Откинувшись на спинку стула, Брюс вздохнул.
– К сожалению, и ко мне тоже. Думаешь, я сразу стал таким умным?
– Нет?
Он рассмеялся.
– Мне ведь тоже пришлось пережить трагедию. И только пройдя через это испытание, я изменил взгляд на жизнь.
– У тебя тоже была несчастная любовь? – тихо спросила Тереза.
Ее предположение было так далеко от истины, что Брюс даже не сразу сообразил, о чем она говорит.
– Что? А… нет, у меня случилось другое. Я в один день потерял команду, в которой играл.
Тереза ахнула.
– Своих коллег?
Брюс печально кивнул.
– У меня ведь не всегда была студия, и я не всегда был продюсером. Карьеру я начал в качестве гитариста.
– Что же случилось с твоей командой?
– Самолет, в котором летели ребята, разбился по пути в Эссекс.
Тереза сморщила лоб.
– Постой, кажется, я слыхала про это несчастье… или читала что-то такое… еще в Эдинбурге.
– Вполне может быть. О той трагедии писали все газеты. Наверняка какая-нибудь попалась тебе на глаза.
– Скорее всего, так и произошло, – задумчиво произнесла Тереза. – Только тогда я была настолько поглощена своей любовью, что вскоре забыла про эту историю. – Вдруг она умолкла и испуганно посмотрела на Брюса. – Погоди, это что же получается? Ведь ты тоже мог… погибнуть?
Взглянув в ее глаза, Брюс увидел в них смятение. По-видимому, мысль о его возможной гибели поразила Терезу до глубины души. Разумеется, подобное отношение не могло не тронуть Брюса.
– Нет-нет! – поспешно произнес он. – Это было невозможно с самого начала просто потому, что я не летел в том злополучном самолете.
С губ Терезы слетел вздох облегчения, услыхав который Брюс не удержался от улыбки: ведь она видит его сейчас перед собой, но реагирует так, будто события прошлого еще нельзя считать свершившимся фактом.
– Какое счастье! – с чувством произнесла Тереза. – Иначе… даже трудно представить, что бы было. И чего бы не было, – добавила она после секундной паузы.
Несколько долгих мгновений Брюс смотрел на нее, его глаза искрились. Ему стало ясно, что он небезразличен ей. Пусть пока как коллега по бизнесу или друг – хорошо уже то, что Тереза вообще питает к нему теплые чувства. А там, глядишь, они перерастут в нечто большее.
В эту минуту Брюс, кажется, понял, что означает выражение «душа поет». Пожалуй, его нынешнее состояние лучше всего можно было описать именно этими словами.
– Теперь ты понимаешь, к чему я пытаюсь свести весь наш разговор? – произнес он с плохо скрытой радостью. – Если бы некоторые обстоятельства твоей или моей жизни сложились как-нибудь иначе, мы бы не коротали этот вечер, сидя за твоим кухонным столом. Повернись ситуация по-иному – и ты наверняка осталась бы в Эдинбурге. А я, если бы парни из моей команды были живы, продолжал бы играть с ними. И не открыл бы собственной студии, и ты не появилась бы в ней в один прекрасный день, и…
– И мы не стали бы партнерами, а ко мне не пришла бы известность, потому что я продолжала бы петь наивные песенки в стиле диско, – подхватила Тереза.
И я не влюбился бы в тебя, безмолвно добавил Брюс, любуясь ее оживившимся лицом.
– Наверное, так и было бы, – произнес он вслух. – Вот и выходит, что сетовать на неудачи – это по крайней мере неконструктивно.
– Да-а, – протянула Тереза. – Интересная история. Ты заставил меня взглянуть на вещи совершенно по-иному. Можно сказать, глаза открыл. Только вот какой вопрос у меня возникает в связи со всем вышесказанным: правило «что ни делается, все к лучшему» действует всегда или выборочно?
– Всегда, – убежденно кивнул Брюс. – Не знаю, как это происходит, однако рано или поздно человек вдруг осознает, что какие-то события, которым он поначалу даже не придал значения, стали основой для чего-то очень хорошего.
– Ты в самом деле так думаешь? – В тоне Терезы еще ощущались остатки сомнения.
Брюс посмотрел на нее, и в его глазах вдруг заплясали чертики.
– Конечно. И даже могу прямо сейчас доказать верность этого закона.
– Правда?
Он пожал плечами.
– Нет ничего проще. Возьмем свежий пример из событий нынешнего вечера. Как ты помнишь, я хлебнул горячего чая и обжег себе рот.
– Бедняжка, – улыбнулась Тереза. – Тебе все еще больно?
Брюс поморщился.
– Так, щиплет немножко… Речь сейчас не об этом. Итак, со мной произошло несчастье… на первый взгляд.
Тереза внимательно слушала.
– А на второй? – лукаво спросила она.
– Видишь ли, если бы этого не случилось, ты лишилась бы одного весьма приятного для тебя преимущества.
– В самом деле? Что-то я пока не соображу, на что ты намекаешь.
– Сейчас поймешь. Следствием моего ожога стало то, что я лишился возможности есть. – Он ухмыльнулся. – Надеюсь, временно.
– И что здесь хорошего?
– О, кое-что есть! Но касается это не меня, а тебя.
Тереза изумленно вскинула бровь.
– Меня? Каким образом?
– Ты ведь любишь слойки?
– Очень, – кивнула она, все еще недоумевая.
– Тогда радуйся: тебе представился шанс насладиться еще одной! – торжественно произнес Брюс. С этими словами он отодвинул чашку, стоявшую перед его десертной тарелкой, на которой, аппетитно поблескивая запекшимся в духовке джемом и белея крупинками сахара, покоилась нетронутая слойка.
Тереза так и прикипела к ней взглядом.
– Ну, теперь удостоверилась? Как я и говорил, что ни делается, все к лучшему.
Вероятно, за время беседы Тереза успела забыть, что Брюс не смог доесть своего десерта.
И уж наверняка не задумывалась над тем, что слойка может быть предложена ей. Но сейчас перспектива некоего дополнительного наслаждения словно затмила для нее все остальное.
На пару секунд она замерла, не сводя глаз с любимого лакомства.
Тем временем Брюс придвинул тарелку поближе к ней.
– Ну что же ты? Бери!
Его слова как будто вернули Терезу к реальности.
– Нет-нет, я не возьму… Зачем? И так уже две штуки съела…
Брюс пристально взглянул на нее.
– Стесняешься, что ли? Напрасно. Ведь я все равно не стану есть. А тебе хочется, я же вижу.
– Нет.
– Брось, солнышко. О чем мы вообще спорим? Съешь эту слойку – и дело с концом!
На скулах Терезы проступил румянец смущения. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что Брюс сумел угадать ее желание.
– Не буду я ее есть, – упрямо произнесла она, поднимаясь из-за стола.
Глаза Брюса блеснули.
– Нет? – тихо произнес он.
– Нет!
– Тогда я сам съем эту несчастную слойку.
Во взгляде Терезы промелькнуло недоумение. Она понимала, что Брюс неспроста сделал подобное заявление, однако мотивы, которыми он в данном случае руководствовался, оставались ей непонятными.
– Да, съем! – продолжил он, беря слойку и тоже поднимаясь. – И пусть тебе будет стыдно!
– Глупости говоришь, – фыркнула Тереза. – Почему мне должно быть стыдно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36