Так и женщина без всяких усилий делает все, что она делает, просто благодаря тому, что она есть, что она светится. Воздействие женщины непостижимо и бесконечно. Мужчина сражается с оружием в руках на поле брани. Он рыщет по всей земле, рискуя жизнью, он громоздит камень на камень, создавая монументы. Он пишет книги, рубит воздух пламенными речами и, даже когда мыслит, безмолвно напрягает мышцы, словно готовясь к прыжку, – в то время как женщина всего лишь дотрагивается до его рук, скорее жестом, чем движением. На одном римском надгробье, стоящем на могиле матери сиятельных сыновей, рядом с ее именем начертаны только два слова: "Domiseda, lanifica". Что значит: «Она сидела дома и пряла». Вот почему мужчина и женщина совершенны только в двуединстве, вот почему счастье в супружестве – предпосылка счастливого будущего для всех нас. Этого счастья я и желаю вам.
После этого мы все встали, и служащий загса спросил Шауберга, желает ли он взять в жены присутствующую здесь Кэте Мэдлер, и Шауберг, все в том же берете на голове, очень серьезно ответил:
– Да.
– И вы, Кэте Мэдлер, если желаете взять в супруги присутствующего здесь Вальтера Шауберга, ответьте «да».
Кэте дважды пыталась ответить, но получались одни всхлипы, и только при третьей попытке ей удалось почти беззвучно выдавить:
– Да.
Они обменялись кольцами, и рука Кэте так дрожала, что кольцо, которое она хотела надеть на палец Шауберга, упало. Я поднял его, и старик заиграл на фисгармонии «Так возьми же меня за руку», а девицы зарыдали навзрыд уже без всякого удержу.
Мы поставили свои подписи на разных документах, после чего все перецеловались. Мадам поцеловала меня, потом Шауберга и Кэте, Кэте поцеловала меня и Шауберга и всех девушек подряд, а все девушки поцеловали Шауберга, и мадам, и Кэте, и меня, и друг друга, и даже служащему загса перепало несколько поцелуев.
Мышеловка расцеловала старичка, игравшего на фисгармонии, дала ему денег и попросила сыграть еще песенку «Рапсодия». Но старик ее не знал, поэтому заиграл вместо «Рапсодии» «Лунный свет», и от этого Мышеловка вновь залилась слезами, так как «Рапсодия» была любимой песенкой Кэте и Шауберга, и она хотела, чтобы ее сыграли для них, а «Лунный свет» был любимой песенкой ее и Шорша, и Мышеловка приняла ее так близко к сердцу, что у нее началась настоящая истерика. Я вывел ее в темный пустой вестибюль, где дал глотнуть из плоской бутылочки (захватил немного на всякий случай). Бедная Мышеловка успокоилась, но не сразу и все время повторяла, что Господь покарал и проклял ее за грехи и что она обречена до самой смерти давить белых мышей пальцами и оставаться шлюхой, а я все утешал ее и угощал виски, когда остальные гости уже начали выходить из зала.
Вдруг Шауберг оказался рядом со мной.
Он явно был чем-то взволнован.
– Пойдемте со мной.
Он повел меня в канцелярию загса, где телефонная трубка лежала рядом с аппаратом на письменном столе.
– На проводе мой студентик. Служащий был так любезен, что на минутку вышел из комнаты.
– Что случилось?
– Это насчет вашей падчерицы. На этот раз он не упустил ее из виду.
Я взял трубку.
– Алло!
Робкий голос спросил:
– Мистер Джордан?
– Да. Говорите.
– Надеюсь, у меня не будет неприятностей, если я вам скажу… Послушайте, в полиции я буду все отрицать!
– Если скажете все, что знаете, получите деньги! А неприятности – только если не скажете! Откуда вы звоните?
– Из телефона-автомата на углу Литценбургер-штрассе и Лэйс-Аллее. Чуть дальше вниз по улице стоит машина. Мужчина и ваша… и девушка вошли в дом.
– Что за мужчина?
– Я видел его только сзади. По-моему, еще довольно молод. Ездит в красном «ягуаре». Шофер моего такси сказал…
– Что?
– Что он едет слишком быстро. Один раз…
– Перестаньте молоть чепуху! Какая у него машина?
– Я же сказал: маленький красный «ягуар». Стоит прямо перед домом.
– Номер вам виден?
– НН-НС 111.
– Я приеду, как только смогу. Побудьте у телефонной будки. Только если эта пара выйдет из дома, следуйте за ними. – Я бросил трубку и выбежал из комнаты, не сказав Шаубергу ни слова. Стремглав спустился по лестнице. Плюхнулся на сиденье машины. И сразу же пролетел мимо знака «стоп».
«Ягуар». Маленький красный «ягуар».
НН-НС 111.
Такой номер легко запомнить.
Эта машина принадлежала красавцу Хенесси, ассистенту Джекки: тому самому, который собирался жениться на хорошенькой монтажистке Урсуле Кёниг, так напоминавшей ему Шерли. Так напоминавшей ему Шерли. Так напоминавшей ему…
«Последуешь за мной, как конь по шахматной доске, с ума сойдешь, любимая, в тоске…»
6
Он мерз возле телефонной будки в потертом пальто на рыбьем меху – лицо бледное, очки в темной роговой оправе, черные волосы ежиком. Нос у него покраснел и распух, и он без конца чихал.
– Вон она. – Приятель Шауберга двинул подбородком в ту сторону, где стояла машина.
Литценбургер-штрассе – широкая торговая улица с множеством новостроек, между которыми кое-где еще ютятся старые, изъеденные временем домишки – приземистые, с почерневшими черепичными крышами, чудом уцелевшие в войну. Оживленное уличное движение. Трамваи, автобусы и легковушки лихо проносились мимо нас. Суббота. Полдень.
Опять пошел снег, на этот раз пополам с дождем. Все казалось серым и грязным – и небо, и дома, и улица, и сам дневной свет. Асфальт был покрыт месивом из воды и снега. Из-под колес каждой машины, пересекавшей огромные грязные лужи, взлетали фонтаны брызг.
– Они все еще в доме, – сказал простуженный студент.
– В каком?
– В зеленом.
Маленький домик, перед которым стоял примерно в ста метрах от нас красный «ягуар», был выкрашен какой-то мутно-зеленой краской, поблекшей и выцветшей за долгие годы. Домик был одноэтажный. С обеих сторон его стиснули современные высотные дома из стекла и стали, и вид у него был обреченный.
От этого дома веяло чем-то убогим, смертельно грустным. Подслеповатые окошки его были зарешечены. За стеклами виднелись тюлевые занавески. В больших воротах, выкрашенных в зеленый цвет, была маленькая калитка. И ворота, и калитка были закрыты.
– Сколько вы здесь стоите?
– С двенадцати сорока. Значит, полчаса.
– Как они вошли в дом?
– Видите там старинный звонок? Молодой человек дернул за шнур. Калитка открылась.
– Кто открыл?
– Этого мне было не видно. – Он опять чихнул. – Я вам еще нужен?
– Нет. – Я дал ему денег. – Ложитесь в постель. И выпейте грогу.
Он мрачно кивнул и, не попрощавшись, понуро удалился, сутулясь и пряча голову в плечи. Я двинулся вниз по улице. Движение все усиливалось. Мотоциклы. Трамваи. Машины. Велосипедисты. И люди, люди, тысячи людей. Теперь все устремились домой. Начался уик-энд.
Под старинным звонком дряхлого домика не было таблички с именем владельца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
После этого мы все встали, и служащий загса спросил Шауберга, желает ли он взять в жены присутствующую здесь Кэте Мэдлер, и Шауберг, все в том же берете на голове, очень серьезно ответил:
– Да.
– И вы, Кэте Мэдлер, если желаете взять в супруги присутствующего здесь Вальтера Шауберга, ответьте «да».
Кэте дважды пыталась ответить, но получались одни всхлипы, и только при третьей попытке ей удалось почти беззвучно выдавить:
– Да.
Они обменялись кольцами, и рука Кэте так дрожала, что кольцо, которое она хотела надеть на палец Шауберга, упало. Я поднял его, и старик заиграл на фисгармонии «Так возьми же меня за руку», а девицы зарыдали навзрыд уже без всякого удержу.
Мы поставили свои подписи на разных документах, после чего все перецеловались. Мадам поцеловала меня, потом Шауберга и Кэте, Кэте поцеловала меня и Шауберга и всех девушек подряд, а все девушки поцеловали Шауберга, и мадам, и Кэте, и меня, и друг друга, и даже служащему загса перепало несколько поцелуев.
Мышеловка расцеловала старичка, игравшего на фисгармонии, дала ему денег и попросила сыграть еще песенку «Рапсодия». Но старик ее не знал, поэтому заиграл вместо «Рапсодии» «Лунный свет», и от этого Мышеловка вновь залилась слезами, так как «Рапсодия» была любимой песенкой Кэте и Шауберга, и она хотела, чтобы ее сыграли для них, а «Лунный свет» был любимой песенкой ее и Шорша, и Мышеловка приняла ее так близко к сердцу, что у нее началась настоящая истерика. Я вывел ее в темный пустой вестибюль, где дал глотнуть из плоской бутылочки (захватил немного на всякий случай). Бедная Мышеловка успокоилась, но не сразу и все время повторяла, что Господь покарал и проклял ее за грехи и что она обречена до самой смерти давить белых мышей пальцами и оставаться шлюхой, а я все утешал ее и угощал виски, когда остальные гости уже начали выходить из зала.
Вдруг Шауберг оказался рядом со мной.
Он явно был чем-то взволнован.
– Пойдемте со мной.
Он повел меня в канцелярию загса, где телефонная трубка лежала рядом с аппаратом на письменном столе.
– На проводе мой студентик. Служащий был так любезен, что на минутку вышел из комнаты.
– Что случилось?
– Это насчет вашей падчерицы. На этот раз он не упустил ее из виду.
Я взял трубку.
– Алло!
Робкий голос спросил:
– Мистер Джордан?
– Да. Говорите.
– Надеюсь, у меня не будет неприятностей, если я вам скажу… Послушайте, в полиции я буду все отрицать!
– Если скажете все, что знаете, получите деньги! А неприятности – только если не скажете! Откуда вы звоните?
– Из телефона-автомата на углу Литценбургер-штрассе и Лэйс-Аллее. Чуть дальше вниз по улице стоит машина. Мужчина и ваша… и девушка вошли в дом.
– Что за мужчина?
– Я видел его только сзади. По-моему, еще довольно молод. Ездит в красном «ягуаре». Шофер моего такси сказал…
– Что?
– Что он едет слишком быстро. Один раз…
– Перестаньте молоть чепуху! Какая у него машина?
– Я же сказал: маленький красный «ягуар». Стоит прямо перед домом.
– Номер вам виден?
– НН-НС 111.
– Я приеду, как только смогу. Побудьте у телефонной будки. Только если эта пара выйдет из дома, следуйте за ними. – Я бросил трубку и выбежал из комнаты, не сказав Шаубергу ни слова. Стремглав спустился по лестнице. Плюхнулся на сиденье машины. И сразу же пролетел мимо знака «стоп».
«Ягуар». Маленький красный «ягуар».
НН-НС 111.
Такой номер легко запомнить.
Эта машина принадлежала красавцу Хенесси, ассистенту Джекки: тому самому, который собирался жениться на хорошенькой монтажистке Урсуле Кёниг, так напоминавшей ему Шерли. Так напоминавшей ему Шерли. Так напоминавшей ему…
«Последуешь за мной, как конь по шахматной доске, с ума сойдешь, любимая, в тоске…»
6
Он мерз возле телефонной будки в потертом пальто на рыбьем меху – лицо бледное, очки в темной роговой оправе, черные волосы ежиком. Нос у него покраснел и распух, и он без конца чихал.
– Вон она. – Приятель Шауберга двинул подбородком в ту сторону, где стояла машина.
Литценбургер-штрассе – широкая торговая улица с множеством новостроек, между которыми кое-где еще ютятся старые, изъеденные временем домишки – приземистые, с почерневшими черепичными крышами, чудом уцелевшие в войну. Оживленное уличное движение. Трамваи, автобусы и легковушки лихо проносились мимо нас. Суббота. Полдень.
Опять пошел снег, на этот раз пополам с дождем. Все казалось серым и грязным – и небо, и дома, и улица, и сам дневной свет. Асфальт был покрыт месивом из воды и снега. Из-под колес каждой машины, пересекавшей огромные грязные лужи, взлетали фонтаны брызг.
– Они все еще в доме, – сказал простуженный студент.
– В каком?
– В зеленом.
Маленький домик, перед которым стоял примерно в ста метрах от нас красный «ягуар», был выкрашен какой-то мутно-зеленой краской, поблекшей и выцветшей за долгие годы. Домик был одноэтажный. С обеих сторон его стиснули современные высотные дома из стекла и стали, и вид у него был обреченный.
От этого дома веяло чем-то убогим, смертельно грустным. Подслеповатые окошки его были зарешечены. За стеклами виднелись тюлевые занавески. В больших воротах, выкрашенных в зеленый цвет, была маленькая калитка. И ворота, и калитка были закрыты.
– Сколько вы здесь стоите?
– С двенадцати сорока. Значит, полчаса.
– Как они вошли в дом?
– Видите там старинный звонок? Молодой человек дернул за шнур. Калитка открылась.
– Кто открыл?
– Этого мне было не видно. – Он опять чихнул. – Я вам еще нужен?
– Нет. – Я дал ему денег. – Ложитесь в постель. И выпейте грогу.
Он мрачно кивнул и, не попрощавшись, понуро удалился, сутулясь и пряча голову в плечи. Я двинулся вниз по улице. Движение все усиливалось. Мотоциклы. Трамваи. Машины. Велосипедисты. И люди, люди, тысячи людей. Теперь все устремились домой. Начался уик-энд.
Под старинным звонком дряхлого домика не было таблички с именем владельца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169