листок. Крупный заголовок гласил: СТРАШНОЕ КРОВОПРОЛИТИЕ В ДЖУНГЛЯХ ЛАОСА. ЛЕТЧИКИ КОРОЛЕВСКИХ ВВС ПО ОПЛОШНОСТИ РАЗБОМБИЛИ СОБСТВЕННЫЕ ВОЙСКА.
– Вот это да, какой прогресс! – заметил Шауберг.
– В чем?
– В военном искусстве. Если об этом повсюду заговорят и войдет в моду во время войны сразу же бомбить собственные войска и города, – знаете, дорогой мистер Джордан, сколько бензина и человеческих жизней удастся сэкономить!
18
– Я передумала, – заявила вдруг Джоан.
Дело было в пятницу вечером.
– Что передумала, любовь моя?
– Раз Шерли остается в Гамбурге, я тоже останусь. И вообще – что мне делать в Эссене? Тебя же не будет рядом.
Так что мне пришлось искать встречи с Шаубергом. Я нашел его в пивной. Он счел сложившуюся ситуацию чрезвычайно комичной.
– Мало-помалу дело идет к комедии. Есть только один выход: ваша дочь едет с нами в Эссен. Попробуем устроить все там.
Вот я и позвонил Косташу.
– У меня там эта актрисочка, знаете…
– Все еще?
– Да. И Шерли что-то заметила. Боюсь, как бы она не начала шпионить за актрисочкой, пока я в Эссене. Нельзя ли прихватить Шерли с собой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Я выронил кружевную сорочку, которую держал в руках, и пробормотал:
– Нервы… извини… я так взвинчен… увидимся вечером.
И, спотыкаясь на каждом шагу, пошел к двери. В зеркале, укрепленном на внутренней стороне открытой дверцы платяного шкафа, я еще раз увидел Джоан. С ее тела на пол капало. Она смотрела мне вслед. И вдруг ее губы сложились в улыбку триумфа.
17
И что же произошло? Вообще ничего.
Нет, кое-что все же произошло.
На следующий день Шерли сказала мне в павильоне:
– У тебя с Джоан была ссора?
– С чего ты взяла?
– Она намекнула. Сказала, что ты вел себя как безумный.
– Она получила письмо из американской уголовной полиции и отрицает это.
– Откуда ты знаешь, что она получила такое письмо?
– Я видел конверт. И потом его у нее искал.
– И нашел?
– Нет.
Шерли посмотрела на меня долгим взглядом.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Ты переутомился, Питер.
– Шерли, клянусь тебе, я своими глазами видел тот конверт! В конце концов – ведь и Грегори звонил!
– Он наверняка ошибается. И ты наверняка ошибаешься. Если бы Джоан что-то знала, она бы давно все выложила. Просто не может быть, чтобы женщина промолчала, зная, как мы поступили.
– Она не обязательно знает все.
– Даже если бы она знала самую малость.
– Она притворяется! Она лжет! Как и ты!
Шерли возразила едва слышно:
– А ты? Разве говоришь правду? Мне кажется…
– Что? Что тебе кажется?
– Может, мне удастся ее спровоцировать?
– Ничего, – проронила Шерли. – Мне пора в монтажную.
В среду, 25 ноября, у Шауберга в гараже был выходной, и он, сделав мне обычные инъекции, со всеми деньгами поехал в Травемюнде, в казино. Он взял с собой троих приятелей и дал каждому из них по четыре тысячи марок. Они обменяли деньги на жетоны в разных кассах, но никто из них не стал играть. В казино яблоку негде было упасть, так что затеряться в толпе не составило труда.
Через несколько часов приятели отдали свои жетоны Шаубергу, для проформы недолго принимавшему участие в игре, и он понес их все в ту кассу, где сам обменял 200 марок. Кассир поздравил Шауберга с большим выигрышем. Шауберг подарил ему сто марок и сказал:
– Мне не хотелось бы таскать с собой такую большую сумму. Нельзя ли получить чек?
Таким образом, он получил от администрации казино чек на 12 000, который на следующий же день предъявил к оплате. Мне он объяснил смысл произведенной операции так:
– Когда меня взяли, денег у меня не было, верно? И если у меня вдруг оказалась куча денег, фараоны это заметят и начнут задавать мне вопросики. Теперь я могу доказать, что я их выиграл. В дальнейшем мне этот трюк не понадобится, он нужен только как оправдание начального капитала.
– Начального капитала – для чего?
– Ну, например, для фальшивого паспорта. Как только вы закончите съемки, я рву отсюда когти. А из Европы я теперь могу смыться только с фальшивым паспортом. Я же обязан каждый день являться в полицию.
В четверг (каждую ночь я делал себе ауреомициновые обертки) у меня вскочил фурункул на икре. Вообще отдельные участки моего тела за это время стали похожи на сырое мясо; порошок уже не помогал. Шауберг отчаянно боролся с этим разными уколами. На глаза своему костюмеру и гримерам я мог теперь являться только в купальном халате. А то бы они насмерть перепугались, увидев, в каком состоянии находится моя кожа. Прыщи мокли уже почти повсюду. Шауберг заявил:
– С фурункулом мы шутя справимся. Все тело тоже не столь важно. Важно, чтобы лицо не затронуло. Вам надо поменьше кушать, дорогой мистер Джордан!
– Но я вечно хочу есть!
– Это все из-за мышьяка. Сдерживайтесь!
– А если сыпь все-таки появится на лице?
– Не появится. Ауреомицин – чудодейственное средство. Как пенициллин. – Он просто хотел меня успокоить, о чем я, конечно, догадался. А сам был в высшей степени обеспокоен, что я, конечно, тоже заметил. – Мышьяк придется отменить. А то вы еще и растолстеете. Попробую что-нибудь другое. Но для этого мне необходимо держать вас под постоянным наблюдением.
– Другими словами, вам надо поехать со мной в Эссен.
– Я вам уже говорил, для этого требуется только сказать, что я вам нужен как шофер.
– А как же Шерли?
– Ведь вы едете в воскресенье утром, так? Хорошо. Я вас отвезу. Через три-четыре часа мы будем на месте. После этого я возвращаюсь в Гамбург и улаживаю это дело. Вечером возвращаюсь в Эссен.
– Но ведь это далеко…
– Рукой подать. Всего-то несколько сот километров. По автобану. Специально проверил по карте. Кстати: кто-то же должен ежедневно доставлять образцы из Эссена в Гамбург для снятия копий, верно?
– Да.
– Блеск! Вот и предложите Косташу мою кандидатуру. Таким манером я смогу два первых дня еще и приглядеть за вашей дочерью – из чистой любезности, потому что уже в понедельник утром она будет в полном порядке.
– Вы в самом деле чрезвычайно предусмотрительны.
– Я в самом деле хочу выбраться из Европы, дорогой мистер Джордан.
И я восхищенно добавил:
– Но таким манером вы даже сможете ежедневно являться в гамбургскую полицию.
– Вот именно! Кстати, эти господа чрезвычайно мной довольны.
– Да?
– Да. Потому что я теперь веду добропорядочный образ жизни и добросовестно тружусь в должности механика.
Этот разговор произошел у нас в половине восьмого утра, в четверг, перед входом в отель. Мы стояли возле моего «мерседеса», который Шауберг пригнал из гаража. В тот день было очень холодно, опять валил снег. Мимо прошел разносчик газет, и Шауберг купил у него какой-то листок. Крупный заголовок гласил: СТРАШНОЕ КРОВОПРОЛИТИЕ В ДЖУНГЛЯХ ЛАОСА. ЛЕТЧИКИ КОРОЛЕВСКИХ ВВС ПО ОПЛОШНОСТИ РАЗБОМБИЛИ СОБСТВЕННЫЕ ВОЙСКА.
– Вот это да, какой прогресс! – заметил Шауберг.
– В чем?
– В военном искусстве. Если об этом повсюду заговорят и войдет в моду во время войны сразу же бомбить собственные войска и города, – знаете, дорогой мистер Джордан, сколько бензина и человеческих жизней удастся сэкономить!
18
– Я передумала, – заявила вдруг Джоан.
Дело было в пятницу вечером.
– Что передумала, любовь моя?
– Раз Шерли остается в Гамбурге, я тоже останусь. И вообще – что мне делать в Эссене? Тебя же не будет рядом.
Так что мне пришлось искать встречи с Шаубергом. Я нашел его в пивной. Он счел сложившуюся ситуацию чрезвычайно комичной.
– Мало-помалу дело идет к комедии. Есть только один выход: ваша дочь едет с нами в Эссен. Попробуем устроить все там.
Вот я и позвонил Косташу.
– У меня там эта актрисочка, знаете…
– Все еще?
– Да. И Шерли что-то заметила. Боюсь, как бы она не начала шпионить за актрисочкой, пока я в Эссене. Нельзя ли прихватить Шерли с собой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169