..
— Нет-нет... Ничего подобного. Нет...
— Что тогда? Что?
— Совсем наоборот, Дори. Я сделал для тебя все возможное, но, знаешь, ты позволила ему сорваться. Как ни крути, к этому времени ему придется обо всем рассказать своим приятелям на работе, своей матери, наконец. Представляешь, какой шум поднимет его мать? Что она ему устроит? Изо дня в день слезы и истерики?
— Он никогда не говорил мне о своей матери. В любом случае, зачем ей рассказывать? Зачем друзьям рассказывать? Это их не касается.
— Ну, кое-что он обязан им рассказать.
— Ему совсем не обязательно рассказывать им, что я проститутка.
— Но он не может им не сказать, что ты...
— Что я албанка. Давай, скажи это! И поэтому я ничто, да? Чертовы расисты!
— Да, но в твоем случае это правда, ты же понимаешь? И, конечно, они все будут стараться его отговорить. Сомневаюсь, что дома или на работе его оставят в покое хоть на минуту. И это непременно будет иметь результат. Тебе надо заполучить его, пока все идет хорошо, Дори, пока ты не подцепила СПИД, пока не выпустили Илира, ведь ты не дала показаний против него, пока не родился твой малыш.
Это сработало. Полтора часа спустя он держал в руках заявление, напечатанное Лоренцини и подписанное Дориной Ходжа, которое позволит засадить Илира на несколько лет. Теперь Дори ничего не оставалось, как скрыться и разделить свою судьбу с Марио, который, к счастью, был сиротой.
Когда в следующий раз карабинер просунул голову в кабинет инспектора, тот с легким вздохом удовольствия произнес:
— Обед...
Глава вторая
— Уже почти час дня, но... вы сказали, если кто-нибудь будет настаивать...
— Кто там?
— Синьора... Хирш.
— Нет-нет! Если Лоренцини уже ушел, не пускай сюда иностранцев.
Лоренцини немного говорил по-английски, а если общения все-таки не получалось, мог по-французски или по-немецки направить посетителя в полицейское управление на виа Борго-Оньиссанти. Среди коллег он считался полиглотом.
— Он еще здесь, а эта синьора — итальянка. Во всяком случае, по паспорту.
— Ну ладно. Зови ее.
Некоторые люди заходят в эту дверь, и жалобы так и слетают у них с языка. Другие не знают, с чего начать. Инспектор обратил внимание, как женщина осторожно окинула взглядом комнату, пытаясь собраться с мыслями. Она присела на стул, аккуратно разгладив льняное платье. Вряд ли, мелькнула у него мысль, многочисленные полицейские сводки у него за головой, ксерокс и шкаф с документами сильно вдохновят ее. Ее волосы казались очень светлыми по контрасту с оливковой кожей, глаза почти такие же черные, как ее элегантное платье. Он заметил у нее на шее золотую цепочку и желтоватые бриллианты в кольце. А вот обручального кольца нет. Бедные жители квартала Сан-Фредиано были разговорчивы и откровенны. Они называли вещи своими именами. Не имея никакой поддержки вне собственной семьи, они приходили к нему, чтобы без утайки поведать о своих проблемах и просить о помощи. Женщины, которые носят старые бриллианты, обычно находят поддержку у влиятельных друзей, и если они и приходят к нему, то лишь с требованиями принять меры, и сообщить при этом стараются как можно меньше. Инспектор пристально смотрел на нее своими большими, слегка навыкате глазами. На секунду их взгляды встретились, затем она посмотрела направо и вверх. Кончиками покрытых лаком ногтей дотронулась до цепочки. Инспектор ждал. Решив все же сказать ему правду, она снова взглянула ему в глаза и произнесла:
— Я пришла к вам потому, что я напугана.
— Понятно. И кто же вас напугал, синьора?
Но ее взгляд снова скользнул вверх и направо.
— Я не знаю. Я... Кто-то был в моей квартире, пока меня не было. Конечно, я понятия не имею, кто это мог быть.
— Что-нибудь украли? — Инспектор потянулся за линованной гербовой бумагой, чтобы записать ее показания.
— Нет! Нет, ничего не украли, и я не... Вы должны все это записывать?
— Не обязательно, синьора, если вы не хотите, я не буду.
Он положил бумагу обратно.
— Я бы не хотела. Я подумала, если поговорю с вами, так сказать, конфиденциально, вы сможете мне что-нибудь посоветовать. Моя соседка, синьора Росси, молодая женщина, ее муж архитектор, у них маленькая дочка, которая иногда днем заходит ко мне ненадолго, пока родители на работе... но это не имеет никакого отношения к проблеме. Я просто пытаюсь вам объяснить, почему я пришла сюда, хотя даже...
— Все нормально, синьора. Вы не должны ничего объяснять.
— Возможно, не должна, но я не хотела бы, чтобы вы думали, будто я напрасно трачу ваше время. Я имею в виду то, что у меня ничего не украли, и я просто хочу с вами посоветоваться.
— Я здесь именно для этого.
— Вы очень добры. Я вспомнила... Недавно у меня из рук вырвали сумочку... Вы знаете такие случаи: мальчишка на скутере. Говорят, мне еще повезло, я легко отделалась, а вот многие женщины получают травмы, когда пытаются удержать сумку в руках, и их выбрасывает на дорогу. Я все равно заявила о случившемся в ваше управление на Борго-Оньиссанти, и, хотя они были крайне вежливы и очень добры, на самом деле я не думаю, что могу пойти туда с этим... Я хочу сказать, пойти туда и заявить о том...
— О том, что вы напуганы? Да, вы правы. Они там очень заняты. Вы правильно поступили, что пришли сюда. Эта ваша соседка... мы с ней знакомы?
— Да, уже несколько лет. Она сказала, вряд ли вы ее помните, но вы очень хорошо обошлись с ней и с ее мужем сразу после рождения малышки, когда они думали, что их выгонят из дома. Может, вы помните.
— Признаться, не помню. Что бы я тогда ни сделал, думаю, это несущественно. Итак, вы рассказали соседям о том, что вас беспокоит?
Синьора Хирш снова отвела взгляд, дрожащими пальцами коснулась носа, губ, шеи.
— Я упомянула об этом в разговоре. На тот случай, если они заметят кого-нибудь на лестнице возле моей двери.
— Очень разумно. И все же, вы абсолютно уверены, что у вас ничего не пропало?
— Да.
— Дверь взломали?
— Нет.
— Какой у вас замок?
— Пружинная задвижка. Шесть горизонтальных задвижек и одна напольно-потолочная.
— Такой замок кредитной карточкой не откроешь. Послушайте, синьора, если дверь не взломана и ничего не пропало, почему вы думаете, что в вашей квартире кто-то был?
— Я не думаю. Я это знаю.
— Откуда?
— Некоторые вещи лежали не на своих местах. Не могу сказать, что я чересчур аккуратна, но любой человек поймет, что вещи лежат не там, где он их оставил. Каждый расставляет вещи по-своему... Я вижу, вы думаете, я напрасно трачу ваше время.
— Нет, я так не думаю. Наоборот, я думаю, что вы умная, здравомыслящая женщина, и вы не стали бы терять даром свое собственное время, не говоря уж о моем. Не думаю, что вы бы пришли сюда... Не думаю, что вас могут напугать какие-то неопределенные ощущения. Вы что-нибудь почувствовали, запах, признаки чужого присутствия, табачный дым, если вы, например, сами не курите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Нет-нет... Ничего подобного. Нет...
— Что тогда? Что?
— Совсем наоборот, Дори. Я сделал для тебя все возможное, но, знаешь, ты позволила ему сорваться. Как ни крути, к этому времени ему придется обо всем рассказать своим приятелям на работе, своей матери, наконец. Представляешь, какой шум поднимет его мать? Что она ему устроит? Изо дня в день слезы и истерики?
— Он никогда не говорил мне о своей матери. В любом случае, зачем ей рассказывать? Зачем друзьям рассказывать? Это их не касается.
— Ну, кое-что он обязан им рассказать.
— Ему совсем не обязательно рассказывать им, что я проститутка.
— Но он не может им не сказать, что ты...
— Что я албанка. Давай, скажи это! И поэтому я ничто, да? Чертовы расисты!
— Да, но в твоем случае это правда, ты же понимаешь? И, конечно, они все будут стараться его отговорить. Сомневаюсь, что дома или на работе его оставят в покое хоть на минуту. И это непременно будет иметь результат. Тебе надо заполучить его, пока все идет хорошо, Дори, пока ты не подцепила СПИД, пока не выпустили Илира, ведь ты не дала показаний против него, пока не родился твой малыш.
Это сработало. Полтора часа спустя он держал в руках заявление, напечатанное Лоренцини и подписанное Дориной Ходжа, которое позволит засадить Илира на несколько лет. Теперь Дори ничего не оставалось, как скрыться и разделить свою судьбу с Марио, который, к счастью, был сиротой.
Когда в следующий раз карабинер просунул голову в кабинет инспектора, тот с легким вздохом удовольствия произнес:
— Обед...
Глава вторая
— Уже почти час дня, но... вы сказали, если кто-нибудь будет настаивать...
— Кто там?
— Синьора... Хирш.
— Нет-нет! Если Лоренцини уже ушел, не пускай сюда иностранцев.
Лоренцини немного говорил по-английски, а если общения все-таки не получалось, мог по-французски или по-немецки направить посетителя в полицейское управление на виа Борго-Оньиссанти. Среди коллег он считался полиглотом.
— Он еще здесь, а эта синьора — итальянка. Во всяком случае, по паспорту.
— Ну ладно. Зови ее.
Некоторые люди заходят в эту дверь, и жалобы так и слетают у них с языка. Другие не знают, с чего начать. Инспектор обратил внимание, как женщина осторожно окинула взглядом комнату, пытаясь собраться с мыслями. Она присела на стул, аккуратно разгладив льняное платье. Вряд ли, мелькнула у него мысль, многочисленные полицейские сводки у него за головой, ксерокс и шкаф с документами сильно вдохновят ее. Ее волосы казались очень светлыми по контрасту с оливковой кожей, глаза почти такие же черные, как ее элегантное платье. Он заметил у нее на шее золотую цепочку и желтоватые бриллианты в кольце. А вот обручального кольца нет. Бедные жители квартала Сан-Фредиано были разговорчивы и откровенны. Они называли вещи своими именами. Не имея никакой поддержки вне собственной семьи, они приходили к нему, чтобы без утайки поведать о своих проблемах и просить о помощи. Женщины, которые носят старые бриллианты, обычно находят поддержку у влиятельных друзей, и если они и приходят к нему, то лишь с требованиями принять меры, и сообщить при этом стараются как можно меньше. Инспектор пристально смотрел на нее своими большими, слегка навыкате глазами. На секунду их взгляды встретились, затем она посмотрела направо и вверх. Кончиками покрытых лаком ногтей дотронулась до цепочки. Инспектор ждал. Решив все же сказать ему правду, она снова взглянула ему в глаза и произнесла:
— Я пришла к вам потому, что я напугана.
— Понятно. И кто же вас напугал, синьора?
Но ее взгляд снова скользнул вверх и направо.
— Я не знаю. Я... Кто-то был в моей квартире, пока меня не было. Конечно, я понятия не имею, кто это мог быть.
— Что-нибудь украли? — Инспектор потянулся за линованной гербовой бумагой, чтобы записать ее показания.
— Нет! Нет, ничего не украли, и я не... Вы должны все это записывать?
— Не обязательно, синьора, если вы не хотите, я не буду.
Он положил бумагу обратно.
— Я бы не хотела. Я подумала, если поговорю с вами, так сказать, конфиденциально, вы сможете мне что-нибудь посоветовать. Моя соседка, синьора Росси, молодая женщина, ее муж архитектор, у них маленькая дочка, которая иногда днем заходит ко мне ненадолго, пока родители на работе... но это не имеет никакого отношения к проблеме. Я просто пытаюсь вам объяснить, почему я пришла сюда, хотя даже...
— Все нормально, синьора. Вы не должны ничего объяснять.
— Возможно, не должна, но я не хотела бы, чтобы вы думали, будто я напрасно трачу ваше время. Я имею в виду то, что у меня ничего не украли, и я просто хочу с вами посоветоваться.
— Я здесь именно для этого.
— Вы очень добры. Я вспомнила... Недавно у меня из рук вырвали сумочку... Вы знаете такие случаи: мальчишка на скутере. Говорят, мне еще повезло, я легко отделалась, а вот многие женщины получают травмы, когда пытаются удержать сумку в руках, и их выбрасывает на дорогу. Я все равно заявила о случившемся в ваше управление на Борго-Оньиссанти, и, хотя они были крайне вежливы и очень добры, на самом деле я не думаю, что могу пойти туда с этим... Я хочу сказать, пойти туда и заявить о том...
— О том, что вы напуганы? Да, вы правы. Они там очень заняты. Вы правильно поступили, что пришли сюда. Эта ваша соседка... мы с ней знакомы?
— Да, уже несколько лет. Она сказала, вряд ли вы ее помните, но вы очень хорошо обошлись с ней и с ее мужем сразу после рождения малышки, когда они думали, что их выгонят из дома. Может, вы помните.
— Признаться, не помню. Что бы я тогда ни сделал, думаю, это несущественно. Итак, вы рассказали соседям о том, что вас беспокоит?
Синьора Хирш снова отвела взгляд, дрожащими пальцами коснулась носа, губ, шеи.
— Я упомянула об этом в разговоре. На тот случай, если они заметят кого-нибудь на лестнице возле моей двери.
— Очень разумно. И все же, вы абсолютно уверены, что у вас ничего не пропало?
— Да.
— Дверь взломали?
— Нет.
— Какой у вас замок?
— Пружинная задвижка. Шесть горизонтальных задвижек и одна напольно-потолочная.
— Такой замок кредитной карточкой не откроешь. Послушайте, синьора, если дверь не взломана и ничего не пропало, почему вы думаете, что в вашей квартире кто-то был?
— Я не думаю. Я это знаю.
— Откуда?
— Некоторые вещи лежали не на своих местах. Не могу сказать, что я чересчур аккуратна, но любой человек поймет, что вещи лежат не там, где он их оставил. Каждый расставляет вещи по-своему... Я вижу, вы думаете, я напрасно трачу ваше время.
— Нет, я так не думаю. Наоборот, я думаю, что вы умная, здравомыслящая женщина, и вы не стали бы терять даром свое собственное время, не говоря уж о моем. Не думаю, что вы бы пришли сюда... Не думаю, что вас могут напугать какие-то неопределенные ощущения. Вы что-нибудь почувствовали, запах, признаки чужого присутствия, табачный дым, если вы, например, сами не курите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61