– Я должен вам кое-что рассказать, – произнес Себастьян.
И там, рядом с могилой Гиневры Англесси, под шум ночного ветерка, обдувавшего щеки, Себастьян рассказал маркизу, как она погибла и почему.
Когда Себастьян закончил, маркиз помолчал несколько секунд, наклонив голову и тяжело дыша. Потом он поднял на Себастьяна взгляд, полный ярости.
– Эта женщина… эта леди Одли. Вы уверены, что она мертва?
– Да.
Старик кивнул. Ветер усилился, зашумел кроной дуба над головой, принес с собой запах травы, разложения и смерти.
– Вы верите в Бога? – неожиданно спросил Англесси, нарушив затянувшуюся паузу.
Себастьян посмотрел в глаза измученному болью старику и честно ответил:
– Нет, больше не верю.
Англесси вздохнул.
– Жаль, что я верю. Иначе я бы взял оружие и вышиб Бевану мозги. Мне давно следовало бы так поступить.
– Возможно, если вы поживете подольше, то вам повезет, и кто-то другой сделает это за вас.
– Те, кто заслуживает смерти, живут долго, – проворчал Англесси.
Он устремил взгляд вдаль, где лунный свет отражался от высоких сводчатых окон старинной каменной церкви.
– Я сидел сейчас здесь и думал, как бы все сложилось, родись я на тридцать лет позже… или родись Гиневра на тридцать лет раньше. Полюбила бы она меня, как вы думаете?
– Она любила вас. Мне кажется, под конец она осознала, что вы дали ей то, чего не давал никто и никогда за всю ее жизнь.
Англесси удивленно покачал головой.
– Что же это?
– Свою бескорыстную любовь.
Старик с силой зажмурился, словно от глубокой, невыносимой боли.
– Я был эгоистом. Если бы не моя одержимость заиметь наследника… если бы я не толкнул ее в объятия этого молодого человека… она ни за что бы не погибла.
– Этого вы знать не можете. Пусть я не верю в Бога, зато я верю в предначертанный путь. Как бы мы ни старались, мы все равно по нему пройдем, даже сами этого не сознавая.
– А разве это не божий промысел?
– Возможно, – сказал Себастьян. Он внезапно почувствовал, что очень устал. Ему захотелось обнять Кэт. И держать ее в своих объятиях целую вечность. – Возможно, так и есть.
Он пришел к ней глубокой ночью, когда последняя карета давно прогрохотала по улицам, а от луны осталось лишь бледное воспоминание. Кэт, беспокойно метавшаяся во сне от непривычной ночной жары, проснулась и увидела рядом Девлина.
– Выходи за меня, Кэт, – сказал он, трясущейся рукой убирая прядь волос с ее взмокшего лба.
Она разглядывала его лицо при свете умирающей луны, разглядывала до тех пор, пока надежда не иссякла, а вместо нее в сердце заползла боль. Не в силах больше этого вынести, она прижалась лицом к его плечу, чтобы он не видел ее, а она его.
– Не могу. Ты кое-чего не знаешь обо мне. Не знаешь, что я натворила.
– А мне все равно, что бы это ни было. – Он запустил пятерню в ее пышную шевелюру и, нажав большим пальцем на подбородок, вынудил поднять голову, – Никакой твой проступок не смог бы меня заставить…
Она прижала пальцы к его губам, не дав закончить фразу.
– Нет. Так нельзя говорить, когда ты не знаешь, о чем речь. А у меня не хватает смелости во всем признаться.
– Я знаю, что люблю тебя, – сказал он, целуя ей пальцы.
– Тогда давай довольствоваться этим. Прошу тебя, Себастьян. Давай довольствоваться этим.
Швырнув на столик в темном холле шляпу и перчатки, Джарвис направился в библиотеку. Он зажег несколько свечей и налил себе бренди, после чего с довольной улыбкой понес бокал к креслу возле камина.
Но через секунду он отставил нетронутый бокал и вынул из кармана ожерелье леди Гендон. Обвив цепочку вокруг пальца, он поднес подвеску ближе к свету. Голубой каменный диск с наложенным на него серебряным трискелионом принялся описывать дугу, медленно раскачиваясь в воздухе. Умом он понимал, что легенда, которой обросла эта вещица, полная чепуха. И все же ему показалось, будто он чувствует силу, излучаемую подвеской. Чувствует, но не может ухватить.
– Папа!
Оглянувшись, он увидел на пороге дочь, Геро, и зажал подвеску в кулаке.
– Почему ты до сих пор не спишь? – спросила она, входя в комнату.
В белом атласном вечернем платье, в котором она ходила на бал принца, в золотистом свете свечи, мягко освещавшем ее кожу, с завитыми локонами вокруг лица, Геро выглядела почти хорошенькой.
Он швырнул ожерелье на стол и потянулся за бокалом.
– Мне захотелось выпить бренди перед сном.
Ее взгляд упал на ожерелье.
– Какое интересное украшение, – сказала она и взяла его со стола, прежде чем отец успел ее остановить.
Геро положила подвеску на ладонь. Отец увидел, как лицо ее постепенно изменилось – она разомкнула губы и слегка нахмурилась.
– Что? – спросил он с невольной резкостью. – Что такое?
– Ничего. Просто… – Она неуверенно рассмеялась. – Звучит, конечно, смешно, но мне кажется, будто оно излучает тепло. – Геро подняла на него глаза. – Чье оно?
Джарвис залпом выпил бренди и отставил бокал в сторону.
– Полагаю, теперь оно твое.
ОТ АВТОРА
В георгианскую эпоху якобиты представляли собой вполне серьезную угрозу династии Ганноверов. Парламентский билль о правах для католиков 1778 года был обусловлен официальным устранением Стюартов от престолонаследия. Но со смертью в начале девятнадцатого века Генриха Стюарта, брата Красавчика принца Чарли, династия Стюартов закончилась. Их право на трон перешло к королю Савойи, который был потомком дочери Карла I (Ганноверы прослеживали свой род от дочери отца Карла I, Якова I).
Это то, что касается истории. Принц Уэльский действительно устроил грандиозный бал в июне 1811 года в ознаменование своего регентства. Все происходило примерно так, как я описывала, хотя знатоки, безусловно, заметят, что я передвинула дату праздника на один день, как требовалось по сюжету. Одержимость принца-регента вещами Стюартов – также доподлинный факт, как и его огромная непопулярность. Песенка, которую услышал Себастьян в толпе в ночь праздника, на самом деле – часть стихотворения, написанного Чарльзом Лэмбом в 1812 году. Однако заговор 1811 года с целью сместить Ганноверов и отдать трон Савойской династии – моя выдумка, как и существование дочери Анны, вышедшей замуж за датского принца.
История валлийской любовницы Якова II и ее ожерелья частично основана на подлинной истории женщины по имени Годита Прайс. Она родила принцу Якову двоих детей. Позже ее дочь, Мэри Стюарт, вышла замуж за шотландского лорда по имени Макбин. В качестве свадебного подарка она получила от короля-отца ожерелье, некогда принадлежавшее ее матери. Древнее украшение в виде серебряного трискелиона, наложенного поверх диска из голубого камня, по преданию, становится теплым в руках подлинного хозяина. Также существует верование, что оно дарует долгую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76