– Скажи Гульде, что все в сборе. Позови тетю Шарлотту.
– Я только забегу на минутку на кухню, чтобы сделать соус. У Гульды он не выходит таким, как нужно… Одну минутку…
– Лотти! – Голос миссис Пейсон стал железным. – Лотти, сначала ты переоденешься, чтобы не испортить костюм!
Генри громко фыркнул. Миссис Пейсон повернулась к нему:
– Что тут смешного?
Кемп спрятался за вечерней газетой. Послышался немножко ленивый, томный голос Беллы:
– Лотти, неужто ты еще носишь зимнюю шляпу?
– Зимнюю? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что нужно уже надеть летнюю?
Лотти направилась к лестнице. Ничего не поделаешь – костюм!
– Уже? Да ведь март на дворе! – вдогонку ей крикнула Белла.
– На углу Двадцать девятой я поскользнулась на льду и чуть не упала, – смеясь возразила Лотти, наклонившись над перилами.
– Какой важный вопрос для спора! – усмехнулась Чарли, прыгая следом за теткой по лестнице, как хорошенький жеребенок.
Лотти на ходу расстегивала жакет и юбку быстрыми, уверенными пальцами. Войдя к себе, она швырнула на кровать осмеянную шляпу. Когда Чарли впорхнула в комнату, Лотти переступила через юбку, сползшую к ее ногам, и осталась в коротких панталонах – изящная, хорошо сложенная фигура: узкие бедра, невысокий и крепкий бюст, сильные ноги с мускулистыми, но не слишком выпуклыми икрами. Лотти быстрым движением подхватила юбку, открыла шкаф и сорвала с крючка другую.
Снизу донесся голос миссис Пейсон:
– Лотти, надень синее шелковое платье. К обеду будет Бен Гарц. Он только что звонил.
– О Боже! – вздохнула Лотти, повесила юбку в шкаф и достала шелковое платье.
– Ты хочешь сказать, – спросила Чарли, – что бабушка пригласила для тебя гостя без твоего позволения? (Вы бы послушали рассуждения Чарли о личной свободе!)
– Ну что ты! Ведь это Бен Гарц. Он всегда беседует с мамой о делах и о недвижимости.
– Но приходит он ради тебя.
Чарли легко подтянулась на руках и присела на спинку старой ореховой кровати, собственноручно отполированной Лотти и покрытой светло-коричневым лаком. Тоненькая, гибкая девочка в прямом темно-синем платье. Чарли оставляла ощущение чего-то розового, белого и золотистого, так что сначала вы попросту не замечали ни красивого лба, ни энергичного, несмотря на мягкость линий, подбородка, ни больших, глубоко сидящих глаз. Длинные ноги Чарли свешивались с высокой спинки кровати. Коричневые шелковые чулки были аккуратно и умело свернуты в тугие валики пониже колен, смело обнаженных, как колени шотландца. Она критически разглядывала свою тетку.
– Для чего, скажи на милость, ты носишь корсет, Лотти?
– Очевидно, для того чтобы моя старая плоть имела хоть какой-нибудь вид. Я ведь не такая молоденькая газель, как ты.
– Малость потолстела за зиму?
– Боюсь, что да! – Лотти надевала шелковую юбку и танцевала, чтобы легче натянуть ее. – Я слишком мало хожу, вот в чем горе. Проклятый электромобиль!
Чарли строго посмотрела на нее.
– Что ж, раз ты упорно хочешь быть семейной жертвой, то ничего не поделаешь. Сделала из себя какую-то омнибусную линию: отсюда до рынка, от рынка до парка, от парка до нашего дома. Городу следовало бы взимать с тебя налог за езду.
– Но, Чарли…
– У, ты возмутительный человек, Лотти Пейсон! Да, да, возмутительный! Ты никогда не делаешь того, что тебе действительно хочется. Ты так благородно приносишь себя в жертву, что просто тошнит! Это отвратительно!
– Ну да, конечно, – серьезно произнесла Лотти. – А если вам, молокососам, не позволяют делать все, что взбредет вам в голову, вы сейчас же начинаете вопить о гнете, деспотизме и так далее?
– Знаешь, я предпочитаю сама попробовать всякие штуки и убедиться, что они для меня не годятся, чем совсем их не попробовать. Взгляни на тетю Шарлотту!
Лотти торопливо пудрила нос перед туалетом. Она посмотрела в зеркало на Чарли.
– Тетя Шарлотта лучше… лучше знает жизнь, чем мама.
– Да, но я убеждена, что это знание дорого ей досталось. Я еще спрошу у нее когда-нибудь, почему она не вышла замуж. У прабабушки Трифт тут рыльце в пуху – достаточно посмотреть на ее портрет в кринолине со стальными обручами. Брр!
– Чарли, ты ее не спросишь!
– Спрошу, вот увидишь. Она, наверное, жаждет рассказать о своих романах. Я займусь развитием тети Шарлотты. Экспериментальная работа.
– Ладно, займись, – бросила Лотти, смахивая пудру с платья. – Только сначала дай ей прочитать своих Эллиса и Фрейда. Иначе она, бедняжка, не поймет, к чему ты клонишь.
– Ах ты, язва! – воскликнула Чарли, спрыгнула со своего возвышения и, обняв Лотти сильными молодыми руками, тесно прижалась к ней. Совершенно необычный поступок для Чарли – молодой особы, принадлежащей к современной школе, которая презирает чувствительность и всякие эмоции, для которой бунт – нормальное состояние, которая не знает страха и угрызений совести, лжи и притворства. Глядя на нее, Лотти часто чувствовала себя беспомощным ребенком.
– В тебе слишком мало жизни. Надо встряхнуться. Поступи в балетную студию. Ты будешь отлично танцевать, у тебя такие стройные и сильные ноги. Чудесное занятие!
Чарли вдруг сорвалась с места и на секунду застыла в позе, известной в танцах под названием «первой позиции».
– Па-де-ша с пируэтом? – Она сделала два скользящих па, потом поворот и взлетела высоко и изящно, повторила фигуру еще раз и остановилась у стены, как влитая, дыша ровно и спокойно, словно не двигалась с места.
– Ну-ка, попробуй!
Лотти смотрела на нее с завистью. Чарли с девяти лет брала уроки пластики и танцев. Теперь ее техника отличалась профессиональной завершенностью и красотой. Она с одинаковым блеском и легкостью могла танцевать и чардаш в алых сапожках, и танец Психеи в волнах розового газа и босиком, и вальс бабочек в трико телесного цвета и балетной юбочке. Она вечно угрожала поступить на сцену и всерьез подумывала об этом. Для Чарли было так же невозможно пропустить гастроли новейшего русского балета или Анны Павловой, как для студента-медика – важную клиническую демонстрацию.
Глядя на свою племянницу, Лотти сказала:
– Кажется это очень легким, а на самом деле, вероятно, наоборот. Попробуем… – Она нерешительно приподняла юбку. – Берегись!
– Нет, нет! Не трогай юбку! Руки – свободно. Вот так, смотри! Руки так же необходимы в танцах, как и ноги. Ну, раз! Выше! Так, верно! Еще раз!
– Лотти! – донесся снизу голос миссис Пейсон.
– О Боже! – Все веселье, весь пыл, весь огонь, светившиеся в глазах Лотти, – все разом исчезло. Схватив впопыхах платок из комода, она помчалась к лестнице, бросив на ходу Чарли: – Позови тетю Шарлотту обедать.
– Ладно! Можно мне капнуть твоими духами на лапы?
Пробегая по пути в буфетную мимо гостиной, Лотти слышала, как мать более решительным, чем обычно, тоном давала советы терпеливому зятю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Я только забегу на минутку на кухню, чтобы сделать соус. У Гульды он не выходит таким, как нужно… Одну минутку…
– Лотти! – Голос миссис Пейсон стал железным. – Лотти, сначала ты переоденешься, чтобы не испортить костюм!
Генри громко фыркнул. Миссис Пейсон повернулась к нему:
– Что тут смешного?
Кемп спрятался за вечерней газетой. Послышался немножко ленивый, томный голос Беллы:
– Лотти, неужто ты еще носишь зимнюю шляпу?
– Зимнюю? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что нужно уже надеть летнюю?
Лотти направилась к лестнице. Ничего не поделаешь – костюм!
– Уже? Да ведь март на дворе! – вдогонку ей крикнула Белла.
– На углу Двадцать девятой я поскользнулась на льду и чуть не упала, – смеясь возразила Лотти, наклонившись над перилами.
– Какой важный вопрос для спора! – усмехнулась Чарли, прыгая следом за теткой по лестнице, как хорошенький жеребенок.
Лотти на ходу расстегивала жакет и юбку быстрыми, уверенными пальцами. Войдя к себе, она швырнула на кровать осмеянную шляпу. Когда Чарли впорхнула в комнату, Лотти переступила через юбку, сползшую к ее ногам, и осталась в коротких панталонах – изящная, хорошо сложенная фигура: узкие бедра, невысокий и крепкий бюст, сильные ноги с мускулистыми, но не слишком выпуклыми икрами. Лотти быстрым движением подхватила юбку, открыла шкаф и сорвала с крючка другую.
Снизу донесся голос миссис Пейсон:
– Лотти, надень синее шелковое платье. К обеду будет Бен Гарц. Он только что звонил.
– О Боже! – вздохнула Лотти, повесила юбку в шкаф и достала шелковое платье.
– Ты хочешь сказать, – спросила Чарли, – что бабушка пригласила для тебя гостя без твоего позволения? (Вы бы послушали рассуждения Чарли о личной свободе!)
– Ну что ты! Ведь это Бен Гарц. Он всегда беседует с мамой о делах и о недвижимости.
– Но приходит он ради тебя.
Чарли легко подтянулась на руках и присела на спинку старой ореховой кровати, собственноручно отполированной Лотти и покрытой светло-коричневым лаком. Тоненькая, гибкая девочка в прямом темно-синем платье. Чарли оставляла ощущение чего-то розового, белого и золотистого, так что сначала вы попросту не замечали ни красивого лба, ни энергичного, несмотря на мягкость линий, подбородка, ни больших, глубоко сидящих глаз. Длинные ноги Чарли свешивались с высокой спинки кровати. Коричневые шелковые чулки были аккуратно и умело свернуты в тугие валики пониже колен, смело обнаженных, как колени шотландца. Она критически разглядывала свою тетку.
– Для чего, скажи на милость, ты носишь корсет, Лотти?
– Очевидно, для того чтобы моя старая плоть имела хоть какой-нибудь вид. Я ведь не такая молоденькая газель, как ты.
– Малость потолстела за зиму?
– Боюсь, что да! – Лотти надевала шелковую юбку и танцевала, чтобы легче натянуть ее. – Я слишком мало хожу, вот в чем горе. Проклятый электромобиль!
Чарли строго посмотрела на нее.
– Что ж, раз ты упорно хочешь быть семейной жертвой, то ничего не поделаешь. Сделала из себя какую-то омнибусную линию: отсюда до рынка, от рынка до парка, от парка до нашего дома. Городу следовало бы взимать с тебя налог за езду.
– Но, Чарли…
– У, ты возмутительный человек, Лотти Пейсон! Да, да, возмутительный! Ты никогда не делаешь того, что тебе действительно хочется. Ты так благородно приносишь себя в жертву, что просто тошнит! Это отвратительно!
– Ну да, конечно, – серьезно произнесла Лотти. – А если вам, молокососам, не позволяют делать все, что взбредет вам в голову, вы сейчас же начинаете вопить о гнете, деспотизме и так далее?
– Знаешь, я предпочитаю сама попробовать всякие штуки и убедиться, что они для меня не годятся, чем совсем их не попробовать. Взгляни на тетю Шарлотту!
Лотти торопливо пудрила нос перед туалетом. Она посмотрела в зеркало на Чарли.
– Тетя Шарлотта лучше… лучше знает жизнь, чем мама.
– Да, но я убеждена, что это знание дорого ей досталось. Я еще спрошу у нее когда-нибудь, почему она не вышла замуж. У прабабушки Трифт тут рыльце в пуху – достаточно посмотреть на ее портрет в кринолине со стальными обручами. Брр!
– Чарли, ты ее не спросишь!
– Спрошу, вот увидишь. Она, наверное, жаждет рассказать о своих романах. Я займусь развитием тети Шарлотты. Экспериментальная работа.
– Ладно, займись, – бросила Лотти, смахивая пудру с платья. – Только сначала дай ей прочитать своих Эллиса и Фрейда. Иначе она, бедняжка, не поймет, к чему ты клонишь.
– Ах ты, язва! – воскликнула Чарли, спрыгнула со своего возвышения и, обняв Лотти сильными молодыми руками, тесно прижалась к ней. Совершенно необычный поступок для Чарли – молодой особы, принадлежащей к современной школе, которая презирает чувствительность и всякие эмоции, для которой бунт – нормальное состояние, которая не знает страха и угрызений совести, лжи и притворства. Глядя на нее, Лотти часто чувствовала себя беспомощным ребенком.
– В тебе слишком мало жизни. Надо встряхнуться. Поступи в балетную студию. Ты будешь отлично танцевать, у тебя такие стройные и сильные ноги. Чудесное занятие!
Чарли вдруг сорвалась с места и на секунду застыла в позе, известной в танцах под названием «первой позиции».
– Па-де-ша с пируэтом? – Она сделала два скользящих па, потом поворот и взлетела высоко и изящно, повторила фигуру еще раз и остановилась у стены, как влитая, дыша ровно и спокойно, словно не двигалась с места.
– Ну-ка, попробуй!
Лотти смотрела на нее с завистью. Чарли с девяти лет брала уроки пластики и танцев. Теперь ее техника отличалась профессиональной завершенностью и красотой. Она с одинаковым блеском и легкостью могла танцевать и чардаш в алых сапожках, и танец Психеи в волнах розового газа и босиком, и вальс бабочек в трико телесного цвета и балетной юбочке. Она вечно угрожала поступить на сцену и всерьез подумывала об этом. Для Чарли было так же невозможно пропустить гастроли новейшего русского балета или Анны Павловой, как для студента-медика – важную клиническую демонстрацию.
Глядя на свою племянницу, Лотти сказала:
– Кажется это очень легким, а на самом деле, вероятно, наоборот. Попробуем… – Она нерешительно приподняла юбку. – Берегись!
– Нет, нет! Не трогай юбку! Руки – свободно. Вот так, смотри! Руки так же необходимы в танцах, как и ноги. Ну, раз! Выше! Так, верно! Еще раз!
– Лотти! – донесся снизу голос миссис Пейсон.
– О Боже! – Все веселье, весь пыл, весь огонь, светившиеся в глазах Лотти, – все разом исчезло. Схватив впопыхах платок из комода, она помчалась к лестнице, бросив на ходу Чарли: – Позови тетю Шарлотту обедать.
– Ладно! Можно мне капнуть твоими духами на лапы?
Пробегая по пути в буфетную мимо гостиной, Лотти слышала, как мать более решительным, чем обычно, тоном давала советы терпеливому зятю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63