А теперь доедайте.
Инспектор подумал, что Лапо с любым приятно поговорить, и подивился терпению его работящей жены и дочери. Но день был жаркий и погожий, компания веселая, а цыпленок поистине бесподобный. И он принялся за еду, думая о тихом японском мальчике в длинном фартуке, пытаясь сопоставить собственное впечатление с рассказом Лапо. Пока его челюсти жевали цыпленка, в голове он заново прокручивал их встречу. Юноша не поддался на попытку спровоцировать его молчанием. Что с того? Быть может, это просто проявление хороших манер, свойственных другой культуре. Нет, инспектора другое насторожило: то, с какой боязнью он взглянул на туфлю, затем оглянулся. У него нет денег. Он каждый день ест, не отходя от верстака. Перуцци ему не платит.
Он поймал Лапо, проходившего мимо с грязными тарелками.
— Этот подмастерье... только между нами — он живет в комнате за мастерской, так?
Лапо пожал плечами и молча поднял брови.
— Хорошо. Подойдите сюда, когда выдастся свободная минутка. Мне нужно еще кое-что у вас спросить.
Пока Лапо не было, он подобрал хлебом все до последней капли соуса. И правда, нужно взять сюда Терезу и мальчиков. У Джованни скоро день рождения...
— Вы правы, инспектор. Что еще мне вам рассказать? А у Иссино не будет от этого неприятностей?
— Потому что он там живет? Нет, нет... Это у Перуцци будут неприятности, если что.
— Но вы же знаете, что Перуцци нельзя волноваться...
— Знаю. Не тревожьтесь о нем. Лучше расскажите-ка о том втором подмастерье, который сбежал. Вы не в курсе, у Иссино есть девушка?
— У Иссино? Нет. Они, бывало, ходили куда-нибудь с Акико — они были хорошими друзьями, — но я никогда не видел его с подруяской.
— А этот Акико. Была у него девушка?
— У Акико? Да вы что — не знаете Акико? Разве вы не видели ее? Красивее японки я в жизни не встречал. Как куколка! Удивительно, что вас с ней не познакомили. Свежая, что твой бутон, но недотрога. Перуцци, должно быть, из ревности не хотел ее вам представлять. — Лапо подмигнул. — Да я и сам такой. Перуцци всегда говорил...
Инспектор перебил его:
— Я подожду, пока вы освободитесь, а затем мы поговорим серьезно. Больше никому ни слова.
— А что случилось? Я же не обидел вас, верно? Я только пошутил, что он ревнует. Я ничего такого не имел в виду. Что-то не так, да? Надеюсь, вы не собираетесь мне сообщить, что с Акико что-то стряслось?
— Пока не знаю.
— Я вернусь. — Забрав тарелку инспектора, Лапо ушел заниматься своими делами.
Инспектор вынул телефон и набрал номер Форли. Будучи уверенным, что Форли сейчас ужинает на террасе большого ресторана на холме за больничным комплексом, он не боялся помешать ему.
— Что? А! Вы что-то нашли. Да, конечно, к монголоидному типу относятся и японцы. Я жду известий из Лондона через день-два. И учитывая состояние тела, вряд ли возможно будет опознать ее, есть у нее имя или нет, так что эти результаты нам понадобятся все равно. Держите меня в курсе!
Лапо все не возвращался. Под стук тарелок и шумные разговоры, звучавшие словно бы фоном к его мыслям, он прокручивал в голове фрагменты картины. Двое молодых людей с другого конца света, упорно овладевающие ремеслом. Тощий юноша в длинном фартуке и девушка, красивая, как кукла. Недотрога. Он пока многого не знает, но он узнает. Пусть это японская девушка с другого конца света, но она погибла здесь, на его территории, в его квартале. Он узнает все.
Глава пятая
По дороге домой он сделал крюк и пошел по темным проулкам, таким узким, что в них никогда не заглядывали ни теплое солнце, ни поливальные машины. Со стен свешивались обрывки незаконно расклеенных рекламных объявлений, стоящие у стен мопеды преграждали ему путь, банки из-под газировки катились прочь от его ног до ближайшей ямы на тротуаре. Стояла тишина. Металлические решетки на витринах угловых магазинов были опущены. Из-за полузакрытых ставней наверху доносились позывные теленовостей, выходивших в эфир в час тридцать, бодрый перестук ножей, обрывки разговоров. Ему необходимо было прогуляться после выпитого на десерт «Вин санто», густого и сладкого, — недаром оно носит название «Святое вино»! — с печеньем кантуччи. На десерте настоял Лапо. И нужно немного подумать, если можно так выразиться. А вернее — попытаться представить... Красивая японская девушка...
Прелестное личико, как говорил Лапо, стройная фигурка, и она любила хорошо одеваться, не вызывающе, но хорошо. В этом и была загвоздка... Она тоже была из Токио, как и Иссино, но из состоятельной семьи среднего класса, которая отправила ее во Флоренцию работать над докторской диссертацией по истории искусств. Она вернулась домой через три месяца, объявила родителям, на что в действительности потратила время, и затем вернулась против их воли и лишившись их поддержки. Заплатив Перуцци за обучение, она в течение года вела скромную жизнь, спала в комнате за мастерской, питалась бутербродами прямо за верстаком или где-нибудь на площади или в парке. Со временем она начала делать вещи для Перуцци и сумела снять маленькую квартирку. Инспектор удивился: как она могла оставить добропорядочную семью, комфорт и свою респектабельную интеллектуальную специальность, подходящую для девушки ее круга? Лапо в ответ только покачал головой. Акико не желала вести жизнь, которую выбрали для нее родители. Она всегда была сорванцом и хотела работать руками. Семья ее очень консервативна. Старшая сестра, которую выдали замуж за предпринимателя, томилась с двумя маленькими детьми в роскошной загородной вилле вдали от Токио. Ее муж работал в городе и приезжал, когда ему заблагорассудится, обычно после полуночи, до того пьяный, что буквально выпадал из такси. Лапо считал, что Акико приняла верное решение.
— Она хотела вырваться. Она ненавидела Токио, а здесь ей нравилось, так почему нет? Она не просто обучалась ремеслу, она изучала бизнес. Перуцци поставляет свои изделия в Токио, понимаете, только в один магазин. Мы все думали, что когда-нибудь она станет заправлять мастерской — нет, не то чтобы Перуцци собирался на пенсию, но после того приступа... ну, представляете, что было у него на уме.
— Конечно. И ему повезло меньше вашего... то есть он бездетный? Но мне казалось, что он упоминал как-то о сыне, однажды... когда подожгли его машину. Да, теперь я точно вспомнил. Могу поклясться, что Лоренцини рассказывал: именно сын Перуцци приходил к нам писать заявление для страховой компании.
— Вполне вероятно. Он много делает для отца, вот только не учится у него шить туфли. Он бухгалтер, и преуспевающий. Прилично зарабатывает. Перуцци всегда краснеет от гордости, когда слышит его имя, готов следы его целовать, потому что тот учился в университете. Вы выпьете кофе, подождете его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Инспектор подумал, что Лапо с любым приятно поговорить, и подивился терпению его работящей жены и дочери. Но день был жаркий и погожий, компания веселая, а цыпленок поистине бесподобный. И он принялся за еду, думая о тихом японском мальчике в длинном фартуке, пытаясь сопоставить собственное впечатление с рассказом Лапо. Пока его челюсти жевали цыпленка, в голове он заново прокручивал их встречу. Юноша не поддался на попытку спровоцировать его молчанием. Что с того? Быть может, это просто проявление хороших манер, свойственных другой культуре. Нет, инспектора другое насторожило: то, с какой боязнью он взглянул на туфлю, затем оглянулся. У него нет денег. Он каждый день ест, не отходя от верстака. Перуцци ему не платит.
Он поймал Лапо, проходившего мимо с грязными тарелками.
— Этот подмастерье... только между нами — он живет в комнате за мастерской, так?
Лапо пожал плечами и молча поднял брови.
— Хорошо. Подойдите сюда, когда выдастся свободная минутка. Мне нужно еще кое-что у вас спросить.
Пока Лапо не было, он подобрал хлебом все до последней капли соуса. И правда, нужно взять сюда Терезу и мальчиков. У Джованни скоро день рождения...
— Вы правы, инспектор. Что еще мне вам рассказать? А у Иссино не будет от этого неприятностей?
— Потому что он там живет? Нет, нет... Это у Перуцци будут неприятности, если что.
— Но вы же знаете, что Перуцци нельзя волноваться...
— Знаю. Не тревожьтесь о нем. Лучше расскажите-ка о том втором подмастерье, который сбежал. Вы не в курсе, у Иссино есть девушка?
— У Иссино? Нет. Они, бывало, ходили куда-нибудь с Акико — они были хорошими друзьями, — но я никогда не видел его с подруяской.
— А этот Акико. Была у него девушка?
— У Акико? Да вы что — не знаете Акико? Разве вы не видели ее? Красивее японки я в жизни не встречал. Как куколка! Удивительно, что вас с ней не познакомили. Свежая, что твой бутон, но недотрога. Перуцци, должно быть, из ревности не хотел ее вам представлять. — Лапо подмигнул. — Да я и сам такой. Перуцци всегда говорил...
Инспектор перебил его:
— Я подожду, пока вы освободитесь, а затем мы поговорим серьезно. Больше никому ни слова.
— А что случилось? Я же не обидел вас, верно? Я только пошутил, что он ревнует. Я ничего такого не имел в виду. Что-то не так, да? Надеюсь, вы не собираетесь мне сообщить, что с Акико что-то стряслось?
— Пока не знаю.
— Я вернусь. — Забрав тарелку инспектора, Лапо ушел заниматься своими делами.
Инспектор вынул телефон и набрал номер Форли. Будучи уверенным, что Форли сейчас ужинает на террасе большого ресторана на холме за больничным комплексом, он не боялся помешать ему.
— Что? А! Вы что-то нашли. Да, конечно, к монголоидному типу относятся и японцы. Я жду известий из Лондона через день-два. И учитывая состояние тела, вряд ли возможно будет опознать ее, есть у нее имя или нет, так что эти результаты нам понадобятся все равно. Держите меня в курсе!
Лапо все не возвращался. Под стук тарелок и шумные разговоры, звучавшие словно бы фоном к его мыслям, он прокручивал в голове фрагменты картины. Двое молодых людей с другого конца света, упорно овладевающие ремеслом. Тощий юноша в длинном фартуке и девушка, красивая, как кукла. Недотрога. Он пока многого не знает, но он узнает. Пусть это японская девушка с другого конца света, но она погибла здесь, на его территории, в его квартале. Он узнает все.
Глава пятая
По дороге домой он сделал крюк и пошел по темным проулкам, таким узким, что в них никогда не заглядывали ни теплое солнце, ни поливальные машины. Со стен свешивались обрывки незаконно расклеенных рекламных объявлений, стоящие у стен мопеды преграждали ему путь, банки из-под газировки катились прочь от его ног до ближайшей ямы на тротуаре. Стояла тишина. Металлические решетки на витринах угловых магазинов были опущены. Из-за полузакрытых ставней наверху доносились позывные теленовостей, выходивших в эфир в час тридцать, бодрый перестук ножей, обрывки разговоров. Ему необходимо было прогуляться после выпитого на десерт «Вин санто», густого и сладкого, — недаром оно носит название «Святое вино»! — с печеньем кантуччи. На десерте настоял Лапо. И нужно немного подумать, если можно так выразиться. А вернее — попытаться представить... Красивая японская девушка...
Прелестное личико, как говорил Лапо, стройная фигурка, и она любила хорошо одеваться, не вызывающе, но хорошо. В этом и была загвоздка... Она тоже была из Токио, как и Иссино, но из состоятельной семьи среднего класса, которая отправила ее во Флоренцию работать над докторской диссертацией по истории искусств. Она вернулась домой через три месяца, объявила родителям, на что в действительности потратила время, и затем вернулась против их воли и лишившись их поддержки. Заплатив Перуцци за обучение, она в течение года вела скромную жизнь, спала в комнате за мастерской, питалась бутербродами прямо за верстаком или где-нибудь на площади или в парке. Со временем она начала делать вещи для Перуцци и сумела снять маленькую квартирку. Инспектор удивился: как она могла оставить добропорядочную семью, комфорт и свою респектабельную интеллектуальную специальность, подходящую для девушки ее круга? Лапо в ответ только покачал головой. Акико не желала вести жизнь, которую выбрали для нее родители. Она всегда была сорванцом и хотела работать руками. Семья ее очень консервативна. Старшая сестра, которую выдали замуж за предпринимателя, томилась с двумя маленькими детьми в роскошной загородной вилле вдали от Токио. Ее муж работал в городе и приезжал, когда ему заблагорассудится, обычно после полуночи, до того пьяный, что буквально выпадал из такси. Лапо считал, что Акико приняла верное решение.
— Она хотела вырваться. Она ненавидела Токио, а здесь ей нравилось, так почему нет? Она не просто обучалась ремеслу, она изучала бизнес. Перуцци поставляет свои изделия в Токио, понимаете, только в один магазин. Мы все думали, что когда-нибудь она станет заправлять мастерской — нет, не то чтобы Перуцци собирался на пенсию, но после того приступа... ну, представляете, что было у него на уме.
— Конечно. И ему повезло меньше вашего... то есть он бездетный? Но мне казалось, что он упоминал как-то о сыне, однажды... когда подожгли его машину. Да, теперь я точно вспомнил. Могу поклясться, что Лоренцини рассказывал: именно сын Перуцци приходил к нам писать заявление для страховой компании.
— Вполне вероятно. Он много делает для отца, вот только не учится у него шить туфли. Он бухгалтер, и преуспевающий. Прилично зарабатывает. Перуцци всегда краснеет от гордости, когда слышит его имя, готов следы его целовать, потому что тот учился в университете. Вы выпьете кофе, подождете его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47