Этот роскошный ужин на четыре или пять месяцев опередил календарь: тушеное мясо, гора спаржи и печеная картошка – каждый клубень не меньше ботинка. Однако у меня хватило ума оставить при себе замечание, что достаточно было бы салата «от шефа» или обжаренных в масле овощей. В любом случае это был на редкость забавный выбор блюд для конца июля, и хотя я ел копченую лососину с рогаликом меньше трех часов назад, аппетит у меня разыгрался не на шутку. Когда Флокс убавила громкость, резкий белый шум, наполнявший каждый уголок квартиры, сменился зеленовато-голубым гулом женской болтовни и хихиканья.
Я ошивался на кухне, развлекая Флокс болтовней, пока она заканчивала с приготовлениями. Старательно избегая разговоров об Артуре, я взялся повествовать с большим усердием о великом задымлении в «Бордуок». А Флокс, поглощенная стряпней, не обращала на меня особого внимания. Сказание о пожаре помогло мне продержаться до того момента, когда мы сели ужинать на ветерке перед открытыми окнами.
– Да!.. Мне сегодня звонил отец, – опрометчиво поделился я новостями. – Он завтра приезжает в Питтсбург. Представляешь, он будет здесь целую неделю!
– Ах, Арт, как здорово! Я хочу с ним познакомиться!
Почему этим летом я так часто становился жертвой больших потрясений?
– Конечно, наверное. Разумеется, – промямлил я, разом потеряв интерес к еде.
– Меня же можно ему представить? Или нет?
– Ну, понимаешь, он приезжает по делу и, наверное, все время будет жутко занят. Трудно сказать, – попытался отыграть я.
– Но вечерами он не работает? Мы можем поужинать. – Она отложила вилку и уставилась мне прямо в глаза.
– Там будет видно.
– А мне кажется, что ты меня стыдишься.
– Флокс, перестань… Я тебя не стыжусь.
– Тогда почему ты не хочешь познакомить меня с отцом?
– С тобой это никак не связано. Просто…
– Почему ты меня стесняешься? Что во мне тебе не нравится?
– Мне все нравится. Я тебя люблю. Ты великолепна.
– Тогда почему мне нельзя познакомиться с твоим отцом?
«Да потому, что я никого с ним не знакомлю!»
– Я не хочу из-за этого ссориться.
– Мы не ссоримся, Арт. Ты опять ведешь себя странно. Это невыносимо. – Глаза ее наполнились слезами. Сначала скатилась одна слезинка, потом вторая.
– Флокс! – Я протянул к ней руку над столом и провел пальцем по блестящему следу. – Не надо плакать. Пожалуйста.
– Все, я уже перестала. – Она взяла вилку, всхлипнула. – Ладно, забудем.
– Ты пойми, это не имеет ничего общего с…
– Ладно. Забудем.
Дальше мы жевали в полном молчании.
Вечером во вторник автобус был битком набит детьми, направлявшимися в «Уорнер» на премьеру нового фантастического фильма (любовная драма на фоне мутации), который позже произвел настоящий фурор. (Я дважды смотрел его – с Флокс и без нее.) Вентиляция в автобусе была неважная, и я маялся в своей спортивной куртке и галстуке; сквозь открытые и дребезжащие окна внутрь летели пыль и выхлопы.
– Розы щек моих поблекли и увяли, – сказала Флокс.
Я посмотрел на нее и под слоем косметики обнаружил следы никуда не девшегося румянца. Когда я об этом сказал, она в ответ задумчиво улыбнулась.
– Арт, у тебя хороший отец?
– Прошу прощения?
– Может, он из тех, кто много пьет, говорит о деньгах, злится, грязно шутит и потом громко смеется над своими же шутками?
Она дала великолепное описание дядюшки Пенни и его самых близких друзей – Эдди Мартино по кличке Бубба и Джулса Голдмана, прозванного Перчатки, который приходился нам дальним родственником.
– Нет, мой отец – серьезный парень, – сказал я. – Он пьет только на свадьбах. Не вульгарен, почти никогда не смеется, хотя много шутит. Он гораздо веселее и приятнее меня.
– Как он тогда может быть серьезным парнем?
– Все еврейские комики – серьезные парни.
– А как же братья Маркс?
– Братья Маркс были очень серьезными парнями.
– А ты не серьезный.
– Да, но я и не смешной, – заметил я и сглотнул слюну. – Я нервный.
Она положила пальцы на рукав моей рубашки. Мы должны были встретиться с отцом в его любимом итальянском ресторане. Я уловил некоторую настороженность в его голосе, когда по телефону спросил, не могу ли я взять с собой Флокс. Правда, свое «разумеется» он произнес бестрепетно.
Флокс была первой моей знакомой после Клер, которой предстояло познакомиться с отцом. Клер встречалась с ним дважды и первый раз держалась отважно, но ужасно, а второй – просто ужасно. Я уже забыл, каково это – ужинать в ресторане с отцом в присутствии третьего человека, но у меня оставались смутные и приятные воспоминания о том, как весело было с ним на днях рождения в пиццериях и на миниатюрных площадках для гольфа. Наверное, я нервничал бы еще больше (уж это я могу), но мы с отцом столько раз бывали в том ресторане, что я знал: там, в старомодном красноватом полумраке, нам будет комфортно. Незнакомое окружение может совершенно сбить с толку.
Мы с Флокс опоздали на две минуты и со вздохом окунулись в прохладу и запах чеснока. Я заметил отца, уже сидевшего – спиной к дверям, лицом к туалетам и автомату, продававшему сигареты, – за столиком, который мы привыкли считать своим. Первым делом я заметил, что его тяжелое лицо розовее обычного, даже почти красное, и вспомнил, как недавно он говорил, что надумал навести порядок в одичавшем садике на заднем дворе моей бабушки. На отце был роскошный бежевый летний костюм и оранжево-розовый галстук. Я знал, что Флокс найдет его очень привлекательным. Я даже цокнул языком, таким большим и красивым он выглядел.
Отец встал при появлении Флокс и пожал ей руку, его глаза заблестели еще ярче, когда он произнес ее цветочное имя. Я видел, что оно позабавило его, как в свое время позабавило меня. Он сделал комплимент ее платью (тому белому с голубыми цветами, в котором она была в наш первый вечер), улыбнулся приятной отеческой улыбкой и сказал что-то сразу ее рассмешившее. Разумеется, вся эта любезность ровным счетом ничего не значила. Он был очень вежливым человеком. Я не надеялся узнать, что он думает о ней на самом деле, до завтрашнего дня. Мы взяли в руки меню и поверх его золоченого обреза посетовали на жаркую погоду. Мои глаза слепо скользили по незнакомым названиям разнообразных паст. Я никогда не умел одновременно читать меню и вести светскую беседу. Постепенно мне удалось подтолкнуть Флокс и отца к разговору о библиотеке и улучить тридцать секунд, чтобы выбрать равиоли с колбасой. Отец заказал то же самое.
Он повернулся к Флокс и состроил мрачно-серьезное лицо:
– Арт ведет себя с тобой порядочно?
– М-м, да. Он сама порядочность.
Отец приподнял брови, улыбнулся и вдруг густо покраснел.
– Вот как, – сказал он.
Мы сделали заказ, и официант мастерски налил немного красного вина в наши бокалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Я ошивался на кухне, развлекая Флокс болтовней, пока она заканчивала с приготовлениями. Старательно избегая разговоров об Артуре, я взялся повествовать с большим усердием о великом задымлении в «Бордуок». А Флокс, поглощенная стряпней, не обращала на меня особого внимания. Сказание о пожаре помогло мне продержаться до того момента, когда мы сели ужинать на ветерке перед открытыми окнами.
– Да!.. Мне сегодня звонил отец, – опрометчиво поделился я новостями. – Он завтра приезжает в Питтсбург. Представляешь, он будет здесь целую неделю!
– Ах, Арт, как здорово! Я хочу с ним познакомиться!
Почему этим летом я так часто становился жертвой больших потрясений?
– Конечно, наверное. Разумеется, – промямлил я, разом потеряв интерес к еде.
– Меня же можно ему представить? Или нет?
– Ну, понимаешь, он приезжает по делу и, наверное, все время будет жутко занят. Трудно сказать, – попытался отыграть я.
– Но вечерами он не работает? Мы можем поужинать. – Она отложила вилку и уставилась мне прямо в глаза.
– Там будет видно.
– А мне кажется, что ты меня стыдишься.
– Флокс, перестань… Я тебя не стыжусь.
– Тогда почему ты не хочешь познакомить меня с отцом?
– С тобой это никак не связано. Просто…
– Почему ты меня стесняешься? Что во мне тебе не нравится?
– Мне все нравится. Я тебя люблю. Ты великолепна.
– Тогда почему мне нельзя познакомиться с твоим отцом?
«Да потому, что я никого с ним не знакомлю!»
– Я не хочу из-за этого ссориться.
– Мы не ссоримся, Арт. Ты опять ведешь себя странно. Это невыносимо. – Глаза ее наполнились слезами. Сначала скатилась одна слезинка, потом вторая.
– Флокс! – Я протянул к ней руку над столом и провел пальцем по блестящему следу. – Не надо плакать. Пожалуйста.
– Все, я уже перестала. – Она взяла вилку, всхлипнула. – Ладно, забудем.
– Ты пойми, это не имеет ничего общего с…
– Ладно. Забудем.
Дальше мы жевали в полном молчании.
Вечером во вторник автобус был битком набит детьми, направлявшимися в «Уорнер» на премьеру нового фантастического фильма (любовная драма на фоне мутации), который позже произвел настоящий фурор. (Я дважды смотрел его – с Флокс и без нее.) Вентиляция в автобусе была неважная, и я маялся в своей спортивной куртке и галстуке; сквозь открытые и дребезжащие окна внутрь летели пыль и выхлопы.
– Розы щек моих поблекли и увяли, – сказала Флокс.
Я посмотрел на нее и под слоем косметики обнаружил следы никуда не девшегося румянца. Когда я об этом сказал, она в ответ задумчиво улыбнулась.
– Арт, у тебя хороший отец?
– Прошу прощения?
– Может, он из тех, кто много пьет, говорит о деньгах, злится, грязно шутит и потом громко смеется над своими же шутками?
Она дала великолепное описание дядюшки Пенни и его самых близких друзей – Эдди Мартино по кличке Бубба и Джулса Голдмана, прозванного Перчатки, который приходился нам дальним родственником.
– Нет, мой отец – серьезный парень, – сказал я. – Он пьет только на свадьбах. Не вульгарен, почти никогда не смеется, хотя много шутит. Он гораздо веселее и приятнее меня.
– Как он тогда может быть серьезным парнем?
– Все еврейские комики – серьезные парни.
– А как же братья Маркс?
– Братья Маркс были очень серьезными парнями.
– А ты не серьезный.
– Да, но я и не смешной, – заметил я и сглотнул слюну. – Я нервный.
Она положила пальцы на рукав моей рубашки. Мы должны были встретиться с отцом в его любимом итальянском ресторане. Я уловил некоторую настороженность в его голосе, когда по телефону спросил, не могу ли я взять с собой Флокс. Правда, свое «разумеется» он произнес бестрепетно.
Флокс была первой моей знакомой после Клер, которой предстояло познакомиться с отцом. Клер встречалась с ним дважды и первый раз держалась отважно, но ужасно, а второй – просто ужасно. Я уже забыл, каково это – ужинать в ресторане с отцом в присутствии третьего человека, но у меня оставались смутные и приятные воспоминания о том, как весело было с ним на днях рождения в пиццериях и на миниатюрных площадках для гольфа. Наверное, я нервничал бы еще больше (уж это я могу), но мы с отцом столько раз бывали в том ресторане, что я знал: там, в старомодном красноватом полумраке, нам будет комфортно. Незнакомое окружение может совершенно сбить с толку.
Мы с Флокс опоздали на две минуты и со вздохом окунулись в прохладу и запах чеснока. Я заметил отца, уже сидевшего – спиной к дверям, лицом к туалетам и автомату, продававшему сигареты, – за столиком, который мы привыкли считать своим. Первым делом я заметил, что его тяжелое лицо розовее обычного, даже почти красное, и вспомнил, как недавно он говорил, что надумал навести порядок в одичавшем садике на заднем дворе моей бабушки. На отце был роскошный бежевый летний костюм и оранжево-розовый галстук. Я знал, что Флокс найдет его очень привлекательным. Я даже цокнул языком, таким большим и красивым он выглядел.
Отец встал при появлении Флокс и пожал ей руку, его глаза заблестели еще ярче, когда он произнес ее цветочное имя. Я видел, что оно позабавило его, как в свое время позабавило меня. Он сделал комплимент ее платью (тому белому с голубыми цветами, в котором она была в наш первый вечер), улыбнулся приятной отеческой улыбкой и сказал что-то сразу ее рассмешившее. Разумеется, вся эта любезность ровным счетом ничего не значила. Он был очень вежливым человеком. Я не надеялся узнать, что он думает о ней на самом деле, до завтрашнего дня. Мы взяли в руки меню и поверх его золоченого обреза посетовали на жаркую погоду. Мои глаза слепо скользили по незнакомым названиям разнообразных паст. Я никогда не умел одновременно читать меню и вести светскую беседу. Постепенно мне удалось подтолкнуть Флокс и отца к разговору о библиотеке и улучить тридцать секунд, чтобы выбрать равиоли с колбасой. Отец заказал то же самое.
Он повернулся к Флокс и состроил мрачно-серьезное лицо:
– Арт ведет себя с тобой порядочно?
– М-м, да. Он сама порядочность.
Отец приподнял брови, улыбнулся и вдруг густо покраснел.
– Вот как, – сказал он.
Мы сделали заказ, и официант мастерски налил немного красного вина в наши бокалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64