– Миссис Леконт встала. Ее трясло.
Я понял, что эти отношения, как и все остальные, для Артура были игрой. Он подошел к богохульству ровно на то расстояние, которое требовалось, чтобы она заплакала. Наверное, дальше последует ритуал прощания.
– Пожалуйста, не уходите, – попросил я. – Миссис Леконт, выпейте еще кофе.
– Нет, я должна идти, – промолвила она и впервые посмотрела на меня грустными глазами. – Мне завтра рано вставать, но спасибо за предложение, дорогой.
Последнее слово она произнесла еле слышно и, наверное, автоматически, однако оно тронуло меня до глубины души. В конце концов, она была матерью Артура, и я не хотел, чтобы она считала меня Посланцем Ада, прибывшим с одной-единственной целью – развратить ее сына. Матери всегда считали меня распущенным.
– Да? А чем вы занимаетесь? – спросил я.
Артур встал и положил руки ей на плечи, собираясь волоком тащить ее до двери.
– Спасибо, что зашла, мама. И спасибо за рубашки.
– Я убираю в домах. В таких, как этот, – последовал тихий ответ.
Она бросила последний тоскливый и жалкий взгляд на поблескивающую бронзу и каучуконосы, украшающие салон Предсказательницы Погоды. Артур поцеловал ее в щеку и выпроводил за дверь. Закрыв ее за матерью, он привалился к ней, раскинув руки и переводя дыхание. Так в кино всегда делают персонажи, избавившиеся от скучного кавалера или мерзкого чудища.
День закончился, как всегда, в постели, только на этот раз впервые наши ритмы не совпадали. Ласки и прикосновения не имели прежнего эффекта, и нам быстро стало ясно: что-то пошло не так.
– Я больше тебя не привлекаю, – заявил он, прикрыв рукой глаза.
– Чепуха, – возразил я. – Сейчас ты более обворожителен, чем когда бы то ни было.
– Из-за того, что моя мать – горничная?
– Из-за того, что твоя воображаемая мать – герцогиня. – И я описал, на какое воспитание и детство намекает стиль его поведения.
– Так было у Кливленда, – заметил он. – Частные учителя, загородный дом. У него все это было. Ха! Посмотри, кем он стал сейчас!
– Может, вас подменили при рождении?
– То, что ты видел сегодня вечером, не имеет ничего общего со мной! – Он сел и впился в меня взглядом, будто наказывая за провинность.
– Не имеет.
– Человек становится таким, каким хочет.
– Надеюсь, что ты прав, – произнес я, думая не о себе, а о нем.
– А что? И вообще, кто такой твой отец? Еврейский неонацист? Проктолог?
– Давай оденемся и прогуляемся, – предложил я.
– Нет, минуточку! Чем занимается твой отец? Давай, Арт, рассказывай. Брось, так нечестно. Ты обо мне знаешь, а я – нет.
– Я люблю тебя, – ответил я и встал, чтобы надеть брюки.
Мы долго шли, оставляя позади благоуханные темные улицы Шейдисайд, где вам приходится отодвигать в сторону низкие и буйно разросшиеся ветви деревьев и прорывать завесы паутины, которая соткана над тротуаром и оставляет щекочущие нити на губах и ресницах. Мы дошли почти до конца Ист-Либерти, и район заметно беднел на глазах. Растительность становилась все более чахлой и редкой, пока не исчезла вовсе. Мы оказались на углу торговой улицы, среди рваного облака чернокожих неудачников, хохочущих у питейного заведения на углу и возле забранных стальными решетками и жалюзи витрин закрытых магазинов. Мы замерли в нерешительности на краю этого запертого квартала, и Артур сказал, что нам стоит повернуть назад. Я услышал рычание собаки. Рядом с нами перед светофором остановился грузовичок, в его кузове сидел на привязи разъяренный доберман-пинчер, буквально источавший волны ярости. Каждый взрыв нервного смеха на углу провоцировал собаку на следующий приступ.
– Боже мой, – вздохнул Артур.
– Действительно, – отозвался я. – Бешеная собака.
– Это Кливленд.
– Да ладно, – отмахнулся я. – Все не так плохо. – А потом мне пришло в голову, что он вполне мог столкнуться с Кливлендом, как недавно произошло со мной, и просто об этом промолчать. Потом я посмотрел в кабину грузовичка и на пассажирском сиденье увидел смеющегося Кливленда, который стряхивал пепел с сигареты в окно.
– Что он тут делает? С кем он? – спросил я, стараясь разглядеть водителя грузовичка.
Пес продолжал рычать на одной ноте, будто биологическая машина, созданная для того, чтобы облаивать смеющихся чернокожих.
– Он нас не видит, – проговорил Артур. – Эй, Кливленд!
Кливленд обернулся, у него отвисла челюсть. Потом он усмехнулся и радостно нам помахал. Он что-то сказал, но я не расслышал что. Загорелся зеленый, и грузовик с визгом рванул вперед. Доберман вскинул передние лапы на борт и высунул голову под порыв ветра.
– Чем это он сейчас занимается? – рассмеялся Артур. – Ну и собака!
– Да, собака знатная, – согласился я. – А о том, чем он занимается, можно только догадываться.
Мы посмеялись, но по дороге домой, пока Артур шутил и балагурил, я не проронил ни слова. Меня ничто не могло ободрить. Странно, но болтовня Артура только раздражала меня, потому что, невзирая на мои полуденные мысли, я ужасно боялся, что видел Кливленда в последний раз. Позже мы занялись-таки любовью, но все прошло как-то натянуто и почти без слов. Когда мы закончили, Артур напомнил, что нам осталось всего три дня до возвращения хозяев дома. Я напрягся.
– И что будет потом? – высказал я вслух вопрос, который посетил меня впервые.
– Да, что будет потом?
– Куда ты пойдешь?
– Ну, я вообще-то думал о славном местечке, которое ты снимаешь на Террасе и которое в последнее время незаслуженно пустует.
– Не знаю, – пробормотал я и тут же с внутренним содроганием почувствовал, как возвращается такое знакомое ощущение тяжести.
Но Артур только обронил:
– Ладно, – и перевернулся на другой бок.
Итак, утром следующего воскресенья, полусонные, мы покинули Дом Предсказательницы Погоды. Из-за того что я никак не мог разобраться в своих желаниях, Артур прожил у меня три тяжких дня, лишенных всякой эротики, пока не переехал в следующий дом, который требовал присмотра в отсутствие хозяев.
21. Конец света
Однажды утром в конце первой недели странного нового августа я проснулся от телефонного звонка. Женщина из Хиллмановской библиотеки ледяным тоном проинформировала, что мне было выслано несколько уведомлений о необходимости сдать книгу Зигмунда Фрейда под названием «Избранные письма к Вильгельму Флису» еще десятого июня. Если я не верну книгу немедленно, то мне не выдадут диплом или прибегнут к иным мерам, которые непременно повлияют на перспективы моего трудоустройства. Если я не отнесусь с должным вниманием к этому последнему предупреждению, дело о книге будет передано в агентство по сбору платежей.
– Я вернул эту книгу в июле, – пролепетал я, протирая глаза. Я прекрасно помнил тот день. Мне не попадались на глаза никакие уведомления, но поскольку я сменил место жительство в самом начале лета, они вполне могли быть утеряны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Я понял, что эти отношения, как и все остальные, для Артура были игрой. Он подошел к богохульству ровно на то расстояние, которое требовалось, чтобы она заплакала. Наверное, дальше последует ритуал прощания.
– Пожалуйста, не уходите, – попросил я. – Миссис Леконт, выпейте еще кофе.
– Нет, я должна идти, – промолвила она и впервые посмотрела на меня грустными глазами. – Мне завтра рано вставать, но спасибо за предложение, дорогой.
Последнее слово она произнесла еле слышно и, наверное, автоматически, однако оно тронуло меня до глубины души. В конце концов, она была матерью Артура, и я не хотел, чтобы она считала меня Посланцем Ада, прибывшим с одной-единственной целью – развратить ее сына. Матери всегда считали меня распущенным.
– Да? А чем вы занимаетесь? – спросил я.
Артур встал и положил руки ей на плечи, собираясь волоком тащить ее до двери.
– Спасибо, что зашла, мама. И спасибо за рубашки.
– Я убираю в домах. В таких, как этот, – последовал тихий ответ.
Она бросила последний тоскливый и жалкий взгляд на поблескивающую бронзу и каучуконосы, украшающие салон Предсказательницы Погоды. Артур поцеловал ее в щеку и выпроводил за дверь. Закрыв ее за матерью, он привалился к ней, раскинув руки и переводя дыхание. Так в кино всегда делают персонажи, избавившиеся от скучного кавалера или мерзкого чудища.
День закончился, как всегда, в постели, только на этот раз впервые наши ритмы не совпадали. Ласки и прикосновения не имели прежнего эффекта, и нам быстро стало ясно: что-то пошло не так.
– Я больше тебя не привлекаю, – заявил он, прикрыв рукой глаза.
– Чепуха, – возразил я. – Сейчас ты более обворожителен, чем когда бы то ни было.
– Из-за того, что моя мать – горничная?
– Из-за того, что твоя воображаемая мать – герцогиня. – И я описал, на какое воспитание и детство намекает стиль его поведения.
– Так было у Кливленда, – заметил он. – Частные учителя, загородный дом. У него все это было. Ха! Посмотри, кем он стал сейчас!
– Может, вас подменили при рождении?
– То, что ты видел сегодня вечером, не имеет ничего общего со мной! – Он сел и впился в меня взглядом, будто наказывая за провинность.
– Не имеет.
– Человек становится таким, каким хочет.
– Надеюсь, что ты прав, – произнес я, думая не о себе, а о нем.
– А что? И вообще, кто такой твой отец? Еврейский неонацист? Проктолог?
– Давай оденемся и прогуляемся, – предложил я.
– Нет, минуточку! Чем занимается твой отец? Давай, Арт, рассказывай. Брось, так нечестно. Ты обо мне знаешь, а я – нет.
– Я люблю тебя, – ответил я и встал, чтобы надеть брюки.
Мы долго шли, оставляя позади благоуханные темные улицы Шейдисайд, где вам приходится отодвигать в сторону низкие и буйно разросшиеся ветви деревьев и прорывать завесы паутины, которая соткана над тротуаром и оставляет щекочущие нити на губах и ресницах. Мы дошли почти до конца Ист-Либерти, и район заметно беднел на глазах. Растительность становилась все более чахлой и редкой, пока не исчезла вовсе. Мы оказались на углу торговой улицы, среди рваного облака чернокожих неудачников, хохочущих у питейного заведения на углу и возле забранных стальными решетками и жалюзи витрин закрытых магазинов. Мы замерли в нерешительности на краю этого запертого квартала, и Артур сказал, что нам стоит повернуть назад. Я услышал рычание собаки. Рядом с нами перед светофором остановился грузовичок, в его кузове сидел на привязи разъяренный доберман-пинчер, буквально источавший волны ярости. Каждый взрыв нервного смеха на углу провоцировал собаку на следующий приступ.
– Боже мой, – вздохнул Артур.
– Действительно, – отозвался я. – Бешеная собака.
– Это Кливленд.
– Да ладно, – отмахнулся я. – Все не так плохо. – А потом мне пришло в голову, что он вполне мог столкнуться с Кливлендом, как недавно произошло со мной, и просто об этом промолчать. Потом я посмотрел в кабину грузовичка и на пассажирском сиденье увидел смеющегося Кливленда, который стряхивал пепел с сигареты в окно.
– Что он тут делает? С кем он? – спросил я, стараясь разглядеть водителя грузовичка.
Пес продолжал рычать на одной ноте, будто биологическая машина, созданная для того, чтобы облаивать смеющихся чернокожих.
– Он нас не видит, – проговорил Артур. – Эй, Кливленд!
Кливленд обернулся, у него отвисла челюсть. Потом он усмехнулся и радостно нам помахал. Он что-то сказал, но я не расслышал что. Загорелся зеленый, и грузовик с визгом рванул вперед. Доберман вскинул передние лапы на борт и высунул голову под порыв ветра.
– Чем это он сейчас занимается? – рассмеялся Артур. – Ну и собака!
– Да, собака знатная, – согласился я. – А о том, чем он занимается, можно только догадываться.
Мы посмеялись, но по дороге домой, пока Артур шутил и балагурил, я не проронил ни слова. Меня ничто не могло ободрить. Странно, но болтовня Артура только раздражала меня, потому что, невзирая на мои полуденные мысли, я ужасно боялся, что видел Кливленда в последний раз. Позже мы занялись-таки любовью, но все прошло как-то натянуто и почти без слов. Когда мы закончили, Артур напомнил, что нам осталось всего три дня до возвращения хозяев дома. Я напрягся.
– И что будет потом? – высказал я вслух вопрос, который посетил меня впервые.
– Да, что будет потом?
– Куда ты пойдешь?
– Ну, я вообще-то думал о славном местечке, которое ты снимаешь на Террасе и которое в последнее время незаслуженно пустует.
– Не знаю, – пробормотал я и тут же с внутренним содроганием почувствовал, как возвращается такое знакомое ощущение тяжести.
Но Артур только обронил:
– Ладно, – и перевернулся на другой бок.
Итак, утром следующего воскресенья, полусонные, мы покинули Дом Предсказательницы Погоды. Из-за того что я никак не мог разобраться в своих желаниях, Артур прожил у меня три тяжких дня, лишенных всякой эротики, пока не переехал в следующий дом, который требовал присмотра в отсутствие хозяев.
21. Конец света
Однажды утром в конце первой недели странного нового августа я проснулся от телефонного звонка. Женщина из Хиллмановской библиотеки ледяным тоном проинформировала, что мне было выслано несколько уведомлений о необходимости сдать книгу Зигмунда Фрейда под названием «Избранные письма к Вильгельму Флису» еще десятого июня. Если я не верну книгу немедленно, то мне не выдадут диплом или прибегнут к иным мерам, которые непременно повлияют на перспективы моего трудоустройства. Если я не отнесусь с должным вниманием к этому последнему предупреждению, дело о книге будет передано в агентство по сбору платежей.
– Я вернул эту книгу в июле, – пролепетал я, протирая глаза. Я прекрасно помнил тот день. Мне не попадались на глаза никакие уведомления, но поскольку я сменил место жительство в самом начале лета, они вполне могли быть утеряны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64