особенно это касалось Ауроры, которая стала проводить много времени в Аргентине, хотя и сохраняла за собой флигель Генерала Бере, в котором жила, когда возвращалась в Париж, на работу по контрактам в ЮНЕСКО. Кортасар поселился в квартире неподалеку от той, где жила Угне Карвелис, – улица Савой, 19, – рядом с собором Парижской Богоматери, в трех кварталах от Сены, вблизи моста Искусств. Квартирка у Кортасара была маленькая, с низкими потолками, что было не слишком удобно, учитывая его рост, но она была прекрасно расположена, как и квартира Угне, поскольку стоило ему ступить на тротуар, как он оказывался в той части Латинского квартала, где было полным-полно кафе и кинотеатров, недалеко от реки, что всегда являлось для него самым привлекательным моментом. Несмотря на тесноту обеих квартир, Кортасара устраивало такое положение дел, поскольку он чувствовал определенную независимость и там и здесь, что позволяло ему работать с полной отдачей.
В первом квартале 1971 года поступили новости о двух рассказах, которые были включены в сборник «Восьмигранник» позднее остальных. Речь идет о рассказах «Шея черного котенка» и «Место под названием Киндберг». Кроме того, в этот период Кортасар начал заниматься юридической процедурой получения французского гражданства. Все, что во Франции касалось бюрократического аспекта интеграции в общество, особенно после майских событий 1968 года, лучше было уладить как можно скорее во избежание непредвиденных последствий. Исходя из этого, а также в силу приобретенной осмотрительности, писатель начал хлопотать о двойном гражданстве, чтобы не перестать быть подданным Аргентины, став гражданином Франции. Несмотря на то что он никак не афишировал свои намерения, эта новость просочилась в печать и, будучи обильно сдобренной соображениями националистического толка, стала орудием манипуляции для аргентинской общественности, во всяком случае отдельных ее слоев, которые, даже не пытаясь разобраться в его позиции, увидели в этом отказ от своего культурно-этнического происхождения. Со своей стороны, он рассчитывал, что вопрос получения гражданства решится через год, но вышло так, что прошло целых десять лет, пока он не стал гражданином Франции, уже в правление Митеррана, а до этого, во времена Жискара д'Эстена, писатель дважды получал отказ.
В этой связи испанский писатель Хосе-Мария Гельбенсу рассказывает об одном случае, когда Кортасару инкриминировали якобы отказ от его аргентинских корней: «Помню, как однажды Хулио Кортасар, недавно получивший французское гражданство, приехал в аэропорт Мадрида, где одна аргентинская туристка узнала его и стала сыпать упреки в достаточно агрессивной манере. В этом есть что-то курьезное: ведь в Аргентине полным-полно (или, по крайней мере, было полно) аргентинцев, которые упрекали его в том, что он специально наговаривает на Аргентину и Буэнос-Айрес, чтобы жить за пределами страны, в Париже, и писать, глядя оттуда, в результате изобретая такую аргентинскую действительность, которая имеет мало что общего с действительностью реальной. Его упрекали в этом люди, которые, может, и оставались аргентинцами до самой смерти, но которые, откуда ни посмотри, всегда хотели казаться парижанами Южного Конуса».
Эта тема сопровождала его всегда. И он всегда участвовал в полемике. Именно в этом духе он ведет в печати диалог с перуанским писателем Хосе Мария Аргедасом. Кортасар, как мы знаем, был сторонником того, чтобы расширить рамки локального проживания и разрушить любые ограничители для лучшего познания жизни, поскольку он был убежден, что физическое отдаление не влечет за собой никаких потерь для того, что именуется любовью к родине и чувством патриотизма. Аргедас же, который мало путешествовал и плохо разбирался в обстоятельствах жизни Кортасара, настаивал на том, что каждый должен в обязательном порядке жить на той земле, где родился, если он хочет понять эту землю как можно лучше и, при надобности, защитить ее.
Неоднократно утверждалось, что творчество Кортасара, с появлением в его жизни Карвелис и благодаря ее связям в издательском мире, переживает в этот период заметный подъем. То есть что отношения с Карвелис в профессиональном плане знаменовали собой укрепление позиций Кортасара в мире литературы. Возможно, и так, однако через тридцать пять лет, которые отделяют нас от того периода его жизни, вполне правомерно допустить, что этот фактор не был таким уж значительным и ничем не выделялся среди прочих; достаточно вспомнить, что к 1968 году Кортасар и его произведения уже и так занимали огромное пространство в панораме мировой литературы, и ни он, ни его творчество не нуждались в дополнительных толчках, но даже если они и были, это тоже делу не мешало.
В эти годы Кортасар опубликовал значительный объем своих произведений, которые выходили как минимум на двенадцати языках мира, не считая испанского; о парадоксальной ситуации, сложившейся в издательствах Испании, мы уже говорили, впрочем, вскоре ситуация была исправлена благодаря издательству «Сейкс-Барраль» и позднее благодаря издательству «Альфагуара». Однако на самом деле языков, на которые переводились его произведения, было гораздо больше, поскольку мы не говорим здесь о полупиратских изданиях, которые появлялись явочным порядком, так сказать, – мы имеем в виду только те издательства, которые прочно утвердились в литературном мире.
Как уже указывалось, в период разрыва отношений с Бернардес Кортасар дорабатывал окончательный вариант романа «62. Модель для сборки» и работал над сборником фотографий, сделанных Сарой Фасио и Алисией Д'Амико, снабженных его текстами, который назывался «Буэнос-Айрес, Буэнос-Айрес», а также над новой книгой «Последний раунд». Кроме того, он опубликовал сборники рассказов «Бестиарий» и «Конец игры» в расширенном варианте, которые вышли в «Судамерикане»; а также сборники «Тайное оружие», «Истории хронопов и фамов», «Все огни – огонь» и книгу «Вокруг дня за восемьдесят миров». Кроме того, романы «Выигрыши» и «Игра в классики». Могло ли сожительство с Карвелис сделать Кортасара более известным в литературном мире? Вряд ли.
Точно так же было много теоретических выступлений по поводу возросшей политизированности Кортасара начиная с 1968 года, что тоже объяснялось его совместной жизнью с Карвелис, которая, в свою очередь, была ярой сторонницей революции Фиделя Кастро. Так ли это, мы можем убедиться, рассматривая образ Кортасара как человека общественного, которым он был в те годы; возможно, его активность несколько выросла за те последние десять лет, но нельзя не признать, что политическая активность Кортасара была ему вообще присуща, особенно когда дело касалось ситуации в таких странах, как та же Аргентина или Чили, Уругвай, Боливия, Парагвай, Никарагуа и Сальвадор, когда он неизменно вставал на путь борьбы за права человека, и этот процесс просто совпал по времени с теми годами его жизни, которые он провел с Карвелис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86