Она так ясно представляла себе ход мыслей Бена. «Он хочет сделать мне предложение, – думала Лотти, – но осторожность велит ему подождать. Он еще не уверен в своем часовом деле. Конечно, он предпочел бы более молодую жену, но убедил себя, что это было бы безрассудством. Ему пора обзавестись семьей, позаботиться о домашнем уюте. Он находит, что я недурна собой. Он совсем не без ума от меня, но полагает, что может довести себя до состояния достаточного восхищения. Захоти я только, я могла бы сейчас же заставить его забыть осторожность и попросить моей руки». Он продолжал разговор:
– Я мало говорю о том деле, в которое я вхожу. Я не из тех, кто много болтает. Делай свое дело, говорю я себе, и тогда тебе не придется болтать. Твое дело само скажет за тебя.
Лотти смотрела на него – на его мясистые руки, на мешки под глазами, на редеющие волосы, зачесанные длинными прядями через макушку и никого не вводящие в заблуждение, – и думала: «Он хороший человек. Работящий, добрый, скромный. Он на пути к почти верному успеху в делах. Будет тем, что называется хорошим мужем. А что ты такое, Лотти? Ты – засидевшаяся девица не особенно выигрышной наружности. Почему же ты воротишь нос от него? Право, это страшно глупо с твоей стороны…»
– И мне нет никакого дела до того, что обо мне думают или говорят другие, – ораторствовал Бен Гарц. – Мне это до лампочки! Я делаю, что нахожу правильным, вот и все.
Лотти быстро поднялась, почти вскочила, так что вязанье полетело к его ногам и заставило его вздрогнуть.
– Я пойду за детьми, – поспешно бросила она. – Нам пора в обратный путь.
Он не успел и глаз поднять, как она уже исчезла. Широко раскинув руки, сбежала она по мягкой зелени холма и пустилась через поле. Крепкие ноги быстро мелькали из-под короткой юбки. Она издали позвала Джесси и Чарли. Те поднялись с места. Ее настроение как-то передалось им. Смеясь, помчались они к ней навстречу, смеясь, столкнулись с ней, схватились за руки и завертелись втроем, как сумасшедшие, пока не упали, едва переводя дух, на землю.
Лотти первая, все еще тяжело дыша, поднялась на ноги.
– Мне пришлось удрать, – объяснила она, – иначе я могла бы лопнуть!
– Лотти, – сказала Чарли, – на обратном пути я сяду впереди. Ты и Джесси можете секретничать сзади.
– О нет…
Но когда усаживались в автомобиль, каким-то образом вышло так, как хотела Чарли. Чарли во всем добивалась своего.
– Мистер Гарц, пожалуйста, разрешите мне править часть дороги!
Бен озабоченно покачал головой:
– Конечно, я бы с удовольствием, мисс Чарли, но боюсь, вы плохо знаете мой маленький мотор. Боюсь, он будет нервничать в чужих руках. Позвольте уж лучше мне…
Но в конце концов рулевое колесо очутилось в тонких, сильных руках Чарли. Бен Гарц напряженно следил за ней, каждый раз порываясь схватиться за тормоз. Под опытными руками Чарли мотор взлетал на холмы, как сокол, и мчался стрелой, вздрагивая и ворча.
– Вы бы сбавили немножко ходу, а, – время от времени советовал Бен.
Затем, взглянув искоса на изящный профиль своей молодой оживленной спутницы, он сказал как будто нехотя:
– А вы здорово ведете машину, мисс Чарли!
Лотти была очарована Джесси Диком. Ей казалось, будто она знакома с ним давным-давно. Говорил он мало: сначала с необычайным заражающим жаром высказывался о каком-либо предмете и затем погружался в молчание. Он сидел в небрежной позе и редко взглядывал на Чарли. Его глаза ласково смотрели на Лотти. Лотти заметила, что, беседуя с ним, она говорит остроумно и немного иронично. «Вот этот, – подумала она, – действительно не такой, как все. Я и понятия не имею, какие мысли бродят в этой красивой голове. Я не знаю о нем ни ши…» – Она слегка фыркнула, и Джесси был так чуток, что даже не спросил, над чем она смеется.
В августе Лотти вместе с матерью и тетей Шарлоттой отправились на один из летних курортов на берегу Мичигана, где они проводили каждое лето. Пейсоны снимали небольшую дачу в три комнаты неподалеку от отеля, с верандой, обвитой диким виноградом, и крошечным садиком. Днем Лотти чувствовала себя еще сносно. Миссис Пейсон часто уходила на партию бриджа. Тетя Шарлотта покачивалась в кресле с вязаньем в руках и провожала глазами молодых девушек в ярких легких свитерах, белых туфлях без каблуков и шуршащих юбках. Иногда Лотти даже играла в гольф, когда мать и тетя Шарлотта дремали или благодушествовали на веранде дачи или отеля. На неделе мужчин было мало, но по пятницам пароходы и поезда привозили толпу мужей и женихов на субботу и воскресенье. По субботам устраивались танцевальные вечера. Лотти, сидя на веранде дачи, слушала доносившуюся до нее музыку. Мать и тетя Шарлотта укладывались спать самое позднее в половине одиннадцатого, а частенько и на час раньше. И эти вечера бывали неописуемо ужасны. В долгие, черные, бархатные ночи Лотти сидела одна на веранде, охраняя сон двух спящих старух и вперив взгляд в темноту. Громко стрекотали кузнечики. Со стороны отеля доносился молодой девичий смех. Порой раздавался низкий мужской голос – какая-то парочка проходила мимо. Мотылек бился головой о стеклянную дверь. Группа спешащей из отеля домой прислуги нарушала тишину. Вечера были неописуемо ужасны.
Глава тринадцатая
Лотти Пейсон последний раз так проводила август. В августе же следующего года она, сидя уже в мастерской Красного Креста на Мичиган-авеню, резала марлю, свертывала бинты, простегивала теплые куртки и размышляла о том, что беседы женщин, работающих за длинными столами и склонившихся над швейными машинами, поразительно напоминают болтовню в светлой памяти «Кружке для чтения». Впрочем, этот кружок был здесь представлен почти в полном составе. Лица его членов, в рамках белых наколок сестер милосердия, казались странно просветленными. Одна Бекки Шефер носила свой чепец с несколько залихватским видом. Она была «капитаном отряда», и ей по должности была присвоена алая наколка. Бекки походила на Кармен, забредшую в женский монастырь. Лотти работала в мастерской три раза в неделю. Миссис Пейсон занялась продажей облигаций займа Свободы с уверенностью и сноровкой профессионала. Что касается тети Шарлотты, то ее руки, которые так бойко шили, кроили и стегали в шестидесятые годы и даже создали знаменитое одеяло в семидесятые, не потеряли своей ловкости и поныне. Она вязала с поистине фантастической быстротой и совершенством, заканчивая свитер в три дня, пару носков – в два часа. Сверх того она складывала и свертывала перевязочные материалы, записавшись в мастерскую Красного Креста, открытую в гостиной ближайшего отеля. Даже Жаннета была заражена общим энтузиазмом. Как стенографистка она получала неслыханное для этого времени жалованье, и хоть и не в силах была отказаться от шелковых чулок, дорогих блузок и перчаток и поговаривала даже о меховом пальто на зиму (каждая уважающая себя стенографистка непременно должна обзавестись таковым к декабрю), денег тем не менее у нее оставалось достаточно, чтобы делать щедрые пожертвования во всевозможные фонды, ассоциации и комитеты помощи жертвам войны, растущие, как грибы после дождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Я мало говорю о том деле, в которое я вхожу. Я не из тех, кто много болтает. Делай свое дело, говорю я себе, и тогда тебе не придется болтать. Твое дело само скажет за тебя.
Лотти смотрела на него – на его мясистые руки, на мешки под глазами, на редеющие волосы, зачесанные длинными прядями через макушку и никого не вводящие в заблуждение, – и думала: «Он хороший человек. Работящий, добрый, скромный. Он на пути к почти верному успеху в делах. Будет тем, что называется хорошим мужем. А что ты такое, Лотти? Ты – засидевшаяся девица не особенно выигрышной наружности. Почему же ты воротишь нос от него? Право, это страшно глупо с твоей стороны…»
– И мне нет никакого дела до того, что обо мне думают или говорят другие, – ораторствовал Бен Гарц. – Мне это до лампочки! Я делаю, что нахожу правильным, вот и все.
Лотти быстро поднялась, почти вскочила, так что вязанье полетело к его ногам и заставило его вздрогнуть.
– Я пойду за детьми, – поспешно бросила она. – Нам пора в обратный путь.
Он не успел и глаз поднять, как она уже исчезла. Широко раскинув руки, сбежала она по мягкой зелени холма и пустилась через поле. Крепкие ноги быстро мелькали из-под короткой юбки. Она издали позвала Джесси и Чарли. Те поднялись с места. Ее настроение как-то передалось им. Смеясь, помчались они к ней навстречу, смеясь, столкнулись с ней, схватились за руки и завертелись втроем, как сумасшедшие, пока не упали, едва переводя дух, на землю.
Лотти первая, все еще тяжело дыша, поднялась на ноги.
– Мне пришлось удрать, – объяснила она, – иначе я могла бы лопнуть!
– Лотти, – сказала Чарли, – на обратном пути я сяду впереди. Ты и Джесси можете секретничать сзади.
– О нет…
Но когда усаживались в автомобиль, каким-то образом вышло так, как хотела Чарли. Чарли во всем добивалась своего.
– Мистер Гарц, пожалуйста, разрешите мне править часть дороги!
Бен озабоченно покачал головой:
– Конечно, я бы с удовольствием, мисс Чарли, но боюсь, вы плохо знаете мой маленький мотор. Боюсь, он будет нервничать в чужих руках. Позвольте уж лучше мне…
Но в конце концов рулевое колесо очутилось в тонких, сильных руках Чарли. Бен Гарц напряженно следил за ней, каждый раз порываясь схватиться за тормоз. Под опытными руками Чарли мотор взлетал на холмы, как сокол, и мчался стрелой, вздрагивая и ворча.
– Вы бы сбавили немножко ходу, а, – время от времени советовал Бен.
Затем, взглянув искоса на изящный профиль своей молодой оживленной спутницы, он сказал как будто нехотя:
– А вы здорово ведете машину, мисс Чарли!
Лотти была очарована Джесси Диком. Ей казалось, будто она знакома с ним давным-давно. Говорил он мало: сначала с необычайным заражающим жаром высказывался о каком-либо предмете и затем погружался в молчание. Он сидел в небрежной позе и редко взглядывал на Чарли. Его глаза ласково смотрели на Лотти. Лотти заметила, что, беседуя с ним, она говорит остроумно и немного иронично. «Вот этот, – подумала она, – действительно не такой, как все. Я и понятия не имею, какие мысли бродят в этой красивой голове. Я не знаю о нем ни ши…» – Она слегка фыркнула, и Джесси был так чуток, что даже не спросил, над чем она смеется.
В августе Лотти вместе с матерью и тетей Шарлоттой отправились на один из летних курортов на берегу Мичигана, где они проводили каждое лето. Пейсоны снимали небольшую дачу в три комнаты неподалеку от отеля, с верандой, обвитой диким виноградом, и крошечным садиком. Днем Лотти чувствовала себя еще сносно. Миссис Пейсон часто уходила на партию бриджа. Тетя Шарлотта покачивалась в кресле с вязаньем в руках и провожала глазами молодых девушек в ярких легких свитерах, белых туфлях без каблуков и шуршащих юбках. Иногда Лотти даже играла в гольф, когда мать и тетя Шарлотта дремали или благодушествовали на веранде дачи или отеля. На неделе мужчин было мало, но по пятницам пароходы и поезда привозили толпу мужей и женихов на субботу и воскресенье. По субботам устраивались танцевальные вечера. Лотти, сидя на веранде дачи, слушала доносившуюся до нее музыку. Мать и тетя Шарлотта укладывались спать самое позднее в половине одиннадцатого, а частенько и на час раньше. И эти вечера бывали неописуемо ужасны. В долгие, черные, бархатные ночи Лотти сидела одна на веранде, охраняя сон двух спящих старух и вперив взгляд в темноту. Громко стрекотали кузнечики. Со стороны отеля доносился молодой девичий смех. Порой раздавался низкий мужской голос – какая-то парочка проходила мимо. Мотылек бился головой о стеклянную дверь. Группа спешащей из отеля домой прислуги нарушала тишину. Вечера были неописуемо ужасны.
Глава тринадцатая
Лотти Пейсон последний раз так проводила август. В августе же следующего года она, сидя уже в мастерской Красного Креста на Мичиган-авеню, резала марлю, свертывала бинты, простегивала теплые куртки и размышляла о том, что беседы женщин, работающих за длинными столами и склонившихся над швейными машинами, поразительно напоминают болтовню в светлой памяти «Кружке для чтения». Впрочем, этот кружок был здесь представлен почти в полном составе. Лица его членов, в рамках белых наколок сестер милосердия, казались странно просветленными. Одна Бекки Шефер носила свой чепец с несколько залихватским видом. Она была «капитаном отряда», и ей по должности была присвоена алая наколка. Бекки походила на Кармен, забредшую в женский монастырь. Лотти работала в мастерской три раза в неделю. Миссис Пейсон занялась продажей облигаций займа Свободы с уверенностью и сноровкой профессионала. Что касается тети Шарлотты, то ее руки, которые так бойко шили, кроили и стегали в шестидесятые годы и даже создали знаменитое одеяло в семидесятые, не потеряли своей ловкости и поныне. Она вязала с поистине фантастической быстротой и совершенством, заканчивая свитер в три дня, пару носков – в два часа. Сверх того она складывала и свертывала перевязочные материалы, записавшись в мастерскую Красного Креста, открытую в гостиной ближайшего отеля. Даже Жаннета была заражена общим энтузиазмом. Как стенографистка она получала неслыханное для этого времени жалованье, и хоть и не в силах была отказаться от шелковых чулок, дорогих блузок и перчаток и поговаривала даже о меховом пальто на зиму (каждая уважающая себя стенографистка непременно должна обзавестись таковым к декабрю), денег тем не менее у нее оставалось достаточно, чтобы делать щедрые пожертвования во всевозможные фонды, ассоциации и комитеты помощи жертвам войны, растущие, как грибы после дождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63