в декабре он вернулся в Париж, совсем ненадолго, чтобы снова уехать на Кубу, где провел три недели без Ауроры в связи с конгрессом по культуре, оставив рукопись машинистке, которой заплатил 180 долларов за перепечатку. По возвращении в Париж он снова уехал, теперь уже вместе с Ауророй, в Индию, погостить в доме Октавио Паса (по приглашению посольства Мексики) в Новом Дели. В этом городе роман, уже переименованный в «62. Модель для сборки» и внимательно прочитанный Ауророй («Ты же знаешь, мнение моей жены заслуживает особенно глубокого доверия»), был закончен, и Кортасар послал его Порруа, не скрывая опасений по поводу ненадежной индийской почты, незадолго перед тем, как отправиться в приятное путешествие по югу Индии и острову Цейлон. Это произошло в феврале 1968 года.
Роман был встречен прохладно – и критикой, и читателями. И не по причине своей неординарности. Как мы уже говорили, это случилось, возможно, потому, что от него ждали чего-то вроде второй части «Игры в классики плюс 62-я глава». Но роман «Модель для сборки» – это было совсем другое. Надо сказать, общее мнение сводилось к тому, что Кортасар слишком многого требует от читателя. И это правда. Он многого требовал и в «Игре в классики» даже от тех читателей, которые предпочитали оставаться на позициях классического повествования, то есть чтобы персонажи, сам город и интрига не уходили бы в метафизическое измерение, что было так близко Кортасару. Однако в романе «62. Модель для сборки» это требование, обращенное к читателю, на несколько степеней выше. Перед нами не только стремление автора дестандартизировать язык, уничтожить структурные условности и найти новые пути для самовыражения, идущие от разрушения повествовательного сюжета к эксперименту в духе Гертруды Стайн, когда время течет непоследовательно, но история перемежается с настоящим временем начиная с того момента, когда мы видим Хуана в ресторане «Полидор», – перед нами попытка вывести формулу максимального выражения абстрактного. Нечто такое, чего писатель не смог показать или чего читатель не смог увидеть.
В апреле 1968 года супруги едут в Иран. Три предыдущих месяца оба провели в Индии, работая по контракту с Международной организацией по торговле и развитию, но жили в качестве почетных гостей в доме Октавио Паса, который в ту пору был послом Мексики в Индии.
Дом Паса находился на территории дипломатической миссии в Гольф Линкс, одном из жилых кварталов, в колониальные времена заселенном англичанами. Дом был красивый и просторный. «Тут у нас столько комнат и слуг, что мы порой чувствуем себя неловко и даже смущаемся и только благодаря добросердечию Октавио и его жены понемногу осваиваемся с иным образом жизни, чем тот, для которого я родился на свет» – так говорил Кортасар Жану Барнабе.
За время своего второго пребывания в стране Неру Кортасару хотелось получше узнать людей и поменьше уделять внимание подробному изучению городов и храмов. Ему хотелось побольше узнать о людях в плане историческом и социальном, а не только познакомиться с эстетической стороной культуры и архитектуры, а также с ароматами и красками этой страны, и ему это удалось, в результате чего он пришел к выводу, что социальные изменения в этой стране могут произойти только вследствие революции маоистского толка.
Вместе с Октавио Пасом они совершали небольшие поездки в конце недели, в выходные дни. Они посетили такие храмы, как Махабалипурам, Каджурахо, храм Солнца в Конараке, монгольские мечети и нищие деревни, условия жизни в которых были за гранью выживания. Обычные люди, с которыми он сталкивался каждый день, казались ему обездоленными и одновременно прекрасными, но прежде всего обреченными на беспросветное существование, лишенное самых необходимых человеческих условий. Достаточно привести только один факт, симптоматичный и весьма наглядный: стоимость номера в первоклассной гостинице в сутки равнялась сумме, необходимой для дневного пропитания шестисот семей.
В этой связи он рассказывает Хулио Сильве следующее: «Однажды вечером нам так и не удалось найти такси, и мы наняли тележку, которую тащил за собой старик. Поездка нас страшно развеселила, ведь, кроме всего прочего, мы рисковали жизнью, и, когда мы добрались до дома, я дал старику десять рупий. Он оставил свою тележку и смотрел на купюру, словно не мог поверить, а потом шел за мной, падая на колени через каждые несколько метров и пытаясь обнять мои ноги; пока мы не вошли в дом, не было никакой возможности от него отделаться. Потом я узнал, что на эту сумму он мог кормить семью целую неделю» (7, 1227). Для сравнения стоит сказать, что переводчик его уровня получал 90 рупий в день – сумма, в три раза превосходившая месячную зарплату уличного подметальщика.
По возвращении в Париж, который в мае того года содрогался от выступлений студентов и рабочих, реальность проявилась во всей своей жестокости. Не только потому, что решение разойтись тяжело далось им обоим. Много лет Хулио и Аурора были единомышленниками, и их совместная жизнь представляла собой почти безупречный союз: они вместе делили гостиницы и квартиры, поезда и самолеты, страны, улицы, уединенные уголки, события и воспоминания. Они бок о бок, в необыкновенном единении, прожили более двух десятков лет, в основном в Париже, но, кроме того, вместе объездили почти весь мир: Италия, Франция, Испания, Бельгия, Швейцария, Голландия, Германия, Люксембург, Австрия, Куба, Чехословакия, Португалия, Турция, Индия, Венгрия, Великобритания, Алжир, Иран, Цейлон, Греция – вот неполный перечень стран, где они побывали; они вместе работали в ЮНЕСКО, читали одни и те же книги, у них были общие друзья и одна жизнь на двоих. В далеком 1948 году, в Буэнос-Айресе, они оба вдруг поняли, что подходят друг к другу, как перчатка к руке, но теперь все изменилось, и окончательный распад отношений произошел в Париже, где Кортасар немедленно включился в происходящее, став участником событий, – он был на баррикадах антиголлистов, которых полиция пыталась усмирить с помощью слезоточивого газа, он был среди толпы, закидывавшей камнями фургоны с эмблемой органов безопасности (CRS) в Латинском квартале, он участвовал в романтическом захвате Сорбонны, предпринятом студентами под крики «Долой запреты» и «Живи настоящим». Ощутимый удар, который положил начало процессу распада их брака, имел имя и фамилию: Угне Карвелис; место и время действия имелись тоже: Куба, 1967 год, то есть год назад.
Угне Карвелис, литовка по происхождению, германистка по профессии, была на двадцать два года моложе писателя и в начале шестидесятых годов работала в издательстве «Галлимар». О том, с чего начались ее отношения с Кортасаром, Карвелис рассказывает так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Роман был встречен прохладно – и критикой, и читателями. И не по причине своей неординарности. Как мы уже говорили, это случилось, возможно, потому, что от него ждали чего-то вроде второй части «Игры в классики плюс 62-я глава». Но роман «Модель для сборки» – это было совсем другое. Надо сказать, общее мнение сводилось к тому, что Кортасар слишком многого требует от читателя. И это правда. Он многого требовал и в «Игре в классики» даже от тех читателей, которые предпочитали оставаться на позициях классического повествования, то есть чтобы персонажи, сам город и интрига не уходили бы в метафизическое измерение, что было так близко Кортасару. Однако в романе «62. Модель для сборки» это требование, обращенное к читателю, на несколько степеней выше. Перед нами не только стремление автора дестандартизировать язык, уничтожить структурные условности и найти новые пути для самовыражения, идущие от разрушения повествовательного сюжета к эксперименту в духе Гертруды Стайн, когда время течет непоследовательно, но история перемежается с настоящим временем начиная с того момента, когда мы видим Хуана в ресторане «Полидор», – перед нами попытка вывести формулу максимального выражения абстрактного. Нечто такое, чего писатель не смог показать или чего читатель не смог увидеть.
В апреле 1968 года супруги едут в Иран. Три предыдущих месяца оба провели в Индии, работая по контракту с Международной организацией по торговле и развитию, но жили в качестве почетных гостей в доме Октавио Паса, который в ту пору был послом Мексики в Индии.
Дом Паса находился на территории дипломатической миссии в Гольф Линкс, одном из жилых кварталов, в колониальные времена заселенном англичанами. Дом был красивый и просторный. «Тут у нас столько комнат и слуг, что мы порой чувствуем себя неловко и даже смущаемся и только благодаря добросердечию Октавио и его жены понемногу осваиваемся с иным образом жизни, чем тот, для которого я родился на свет» – так говорил Кортасар Жану Барнабе.
За время своего второго пребывания в стране Неру Кортасару хотелось получше узнать людей и поменьше уделять внимание подробному изучению городов и храмов. Ему хотелось побольше узнать о людях в плане историческом и социальном, а не только познакомиться с эстетической стороной культуры и архитектуры, а также с ароматами и красками этой страны, и ему это удалось, в результате чего он пришел к выводу, что социальные изменения в этой стране могут произойти только вследствие революции маоистского толка.
Вместе с Октавио Пасом они совершали небольшие поездки в конце недели, в выходные дни. Они посетили такие храмы, как Махабалипурам, Каджурахо, храм Солнца в Конараке, монгольские мечети и нищие деревни, условия жизни в которых были за гранью выживания. Обычные люди, с которыми он сталкивался каждый день, казались ему обездоленными и одновременно прекрасными, но прежде всего обреченными на беспросветное существование, лишенное самых необходимых человеческих условий. Достаточно привести только один факт, симптоматичный и весьма наглядный: стоимость номера в первоклассной гостинице в сутки равнялась сумме, необходимой для дневного пропитания шестисот семей.
В этой связи он рассказывает Хулио Сильве следующее: «Однажды вечером нам так и не удалось найти такси, и мы наняли тележку, которую тащил за собой старик. Поездка нас страшно развеселила, ведь, кроме всего прочего, мы рисковали жизнью, и, когда мы добрались до дома, я дал старику десять рупий. Он оставил свою тележку и смотрел на купюру, словно не мог поверить, а потом шел за мной, падая на колени через каждые несколько метров и пытаясь обнять мои ноги; пока мы не вошли в дом, не было никакой возможности от него отделаться. Потом я узнал, что на эту сумму он мог кормить семью целую неделю» (7, 1227). Для сравнения стоит сказать, что переводчик его уровня получал 90 рупий в день – сумма, в три раза превосходившая месячную зарплату уличного подметальщика.
По возвращении в Париж, который в мае того года содрогался от выступлений студентов и рабочих, реальность проявилась во всей своей жестокости. Не только потому, что решение разойтись тяжело далось им обоим. Много лет Хулио и Аурора были единомышленниками, и их совместная жизнь представляла собой почти безупречный союз: они вместе делили гостиницы и квартиры, поезда и самолеты, страны, улицы, уединенные уголки, события и воспоминания. Они бок о бок, в необыкновенном единении, прожили более двух десятков лет, в основном в Париже, но, кроме того, вместе объездили почти весь мир: Италия, Франция, Испания, Бельгия, Швейцария, Голландия, Германия, Люксембург, Австрия, Куба, Чехословакия, Португалия, Турция, Индия, Венгрия, Великобритания, Алжир, Иран, Цейлон, Греция – вот неполный перечень стран, где они побывали; они вместе работали в ЮНЕСКО, читали одни и те же книги, у них были общие друзья и одна жизнь на двоих. В далеком 1948 году, в Буэнос-Айресе, они оба вдруг поняли, что подходят друг к другу, как перчатка к руке, но теперь все изменилось, и окончательный распад отношений произошел в Париже, где Кортасар немедленно включился в происходящее, став участником событий, – он был на баррикадах антиголлистов, которых полиция пыталась усмирить с помощью слезоточивого газа, он был среди толпы, закидывавшей камнями фургоны с эмблемой органов безопасности (CRS) в Латинском квартале, он участвовал в романтическом захвате Сорбонны, предпринятом студентами под крики «Долой запреты» и «Живи настоящим». Ощутимый удар, который положил начало процессу распада их брака, имел имя и фамилию: Угне Карвелис; место и время действия имелись тоже: Куба, 1967 год, то есть год назад.
Угне Карвелис, литовка по происхождению, германистка по профессии, была на двадцать два года моложе писателя и в начале шестидесятых годов работала в издательстве «Галлимар». О том, с чего начались ее отношения с Кортасаром, Карвелис рассказывает так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86