Возможно, ни один из фокусов Кливленда не мог сравниться с тем, как он просадил все немалое наследство, оставленное ему матерью, за шесть лет, не покупая ничего дороже мотоцикла.
Мы помылись, и, пока он переодевался, я бродил по дому, заглядывая в пустые комнаты, в каждой из которых имелся музыкальный центр и матрац. Никого из страшных соседей не оказалось дома, хотя следы их жизнедеятельности были доступны глазу и носу. Двери некоторых спален были заперты на навесной замок, другие, сорванные с петель, просто стояли у стены. Я вошел в одну из комнат и уставился отсутствующим взглядом на плакат какой-то рок-группы, не сразу сообразив, что на нем изображено зрелищное жертвоприношение ацтеков на вершине пирамиды – возложение на алтарь сердца, вырезанного из груди. Я думал о том, что должен позвонить Флокс, и эта мысль была так привлекательна, что я почти решился отправиться к ней без звонка – выскользнуть из дома и предоставить Кливленду ехать в деловую часть города без меня. Возможно, это было бы еще большей глупостью, хотя трудно сообразить почему. Как бы то ни было, в дверном проеме показалась голова Кливленда.
– Все, Бехштейн.
Я обернулся. У Кливленда на носу сидели круглые очки в белой оправе, которые придавали ему обреченный вид.
– Ладно, – вздохнул я. – Дай мне только позвонить Флокс.
Но ответа я не дождался, так что мы отправились в центр. Это была моя четвертая поездка на мотоцикле Кливленда.
17. Знакомство
По дороге в центр я взвешивал вероятность того, что снова окажусь в том самом злосчастном итальянском ресторане. Во всяком случае, в этом была бы какая-то жутковатая симметрия. Однако случилось так, что у отца в номере сидели несколько мужчин. Их приглушенный смех достиг наших ушей, когда мы шагали по вытертому плюшу прохладного и сумрачного отельного коридора. Щеки мои горели от мышечных усилий и волнения. И тут Кливленд поразил меня: когда я остановился перед дверью номера и обернулся к нему за поддержкой, он выдернул галстук из кармана кожаной куртки и затянул его под воротником рубашки. Галстук был серо-коричневый, с любопытным рисунком из ромбов и овалов.
– Шкура гремучей змеи, – пояснил Кливленд.
Из-за двери послышался очередной взрыв смеха. Я подождал, пока он утихнет, не желая становиться причиной нового зловещего приступа веселья, и, услышав, что отец прочищает глотку, постучал. Спустя несколько секунд, которые потребовались им, чтобы обменяться тихими репликами и выбрать того, кто откроет дверь, нам отворил один из Них. Я попытался заглянуть в комнату, но не увидел ничего, кроме скамейки, зеркала и гладиолусов в вазе. Открывший нам мужчина в рубашке с короткими рукавами и костюмных брюках выглядел бледным и скверно постриженным. Он узнал меня, а я никак не мог вспомнить, видел ли его раньше. Он улыбнулся и вышел к нам в коридор, закрыв за собой дверь.
– Эй! – сказал он. – Как вам это нравится? Это же малый Джо Бехштейна! – Он пожал мне руку. – Я Джимми. Джим Бризи. Когда я тебя видел последний раз, ты был еще совсем пацаном. Слушай, Арт. – Он положил мне руку на плечо и передвинул меня чуть ближе к себе и чуть дальше от двери, потом бросил взгляд мне через плечо и, казалось, впервые заметил Кливленда. – Это твой друг?
– Да. Я тоже рад тебя видеть, Джимми.
– Слушай, Арт… твой папа сейчас немного занят. Ну, знаешь, разговаривает кое с какими людьми. Вот. Занят он.
– Как жаль.
– Ну да. Понимаешь? Я вот думаю, не прийти ли тебе, скажем, через часик или полтора, а?
– Да? Ладно, Джимми, конечно. Скажем, часов в пять?
Он согласился, даже не взглянув на часы, и тут же вернулся обратно в номер. Дверь захлопнулась.
– Ну что ж, в пять так в пять, – сказал я. – Отец занят.
Кливленд закатил глаза:
– Бехштейн, ты просто размазня. Медуза. – Он снова постучал в дверь.
– Да? – произнес, все еще улыбаясь, Джимми Бризи.
– А нельзя нам встретиться с мистером Бехштейном сейчас, а не в пять часов? – спросил Кливленд.
– Ты кто? – спросил его Джимми, только уже без улыбки.
– Я друг. Кливленд Арнинг.
– Пусти их, – услышал я голос отца.
Джимми Бризи убрался с нашего пути, как ворота.
В комнате было семеро мужчин, не считая Их. Они расположились в креслах вокруг длинного низкого кофейного столика, на котором лежали прочитанная и неровно сложенная газета, ключ и билет на самолет. Отец, одетый для гольфа, собранный, но не напряженный; дядя Ленни, в белых ботинках и широких светлых штанах; и пятеро других, один из которых, тоже бледный, резко выпрямился при виде Кливленда. Наверное, это был Фрэнки Бризи, слегка удивленный появлением одного из своих подручных-байкеров. Фрэнки оказался тщедушным человечком, желавшим – я это сразу увидел, – чтобы всякому было заметно, какую кучу денег он вложил в свой гардероб. Он был самым большим показушником в этой комнате, старой, затхлой, элегантной и большой, как и весь отель. Мужчины с удовольствием курили сигары и потягивали напитки: мой отец и дядюшка Ленни – кофе глясе, как всегда, другие – что-то имбирное или что-то неразбавленное с кусочком лимона. Все улыбались. Все, кроме Фрэнки Бризи.
– Здравствуй, пап, здравствуйте, дядя Ленни, – сказал я, решив не подходить к отцу для привычного поцелуя в щеку. Я кивнул остальным мужчинам, которые кивнули мне. – Прости, что побеспокоил вас. Это мой друг Кливленд.
Отец поднялся навстречу и поцеловал меня. Они с Кливлендом обменялись рукопожатиями.
– Джо, я знаю Кливленда, – осторожно произнес Фрэнки.
Отец посмотрел на меня.
– Очень рад знакомству с вами, мистер Бехштейн, – вмешался Кливленд. – Это я виноват в том, что мы вам помешали. Я хотел встретиться с вами.
– Рад познакомиться, – тихо произнес отец.
– Это один из моих ребят, – вставил слово Фрэнки.
– Почему бы вам с Кливлендом не занять себя чем-нибудь на пару часов, Арт? А потом мы поужинаем вместе. – Он смотрел на меня не моргая.
– Да. Не у всех тут летние каникулы, Арт, – захихикал дядюшка Ленни. – Кое-кому приходится работать даже в самые жаркие деньки.
– Все, ребята, я занят. До встречи.
– Джо, пусть побудут чуток, – сказал лысеющий блондин с доброжелательными голубыми глазами и сломанным, как у боксера, носом. Он поднял газету и положил ее рядом с собой. Это был Карл Пуники, по кличке Пун. Правда, в то время я этого еще не знал. Как не знал еще трех вещей. Первое: он считался крупнейшим скупщиком краденых драгоценностей. Второе: он целый год воевал с Фрэнки Бризи за небольшой участок долины Мононгахилы. И третье: у него был сын, байкер, которого он обожал и с которым встречался каждое воскресенье за обедом. – Я ни разу не видел твоего парня, Джо.
Мой отец был вынужден вести дела с этим человеком, поэтому встал, положил руку мне на плечо и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64