Жизнь в городе в эти
часы оживала: полчища москвичей, окончив работу, с горящими глазами
носились из магазина в магазин в поисках чего-нибудь такого, что можно было
бы употребить в пищу либо надеть на себя, но часто эти поиски затягивались
не на одни сутки, и обессиленные москвичи, хмурые и злые, понуро
возвращались домой не солоно хлебавши, чтобы вечером забыться под взглядом
всемогущего чародея Кашпировского. Чудаков стоически переносил эти издержки
Перестройки и поэтому привык довольствоваться малым. Зайдя в попавшийся на
пути гастроном, он приобрёл практически весь ассортимент продуктов, бывший
в наличии на прилавках: полбуханки чёрного хлеба, банку "Салата
дальневосточного", две тушки сардинеллы х/к и кооперативную "клюкву в
сахаре" за рубль пачка; горох, крупу "Артек" и сизо-фиолетовых
полуощипанных кур он взять не решился. С этими покупками он и прибыл домой.
В своей московской квартире Чудаков имел некоторый запас продуктов,
рассчитанный на довольно длительное безвыходное пребывание в ней при полном
исчезновении последних с прилавков столичных магазинов. В основном здесь
была собрана богатая коллекция всевозможных консервов, дефицитных круп
(рис, гречка и даже макароны), копчёностей и сухофруктов, но не последнее
место среди всего этого изобилия занимали также сахар, соль и чай. Не
следует, конечно, думать, что Чудаков был одержим страстью к столь
характерному для нынешних времён накопительству. Нет, наш бескорыстный
сыщик был выше этого. Всё это богатство сыпалось на него из соседней
квартиры, где жила чета немолодых бездетных супругов, работавших на
продовольственной базе и считавших своим долгом поддерживать хорошие, если
не сказать - приятельские, отношения с молодым работником овощного
магазина. И хотя Чудаков редко баловал своих соседей дарами "чёрного хода"
магазина "овощи-фрукты" № 257 (не посылать же их к чёрту, если тебя слёзно
умоляют достать хотя бы пару свежих огурчиков на Новый год!), они, несмотря
на бурные протесты с его стороны, продолжали одаривать его "чем Бог послал"
(по их собственному выражению), причём брали с него не более двадцати
процентов сверх госцены. Чудаков же не умел отказывать и, идя на конфликт с
совестью, переплачивал за дефицит столько, сколько с него просили - и
никогда не торговался. Следует отдать ему должное: часть "левых" продуктов
он отсылал матери в деревню, часть продавал за собственную цену товарищам
по работе - в убыток себе, заметьте! - а то, что оставалось - оставалось,
право же, совсем немного - потреблял сам. Не помирать же с голоду, в конце
концов!
Поэтому Чудакову не пришлось безутешно ходить из угла в угол своей
единственной комнаты в поисках чего-нибудь съестного - в смысле поесть у
него, чего греха таить, всё было в полном ажуре. Выложив на стол покупки,
он приготовил себе лёгкий ужин, без особого аппетита съел его, удобно
устроился в кресле и в темноте надвигающихся сумерек глубоко задумался.
Какие же выводы можно было сделать из случайно подслушанного им
телефонного разговора следователя Щеглова? Вывод первый: в профессора
Красницкого стреляли дважды. Теперь возникает вопрос: кто и когда? Если
допустить - что совершенно невероятно, но всё же - если допустить, что
второй выстрел был произведён сразу же вслед за первым, а Чудаков его
почему-то не услышал, то единственным свидетельством, подтверждающим
непричастность Храпова ко второму (или к первому?) выстрелу, являются слова
самого же Храпова. Храпов же утверждает, что стрелял только один раз - по
крайней мере, так Чудаков понял из телефонного разговора следователя
Щеглова. Можно ли верить Храпову? Думается, да. Ибо зачем ему скрывать
такую мелочь, как количество выстрелов, когда он уже признался в главном -
в убийстве человека? Что ему даст эта ложь? Ровным счётом ничего. Значит,
если даже допустить, что чувства обманули Чудакова, простая логика всё же
на стороне Храпова.
Отсюда можно сделать вывод второй: помимо Храпова в профессора
стрелял кто-то ещё. И снова тот же вопрос: кто и когда? Ясно одно - не
Храпов. Тогда кто же? И когда - до или после Храпова? Чудаков решил
проанализировать оба варианта. Допустим, после. Это значит, что, помимо
Храпова, в ту ночь ещё кто-то сидел в засаде и ждал своего часа. Выстрелить
он мог только в те полчаса, в течение которых Чудаков отсутствовал, гоняясь
за человеком в плаще. И даже не полчаса, а минут пятнадцать, так как именно
в этот отрезок времени Чудаков находился достаточно далеко от посёлка,
где-то в районе станции - ведь вблизи посёлка он наверняка бы услышал
выстрел. Всё же остальное время, вплоть до самого утра, Чудаков находился в
каком-то десятке метров от места происшествия и не услышать выстрела просто
не мог.
Итак, пятнадцать минут. В этот промежуток времени неизвестный вполне
мог проникнуть в дом профессора Красницкого и - что же? Если профессор к
этому времени был уже мёртв, то во втором выстреле необходимости не было, а
если неизвестный всё же выстрелил, значит, профессор был ещё жив. Откуда
следует, что выстрел Храпова оказался не смертельным! (Где-то в глубине
души Чудаков был бы очень рад такому обороту дела, ибо Храпов почему-то был
симпатичен ему.) Логично? Вполне. Правда, одно "но" делало эту версию
несостоятельной. Чудаков хорошо помнил, как холодна была рука профессора,
когда он коснулся её. За те пятнадцать минут тело не могло бы так быстро
остыть. Но не могло оно остыть и за полчаса! Значит...
Сердце Чудакова бешено забилось. Внезапная догадка озарила его
сознание. Ну конечно же! Как же он раньше до этого не додумался! Храпов
стрелял в труп! В холодный, уже успевший остыть труп профессора
Красницкого! Но самое удивительное в другом: Храпов не знал, что перед ним
мертвец, - иначе бы он не выстрелил. Он был уверен, что видит за столом
спящего - а не мёртвого! - человека, - и нажал на спусковой крючок! А это
значит, что тот, второй, и есть настоящий убийца, так как его выстрел
прозвучал первым - и оказался смертельным. Признание же Храпова в убийстве,
как ни парадоксально это звучит, оказалось недействительным. Да, Храпов -
убийца, но в смерти человека неповинен!
Чудаков порывисто вскочил с кресла и стремительно заходил по комнате.
Было уже совсем темно, но света он не включал - свет мешал думать.
Неожиданное открытие привело его в восторг, а восторг в свою очередь рождал
жажду деятельности. Ему хотелось сейчас же бежать, куда - они сам не знал,
лишь бы бежать далекодалеко - и вынюхивать, выслеживать, выискивать, идти
по следу преступника. Но кто он - этот преступник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
часы оживала: полчища москвичей, окончив работу, с горящими глазами
носились из магазина в магазин в поисках чего-нибудь такого, что можно было
бы употребить в пищу либо надеть на себя, но часто эти поиски затягивались
не на одни сутки, и обессиленные москвичи, хмурые и злые, понуро
возвращались домой не солоно хлебавши, чтобы вечером забыться под взглядом
всемогущего чародея Кашпировского. Чудаков стоически переносил эти издержки
Перестройки и поэтому привык довольствоваться малым. Зайдя в попавшийся на
пути гастроном, он приобрёл практически весь ассортимент продуктов, бывший
в наличии на прилавках: полбуханки чёрного хлеба, банку "Салата
дальневосточного", две тушки сардинеллы х/к и кооперативную "клюкву в
сахаре" за рубль пачка; горох, крупу "Артек" и сизо-фиолетовых
полуощипанных кур он взять не решился. С этими покупками он и прибыл домой.
В своей московской квартире Чудаков имел некоторый запас продуктов,
рассчитанный на довольно длительное безвыходное пребывание в ней при полном
исчезновении последних с прилавков столичных магазинов. В основном здесь
была собрана богатая коллекция всевозможных консервов, дефицитных круп
(рис, гречка и даже макароны), копчёностей и сухофруктов, но не последнее
место среди всего этого изобилия занимали также сахар, соль и чай. Не
следует, конечно, думать, что Чудаков был одержим страстью к столь
характерному для нынешних времён накопительству. Нет, наш бескорыстный
сыщик был выше этого. Всё это богатство сыпалось на него из соседней
квартиры, где жила чета немолодых бездетных супругов, работавших на
продовольственной базе и считавших своим долгом поддерживать хорошие, если
не сказать - приятельские, отношения с молодым работником овощного
магазина. И хотя Чудаков редко баловал своих соседей дарами "чёрного хода"
магазина "овощи-фрукты" № 257 (не посылать же их к чёрту, если тебя слёзно
умоляют достать хотя бы пару свежих огурчиков на Новый год!), они, несмотря
на бурные протесты с его стороны, продолжали одаривать его "чем Бог послал"
(по их собственному выражению), причём брали с него не более двадцати
процентов сверх госцены. Чудаков же не умел отказывать и, идя на конфликт с
совестью, переплачивал за дефицит столько, сколько с него просили - и
никогда не торговался. Следует отдать ему должное: часть "левых" продуктов
он отсылал матери в деревню, часть продавал за собственную цену товарищам
по работе - в убыток себе, заметьте! - а то, что оставалось - оставалось,
право же, совсем немного - потреблял сам. Не помирать же с голоду, в конце
концов!
Поэтому Чудакову не пришлось безутешно ходить из угла в угол своей
единственной комнаты в поисках чего-нибудь съестного - в смысле поесть у
него, чего греха таить, всё было в полном ажуре. Выложив на стол покупки,
он приготовил себе лёгкий ужин, без особого аппетита съел его, удобно
устроился в кресле и в темноте надвигающихся сумерек глубоко задумался.
Какие же выводы можно было сделать из случайно подслушанного им
телефонного разговора следователя Щеглова? Вывод первый: в профессора
Красницкого стреляли дважды. Теперь возникает вопрос: кто и когда? Если
допустить - что совершенно невероятно, но всё же - если допустить, что
второй выстрел был произведён сразу же вслед за первым, а Чудаков его
почему-то не услышал, то единственным свидетельством, подтверждающим
непричастность Храпова ко второму (или к первому?) выстрелу, являются слова
самого же Храпова. Храпов же утверждает, что стрелял только один раз - по
крайней мере, так Чудаков понял из телефонного разговора следователя
Щеглова. Можно ли верить Храпову? Думается, да. Ибо зачем ему скрывать
такую мелочь, как количество выстрелов, когда он уже признался в главном -
в убийстве человека? Что ему даст эта ложь? Ровным счётом ничего. Значит,
если даже допустить, что чувства обманули Чудакова, простая логика всё же
на стороне Храпова.
Отсюда можно сделать вывод второй: помимо Храпова в профессора
стрелял кто-то ещё. И снова тот же вопрос: кто и когда? Ясно одно - не
Храпов. Тогда кто же? И когда - до или после Храпова? Чудаков решил
проанализировать оба варианта. Допустим, после. Это значит, что, помимо
Храпова, в ту ночь ещё кто-то сидел в засаде и ждал своего часа. Выстрелить
он мог только в те полчаса, в течение которых Чудаков отсутствовал, гоняясь
за человеком в плаще. И даже не полчаса, а минут пятнадцать, так как именно
в этот отрезок времени Чудаков находился достаточно далеко от посёлка,
где-то в районе станции - ведь вблизи посёлка он наверняка бы услышал
выстрел. Всё же остальное время, вплоть до самого утра, Чудаков находился в
каком-то десятке метров от места происшествия и не услышать выстрела просто
не мог.
Итак, пятнадцать минут. В этот промежуток времени неизвестный вполне
мог проникнуть в дом профессора Красницкого и - что же? Если профессор к
этому времени был уже мёртв, то во втором выстреле необходимости не было, а
если неизвестный всё же выстрелил, значит, профессор был ещё жив. Откуда
следует, что выстрел Храпова оказался не смертельным! (Где-то в глубине
души Чудаков был бы очень рад такому обороту дела, ибо Храпов почему-то был
симпатичен ему.) Логично? Вполне. Правда, одно "но" делало эту версию
несостоятельной. Чудаков хорошо помнил, как холодна была рука профессора,
когда он коснулся её. За те пятнадцать минут тело не могло бы так быстро
остыть. Но не могло оно остыть и за полчаса! Значит...
Сердце Чудакова бешено забилось. Внезапная догадка озарила его
сознание. Ну конечно же! Как же он раньше до этого не додумался! Храпов
стрелял в труп! В холодный, уже успевший остыть труп профессора
Красницкого! Но самое удивительное в другом: Храпов не знал, что перед ним
мертвец, - иначе бы он не выстрелил. Он был уверен, что видит за столом
спящего - а не мёртвого! - человека, - и нажал на спусковой крючок! А это
значит, что тот, второй, и есть настоящий убийца, так как его выстрел
прозвучал первым - и оказался смертельным. Признание же Храпова в убийстве,
как ни парадоксально это звучит, оказалось недействительным. Да, Храпов -
убийца, но в смерти человека неповинен!
Чудаков порывисто вскочил с кресла и стремительно заходил по комнате.
Было уже совсем темно, но света он не включал - свет мешал думать.
Неожиданное открытие привело его в восторг, а восторг в свою очередь рождал
жажду деятельности. Ему хотелось сейчас же бежать, куда - они сам не знал,
лишь бы бежать далекодалеко - и вынюхивать, выслеживать, выискивать, идти
по следу преступника. Но кто он - этот преступник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43