По крайней мере, в отношении Инес мне нетрудно было в это поверить.
- Вот я и думаю… - продолжал он. - Может, она сумела бы как-то воздействовать на Гренна, чтобы он… ну, не заметил моего отсутствия? А я тем временем сплавал бы на тот остров, у меня уже и лодка припрятана. И, если там все спокойно, потом вернулся бы… за тобой. А, Марта?
Ничего не отвечая - стоило ли вообще обсуждать все эти глупости? - я попыталась выскользнуть из-под его руки, но он не отпустил меня. Наоборот, сильнее притянул к себе и прошептал на ухо: - Ни о чем не беспокойся, слышишь? Я не такой дурак, как ты, наверно, думаешь. И не стану лезть на рожон. Я собираюсь жить долго-долго… с тобой. И чтобы у нас было много детей, - я едва не расхохоталась, - и чтобы никого из них никакая тварь не могла сожрать только за то, что он забежал не в ту комнату. Понимаешь?
Смех застрял у меня в горле. Я его понимала, очень хорошо понимала.
Перед глазами тут же возник маленький кудрявый Янг, уже мертвый, медленно вращающийся в своем саване из паутины - точно чайка, которую я видела сегодня утром в комнате Королевы Мэй. Но… Думаю, Антар и сам в глубине души осознавал, что эти разглагольствования не больше, чем пустые мечты. В том числе, и вся его болтовня о наших детях. Что я, с ума сошла за него замуж выходить? Он всю жизнь будет бродить неизвестно где, пока не сгинет в болоте или не вытворит что-нибудь такое, от чего у Пауков лопнет терпение, и они съедят его.
Много детей, надо же! Да он о них даже и не вспомнит, если ему в голову придет какая-нибудь очередная дурацкая идея.
- Зачем ты мне все это рассказал? - разозлившись, спросила я. - Ты понимаешь, что тем самым ставишь меня под удар? Что, если Королева Мэй вздумает покопаться в моих мыслях? К примеру, завтра утром. Она-то ведь уж точно не пьет.
- Очень ей нужно знать, о чем ты думаешь, - сказал Антар не слишком уверенно и встал, потянув меня за собой. - Для нее важно, чтобы ты вела себя послушно, как хорошо натасканный крыс. А рассказал я, чтобы ты знала, что тебя ждет.
Нет, но что он о себе воображает?
- Я, по-моему, никаких обещаний тебе пока не давала, - тут же взвилась я.
Но Антар, как это нередко случается, проигнорировал мои слова и продолжал как ни в чем не бывало:
- Хотя вообще-то Инес научила меня одному фокусу. Могу поделиться опытом.
Говоря все это, он заворачивал в тряпку и перевязывал веревкой свои удивительные «очки». Мне ужасно хотелось взглянуть в них еще раз. Увидеть, к примеру, что сейчас происходит «у якоря»; на вечерних Встречах там всегда горят яркие светильники, так что сгущающиеся сумерки не помешали бы все как следует рассмотреть. Но было уже слишком поздно. А ведь нам предстояло еще пройти через всю гору, да к тому же в полной темноте.
- Все очень просто. Если не хочешь, чтобы копались в твоих мыслях, повторяй про себя какую-нибудь считалочку. Или песенку. Или стихи. В общем, что-нибудь такое… привязчивое, что паукам покажется полной бессмыслицей и что легко повторять снова и снова. «Эники-беники ели вареники…» Ну, в этом роде, поняла? - он спрыгнул в яму, помог мне спуститься и крепко взял за руку. - Пошли. Не бойся, я тут каждый камень знаю.
-9-
Только поначалу казалось, что в пещере совершенно непроницаемый мрак. В своде было множество щелей, и, когда глаза привыкли, кое-что все же стало можно различить. К тому же, взошла луна, и в некоторых местах на полу мелькали серебристые пятна, похожие на россыпи тех самых найденных Антаром «монет». Но все равно мы шли ужасно долго, а потом еще столько же он закапывал свои «очки». По дороге я пыталась втолковать ему, как бессмысленно и опасно то, что он задумал. Антар молчал, словно воды в рот набрал, но, конечно, не потому, что был согласен с моими доводами. Скорее всего, просто думал о своем и ничего не слышал.
Мы все же завернули на Встречу «у якоря». Ненадолго, она как раз уже заканчивалась.
Наш город расположен на высоком плато, чтобы морские волны даже в очень сильный шторм не могли захлестнуть его. В самом центре, рядом с небольшой деревянной церковью, есть очень приметная и удобная площадка, где и проходят наши Встречи. Это единственное место - по крайней мере, в нашей части острова - которое вымощено камнями и потому не раскисает даже в сезон дождей, когда все тропинки превращаются в непроходимое грязевое месиво.
Здесь и впрямь стоит большой черный якорь, снятый с одного из затонувших кораблей. И еще тут к врытым в землю сваям прибиты две длинные деревянные скамьи, расположенные под углом друг к другу, позади которых довольно высоко установлены перекладины, тоже деревянные.
На одной из них висит судовой колокол, а на другой по всей длине укреплены светильники, которые зажигают по вечерам. Собирая всех на Встречи - а также по другим поводам, когда возникает такая необходимость - в этот колокол бьет звонарь.
Сейчас это Фидель, из гнезда той самой Королевы Моок. Он, что называется, не в своем уме и, кстати, тоже обладает необычным свойством, а именно, временами начинает прорицать; правда, очень сбивчиво и туманно. Но недомыслие не мешает ему прекрасно справляться с обязанностями звонаря. Поразительно, но он умеет удивительно точно определять время по солнцу и. другим природным явлениям. Никто не может понять, как это у него получается, причем совершенно независимо от погоды. Я не раз видела, как Фидель стоит, подняв указательный палец и словно ожидая чего-то. Знака или, может быть, сигнала, который способен воспринять только он один. Стоит, стоит, а потом вдруг как потрусит к колоколу и начинает звонить. Он настолько точен, что все остальные определяют время по нему. Часов в нашем городе нет ни у кого, если не считать одних, сломанных, в Доме Удивительных Вещей и солнечных, установленных здесь же, на площади. Но они, само собой, показывают время не всегда.
На Фиделя посмотришь - и сразу ясно, что у него с головой не в порядке. Лицо довольно приятное, но глаза как бы затянуты слегка мутноватой пленкой, взгляд рассеянный, а рот обычно или полуоткрыт, или вдруг ни с того, ни с сего начинает гримасничать. Ну и, конечно, одежда. Кажется, Фидель никогда не переодевается, хотя, по-видимому, это все же не так, потому что выцветшая рубаха и такие же длинные бесформенные штаны грязными не выглядят и аккуратно залатаны кусками разноцветной ткани. Наверняка мать за ним приглядывает, они вдвоем с ней живут.
Рубаха у него сверху донизу увешана всякими «украшениями»; их Фидель сам отыскивает неизвестно где или ему дарят наши кладоискатели, ныряльщики и просто сердобольные женщины, которым хочется сделать убогому приятно. Это и деревянные пуговицы, украшенные резными рисунками, и полупрозрачные, издающие легкий звон колокольчики синереллы, растущей только в труднодоступных болотистых местах, и вязаные розочки, и кусочки застывшей смолы, и разноцветные ленточки, и даже есть одно колечко из желтоватого металла, и много чего еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
- Вот я и думаю… - продолжал он. - Может, она сумела бы как-то воздействовать на Гренна, чтобы он… ну, не заметил моего отсутствия? А я тем временем сплавал бы на тот остров, у меня уже и лодка припрятана. И, если там все спокойно, потом вернулся бы… за тобой. А, Марта?
Ничего не отвечая - стоило ли вообще обсуждать все эти глупости? - я попыталась выскользнуть из-под его руки, но он не отпустил меня. Наоборот, сильнее притянул к себе и прошептал на ухо: - Ни о чем не беспокойся, слышишь? Я не такой дурак, как ты, наверно, думаешь. И не стану лезть на рожон. Я собираюсь жить долго-долго… с тобой. И чтобы у нас было много детей, - я едва не расхохоталась, - и чтобы никого из них никакая тварь не могла сожрать только за то, что он забежал не в ту комнату. Понимаешь?
Смех застрял у меня в горле. Я его понимала, очень хорошо понимала.
Перед глазами тут же возник маленький кудрявый Янг, уже мертвый, медленно вращающийся в своем саване из паутины - точно чайка, которую я видела сегодня утром в комнате Королевы Мэй. Но… Думаю, Антар и сам в глубине души осознавал, что эти разглагольствования не больше, чем пустые мечты. В том числе, и вся его болтовня о наших детях. Что я, с ума сошла за него замуж выходить? Он всю жизнь будет бродить неизвестно где, пока не сгинет в болоте или не вытворит что-нибудь такое, от чего у Пауков лопнет терпение, и они съедят его.
Много детей, надо же! Да он о них даже и не вспомнит, если ему в голову придет какая-нибудь очередная дурацкая идея.
- Зачем ты мне все это рассказал? - разозлившись, спросила я. - Ты понимаешь, что тем самым ставишь меня под удар? Что, если Королева Мэй вздумает покопаться в моих мыслях? К примеру, завтра утром. Она-то ведь уж точно не пьет.
- Очень ей нужно знать, о чем ты думаешь, - сказал Антар не слишком уверенно и встал, потянув меня за собой. - Для нее важно, чтобы ты вела себя послушно, как хорошо натасканный крыс. А рассказал я, чтобы ты знала, что тебя ждет.
Нет, но что он о себе воображает?
- Я, по-моему, никаких обещаний тебе пока не давала, - тут же взвилась я.
Но Антар, как это нередко случается, проигнорировал мои слова и продолжал как ни в чем не бывало:
- Хотя вообще-то Инес научила меня одному фокусу. Могу поделиться опытом.
Говоря все это, он заворачивал в тряпку и перевязывал веревкой свои удивительные «очки». Мне ужасно хотелось взглянуть в них еще раз. Увидеть, к примеру, что сейчас происходит «у якоря»; на вечерних Встречах там всегда горят яркие светильники, так что сгущающиеся сумерки не помешали бы все как следует рассмотреть. Но было уже слишком поздно. А ведь нам предстояло еще пройти через всю гору, да к тому же в полной темноте.
- Все очень просто. Если не хочешь, чтобы копались в твоих мыслях, повторяй про себя какую-нибудь считалочку. Или песенку. Или стихи. В общем, что-нибудь такое… привязчивое, что паукам покажется полной бессмыслицей и что легко повторять снова и снова. «Эники-беники ели вареники…» Ну, в этом роде, поняла? - он спрыгнул в яму, помог мне спуститься и крепко взял за руку. - Пошли. Не бойся, я тут каждый камень знаю.
-9-
Только поначалу казалось, что в пещере совершенно непроницаемый мрак. В своде было множество щелей, и, когда глаза привыкли, кое-что все же стало можно различить. К тому же, взошла луна, и в некоторых местах на полу мелькали серебристые пятна, похожие на россыпи тех самых найденных Антаром «монет». Но все равно мы шли ужасно долго, а потом еще столько же он закапывал свои «очки». По дороге я пыталась втолковать ему, как бессмысленно и опасно то, что он задумал. Антар молчал, словно воды в рот набрал, но, конечно, не потому, что был согласен с моими доводами. Скорее всего, просто думал о своем и ничего не слышал.
Мы все же завернули на Встречу «у якоря». Ненадолго, она как раз уже заканчивалась.
Наш город расположен на высоком плато, чтобы морские волны даже в очень сильный шторм не могли захлестнуть его. В самом центре, рядом с небольшой деревянной церковью, есть очень приметная и удобная площадка, где и проходят наши Встречи. Это единственное место - по крайней мере, в нашей части острова - которое вымощено камнями и потому не раскисает даже в сезон дождей, когда все тропинки превращаются в непроходимое грязевое месиво.
Здесь и впрямь стоит большой черный якорь, снятый с одного из затонувших кораблей. И еще тут к врытым в землю сваям прибиты две длинные деревянные скамьи, расположенные под углом друг к другу, позади которых довольно высоко установлены перекладины, тоже деревянные.
На одной из них висит судовой колокол, а на другой по всей длине укреплены светильники, которые зажигают по вечерам. Собирая всех на Встречи - а также по другим поводам, когда возникает такая необходимость - в этот колокол бьет звонарь.
Сейчас это Фидель, из гнезда той самой Королевы Моок. Он, что называется, не в своем уме и, кстати, тоже обладает необычным свойством, а именно, временами начинает прорицать; правда, очень сбивчиво и туманно. Но недомыслие не мешает ему прекрасно справляться с обязанностями звонаря. Поразительно, но он умеет удивительно точно определять время по солнцу и. другим природным явлениям. Никто не может понять, как это у него получается, причем совершенно независимо от погоды. Я не раз видела, как Фидель стоит, подняв указательный палец и словно ожидая чего-то. Знака или, может быть, сигнала, который способен воспринять только он один. Стоит, стоит, а потом вдруг как потрусит к колоколу и начинает звонить. Он настолько точен, что все остальные определяют время по нему. Часов в нашем городе нет ни у кого, если не считать одних, сломанных, в Доме Удивительных Вещей и солнечных, установленных здесь же, на площади. Но они, само собой, показывают время не всегда.
На Фиделя посмотришь - и сразу ясно, что у него с головой не в порядке. Лицо довольно приятное, но глаза как бы затянуты слегка мутноватой пленкой, взгляд рассеянный, а рот обычно или полуоткрыт, или вдруг ни с того, ни с сего начинает гримасничать. Ну и, конечно, одежда. Кажется, Фидель никогда не переодевается, хотя, по-видимому, это все же не так, потому что выцветшая рубаха и такие же длинные бесформенные штаны грязными не выглядят и аккуратно залатаны кусками разноцветной ткани. Наверняка мать за ним приглядывает, они вдвоем с ней живут.
Рубаха у него сверху донизу увешана всякими «украшениями»; их Фидель сам отыскивает неизвестно где или ему дарят наши кладоискатели, ныряльщики и просто сердобольные женщины, которым хочется сделать убогому приятно. Это и деревянные пуговицы, украшенные резными рисунками, и полупрозрачные, издающие легкий звон колокольчики синереллы, растущей только в труднодоступных болотистых местах, и вязаные розочки, и кусочки застывшей смолы, и разноцветные ленточки, и даже есть одно колечко из желтоватого металла, и много чего еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72