Однако постепенное разрушение демократических процессов, его собственные идеологические метания, череда государственных переворотов и зарождение военных режимов в зоне, называемой Южным Конусом, – весь этот процесс, который длился по времени до середины семидесятых годов, и стал побудительной причиной для выбора позиции непримиримой борьбы с авторитаризмом со стороны писателя, который с 1973 по 1983 годы был одним из самых активных участников общественной жизни, в основном как член Трибунала Бертрана Рассела.
Рассмотрим это положение на примере Чили.
Социалистический опыт Чили начался с прихода к власти в 1970 году правительства Сальвадора Альенде, руководителя Народного фронта. Другой стороной действительности была неуступчивость чилийских вооруженных сил, которые сопротивлялись любым принципиальным переменам, направленным на то, чтобы нарушить хорошо отлаженную действующую систему капитализма. К тому же экономическая политика национализации, проводимая правительством Альенде, во всех отношениях шла вразрез с интересами Соединенных Штатов (достаточно вспомнить противодействие, оказанное телефонной компанией ИТТ), во главе с президентом Никсоном и всемогущим Генри Киссинджером. В результате все три года существования режима Альенде его правительство проводило политику экспроприации, причем в направлении прогрессирующего увеличения и при яростном сопротивлении со стороны местной олигархии, которая не собиралась отказываться от своих привилегий. Решение пришло со стороны определенных кругов вооруженных сил, поддержанных в значительной мере и гражданским населением Чили, – это была бомбардировка дворца Монкада 11 сентября 1973 года.
Вследствие государственного переворота, повлекшего за собой смерть Сальвадора Альенде и отмену Конституции 1925 года, во главе страны оказался Аугусто Пиночет. Пиночет, включившийся в мятеж с некоторым опозданием, однако быстро принявший на себя руководство военным переворотом, на долгие годы остался зловещим символом варварского авторитарного режима, покрыв себя печальной славой человека, который только за первый месяц своего правления арестовал и держал на стадионах и в тюрьмах более 50000 человек, и если их не убивали без суда и следствия, то они попадали в ловушку печально известного «закона о беженцах» с трагическими для себя последствиями.
Самые первые меры, которые принял новый режим, были направлены на то, чтобы уничтожить любую возможность оппозиционных действий, и с этой целью были запрещены и распущены все политические партии, входившие в Народный фронт, а также политические профсоюзы. Следующий шаг – чистка административных кадров, от чиновников всех рангов и до учителей и преподавателей университетов, чтобы утвердить и упрочить невозможность малейшего сопротивления, несущего угрозу основам режима. Пытки, расстрелы и «без вести пропавшие», вездесущая деятельность тайной полиции, так называемого Управления по делам интеллигенции под руководством полковника Мануэля Контрераса с его бесчеловечными методами, привели к тому, что согласно цифрам, приведенным различными международными организациями, от рук военных и пропиночетовски настроенных организаций милитаристского толка погибло более 15000 человек.
То, что впоследствии назвали «чилийским геноцидом», расширялось по своим масштабам, выйдя за пределы одной страны в Андах (генерал Пратс был убит в Буэнос-Айресе; Монтальво Бернардо Лейтона, который был министром внутренних дел, убили в Риме; Орландо Летельера – в Вашингтоне), и, конечно, в такой ситуации многие представители латиноамериканской и европейской интеллигенции шестидесятых годов не могли оставаться в стороне. И естественно, если мы проследим путь деятельности Кортасара, то увидим, что он был глубоко вовлечен в борьбу за права тех, кто оказались жертвами политической ситуации, и что его солидарность с ними выходит далеко за пределы идеологии. Он делал все, что мог.
Приверженность Кортасара делу чилийских патриотов проявилась с самого начала, как только власть перешла к правительству Альенде. В середине ноября 1970 года Кортасар прилетел в Сантьяго, чтобы выразить безоговорочную поддержку недавно образованному социалистическому правительству. С этого момента его позиция как человека, разделяющего идеи социалистов и их поддерживающего, оставалась неизменной, а после пиночетовского государственного переворота его помощь незаконно свергнутому режиму только увеличилась: он становится членом многих комиссий, участвует в конгрессах деятелей культуры и в различных мероприятиях, организованных со специальными целями; так, например, он был членом Комитета по защите политзаключенных или того же Трибунала Бертрана Рассела, обеих организаций, которые проводили свою деятельность в Бельгии, Мексике, Италии и в ГДР; он бывает и в других странах, и на других форумах – везде, где его участие может быть полезным. В апреле 1975 года его друг и преподаватель латиноамериканской литературы Жан Л. Андреу пригласил его рассказать о романе «Игра в классики» в университете Тулузы, где он работал, на что Кортасар ответил: «Сейчас не могу. Все это кажется мне далеким, чужим, нелепым. Латинская Америка – это сплошные дикие джунгли. Когда-нибудь мы их расчистим, я знаю это. Но сейчас я хочу побыть один, мне нужно вернуться к самому себе». (Как раз в это время, во время поездки в Турцию, он заразился непонятной болезнью, которую врачи никак не могли диагностировать. Неизвестный вирус вызвал температуру, которая держалась полтора месяца, так что ему пришлось неделю пролежать в одной из парижских клиник, где с вирусом и температурой постепенно справились, притом что за это время Кортасар похудел на семь килограммов.)
Кортасар считал, что необходимо постоянно выступать в печати, чтобы не дать общественному мнению забыть о том, что творилось в Чили; убеждать людей в незаконности военной хунты, которая выбрала наиболее отвратительные формы для своих преступных действий во имя так называемого порядка. Он даже решил поехать в Соединенные Штаты, преодолев застарелое внутреннее сопротивление, которое раньше мешало ему посетить эту страну (достаточно вспомнить, как за несколько лет до этого он отказался от предложения преподавателя и писателя Фрэнка МакШеина прочесть несколько лекций в Колумбийском университете), и выразить там свой протест, пользуясь тем, что он участвовал в коллоквиуме по проблемам перевода, организованном «Центром внутриамериканских отношений» и Международным ПЕН-клубом; выступление на этом коллоквиуме было для него платформой, с которой он мог высказать свое мнение о режиме Пиночета, а также установить в Соединенных Штатах связи и контакты с организациями левых убеждений, выступающими против Пиночета и его сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Рассмотрим это положение на примере Чили.
Социалистический опыт Чили начался с прихода к власти в 1970 году правительства Сальвадора Альенде, руководителя Народного фронта. Другой стороной действительности была неуступчивость чилийских вооруженных сил, которые сопротивлялись любым принципиальным переменам, направленным на то, чтобы нарушить хорошо отлаженную действующую систему капитализма. К тому же экономическая политика национализации, проводимая правительством Альенде, во всех отношениях шла вразрез с интересами Соединенных Штатов (достаточно вспомнить противодействие, оказанное телефонной компанией ИТТ), во главе с президентом Никсоном и всемогущим Генри Киссинджером. В результате все три года существования режима Альенде его правительство проводило политику экспроприации, причем в направлении прогрессирующего увеличения и при яростном сопротивлении со стороны местной олигархии, которая не собиралась отказываться от своих привилегий. Решение пришло со стороны определенных кругов вооруженных сил, поддержанных в значительной мере и гражданским населением Чили, – это была бомбардировка дворца Монкада 11 сентября 1973 года.
Вследствие государственного переворота, повлекшего за собой смерть Сальвадора Альенде и отмену Конституции 1925 года, во главе страны оказался Аугусто Пиночет. Пиночет, включившийся в мятеж с некоторым опозданием, однако быстро принявший на себя руководство военным переворотом, на долгие годы остался зловещим символом варварского авторитарного режима, покрыв себя печальной славой человека, который только за первый месяц своего правления арестовал и держал на стадионах и в тюрьмах более 50000 человек, и если их не убивали без суда и следствия, то они попадали в ловушку печально известного «закона о беженцах» с трагическими для себя последствиями.
Самые первые меры, которые принял новый режим, были направлены на то, чтобы уничтожить любую возможность оппозиционных действий, и с этой целью были запрещены и распущены все политические партии, входившие в Народный фронт, а также политические профсоюзы. Следующий шаг – чистка административных кадров, от чиновников всех рангов и до учителей и преподавателей университетов, чтобы утвердить и упрочить невозможность малейшего сопротивления, несущего угрозу основам режима. Пытки, расстрелы и «без вести пропавшие», вездесущая деятельность тайной полиции, так называемого Управления по делам интеллигенции под руководством полковника Мануэля Контрераса с его бесчеловечными методами, привели к тому, что согласно цифрам, приведенным различными международными организациями, от рук военных и пропиночетовски настроенных организаций милитаристского толка погибло более 15000 человек.
То, что впоследствии назвали «чилийским геноцидом», расширялось по своим масштабам, выйдя за пределы одной страны в Андах (генерал Пратс был убит в Буэнос-Айресе; Монтальво Бернардо Лейтона, который был министром внутренних дел, убили в Риме; Орландо Летельера – в Вашингтоне), и, конечно, в такой ситуации многие представители латиноамериканской и европейской интеллигенции шестидесятых годов не могли оставаться в стороне. И естественно, если мы проследим путь деятельности Кортасара, то увидим, что он был глубоко вовлечен в борьбу за права тех, кто оказались жертвами политической ситуации, и что его солидарность с ними выходит далеко за пределы идеологии. Он делал все, что мог.
Приверженность Кортасара делу чилийских патриотов проявилась с самого начала, как только власть перешла к правительству Альенде. В середине ноября 1970 года Кортасар прилетел в Сантьяго, чтобы выразить безоговорочную поддержку недавно образованному социалистическому правительству. С этого момента его позиция как человека, разделяющего идеи социалистов и их поддерживающего, оставалась неизменной, а после пиночетовского государственного переворота его помощь незаконно свергнутому режиму только увеличилась: он становится членом многих комиссий, участвует в конгрессах деятелей культуры и в различных мероприятиях, организованных со специальными целями; так, например, он был членом Комитета по защите политзаключенных или того же Трибунала Бертрана Рассела, обеих организаций, которые проводили свою деятельность в Бельгии, Мексике, Италии и в ГДР; он бывает и в других странах, и на других форумах – везде, где его участие может быть полезным. В апреле 1975 года его друг и преподаватель латиноамериканской литературы Жан Л. Андреу пригласил его рассказать о романе «Игра в классики» в университете Тулузы, где он работал, на что Кортасар ответил: «Сейчас не могу. Все это кажется мне далеким, чужим, нелепым. Латинская Америка – это сплошные дикие джунгли. Когда-нибудь мы их расчистим, я знаю это. Но сейчас я хочу побыть один, мне нужно вернуться к самому себе». (Как раз в это время, во время поездки в Турцию, он заразился непонятной болезнью, которую врачи никак не могли диагностировать. Неизвестный вирус вызвал температуру, которая держалась полтора месяца, так что ему пришлось неделю пролежать в одной из парижских клиник, где с вирусом и температурой постепенно справились, притом что за это время Кортасар похудел на семь килограммов.)
Кортасар считал, что необходимо постоянно выступать в печати, чтобы не дать общественному мнению забыть о том, что творилось в Чили; убеждать людей в незаконности военной хунты, которая выбрала наиболее отвратительные формы для своих преступных действий во имя так называемого порядка. Он даже решил поехать в Соединенные Штаты, преодолев застарелое внутреннее сопротивление, которое раньше мешало ему посетить эту страну (достаточно вспомнить, как за несколько лет до этого он отказался от предложения преподавателя и писателя Фрэнка МакШеина прочесть несколько лекций в Колумбийском университете), и выразить там свой протест, пользуясь тем, что он участвовал в коллоквиуме по проблемам перевода, организованном «Центром внутриамериканских отношений» и Международным ПЕН-клубом; выступление на этом коллоквиуме было для него платформой, с которой он мог высказать свое мнение о режиме Пиночета, а также установить в Соединенных Штатах связи и контакты с организациями левых убеждений, выступающими против Пиночета и его сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86