По местам! Мы и так опаздываем.
– Да здравствует Помпей Великий! – вскричали легаты, гурьбой высыпали из шатра и разбежались по склону.
– Солдаты, – обратился Помпей к двум легионерам, приведшим Женю, – юного гонца охранять как заложника. Мерзости войны не для мальчишек. Пусть отдохнет, пусть ляжет спать.
И, запахнув свой багряный плащ, Гней Помпей уверенной походкой полководца вышел из шатра.
* * *
Переживания этого утра так вымотали мальчика, что он незаметно задремал, а когда очнулся, солнце жарило вовсю и под плотным пологом шатра было нестерпимо душно. Мальчик вылез наружу, осмотрелся. На склонах Киноскефальских высот он не увидел ни единого солдата. Всю долину на той стороне Энипея закрывало бурое облако пыли. Порыв ветра донес отдаленные крики и лязг металла. Фарсальское сражение было в самом разгаре. Оба легионера, которым Помпей поручил охранять мальчика, вольготно разлеглись на траве, скинув тяжелую амуницию. Один драил тряпочкой бронзовые бляхи, другой, подставив солнцу голую спину, напевал гнусавым голосом песню, популярную в среде городского плебса еще со времен Первого Триумвирата: «Хочешь несметные богатства Красса?» – «Никогда!» – «Хочешь идти в поход на парфян?» – «Всегда, пожалуйста!»
– Как отдохнул, сынок? – участливо осведомился первый легионер, не поднимая головы и продолжая возиться с амуницией.
– Спасибо, ничего, – вежливо ответил Женя.
– Чего это ты давеча лопотал с Помпеюшкой? – спросил второй легионер, прекратив пение.
– Я говорил на языке богов! – с важностью ответил находчивый мальчик.
– Ишь ты, и Помпей тебя понимал? – с завистью вздохнул первый легионер. – Образованный он, а потому и Великий. Вот я твержу Квитанцию, – он кивнул в сторону второго легионера, – учись, скотина, центурионом будешь!
– Но-но, полегче, Полотенций! – заворчал второй легионер. – И в божеском языке, небось грамматика есть – склонения, спряжения. Зубришь правила? Диктанты пишешь?
– Бывает, – согласился Женя.
– И какие у тебя отметки по божескому языку?
– Пятерки! – с гордостью ответил Женя и, подумав, добавил: – Правда, по изложению схватил одну четверку.
– Это еще ничего, – сказал Полотенций. – Мне, например, легче фалангу парфян изрубить, чем изложение писать. А чужой язык, хоть и божеский, – потемки. Вот травка растет: как она, по-вашему, по-ученому, называется?
Конечно, глупо и нелепо было предполагать, что легионеры каким-то образом пронюхали о двойке по ботанике, но Женя поспешил перевести разговор, принимавший неприятный оборот, на другую тему.
– Как там наши? – спросил Женя, указывая рукой на другой берег реки.
– Наши? – лениво протянул Полотенций. – Молодцы наши. Жмут. Недавно гонец оттуда приезжал.
– А конница Муция в резерве? – на всякий случай полюбопытствовал Женя.
Легионеры присвистнули.
– Проспал, сынок. Зачем Муцию торчать в резерве, когда Лабиен обозы Цезаря трясет?
– Но ведь был приказ Помпея, – простонал мальчик, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Помпей категорически запрещал вступать в сражение!
– «Запрещал, запрещал»… – буркнул Квитанций. – Много ты понимаешь! Дело решенное, Цезарь разбит. Солдату что главное? Пожива. Не такой Муций, чтоб у реки прохлаждаться, когда другие лагерь грабят.
Новый порыв ветра донес с долины отчаянные крики.
– Хвала Юпитеру, победа! – воскликнул Квитанций и встал потягиваясь.
– Глянь-ка, Марк, что это? – забеспокоился Полотенций.
С вершины холма было отчетливо видно, как на левом фланге из бурого, пыльного облака выскочили несколько всадников и, не раздумывая, бросились в реку. За ними показалась сотня, другая. Беспорядочной лавиной, топча упавших, неслась к реке конница Помпея. Те, кому удавалось переплыть поток, без оглядки скакали к высотам, яростно нахлестывая лошадей. Вот и в центре, и на правом фланге побежали к реке пешие легионеры. Обгоняя их, вылетела группа конных, среди которых выделялся всадник в пурпурном одеянии. В три прыжка перепрыгнув Энипей, группа, не сбавляя, хода, резвым галопом направилась к дороге, которая огибала справа Киноскефальские высоты.
– Помпей удирает! – в ужасе завопил Полотенций. – К морю припустил!
– Ой-ой-ой! – жалобно завыл Квитанций. – У меня чего-то горло заболело. Надо срочно обратиться к эскулапу. Я, пожалуй, пойду.
– Ловко ты устроился! – язвительно заметил Полотенций.
Женя испытующе вглядывался в лица солдат. Квитанций чем-то напомнил ему Вову Быстрова. Примерно так же говорил Женин одноклассник, когда хотел сбежать с урока. В глазах первого легионера мелькнули знакомые озорные искры. Уж не Сережка ли Фрейман? Чушь, конечно, как они могли тут очутиться?
Между тем Квитанций подмигнул своему напарнику:
– Ты мог бы проводить больного товарища.
– Идея, – оживился Полотенций. – Больным надо помогать. Вот только… кто-то должен остаться, чтоб охранять шатер главнокомандующего.
– Посланец богов, – притворно-дружеским тоном обратился к Жене второй легионер, – посторожи шатер! Никого из посторонних не пускай. А мы мигом обернемся.
– А вдруг он струсит? – усомнился Полотенций.
– Кто? Наш юный друг? – ответил за Женю Квитанций. – Никогда! Сразу видно, что он храбрый солдат.
Польщенный такой похвалой, Женя вынул из ножен меч (признаться, меч ему почему-то не понравился – громоздкий, неудобный, но Женя не подал виду) и, слегка зардевшись от смущения, проговорил:
– Клянусь Юпитером, я не покину поста до вашего возвращения. Честное слово!
– Вот это человек! – одобрил Квитанций и, схватив свою амуницию в охапку, резвой трусцой поспешил вправо по склону.
Его товарищ не заставил себя ждать. Через четверть часа Женя с трудом различил две знакомые фигуры на дороге, ведущей к морю. «Больной» и его приятель улепетывали со скоростью, которой могли позавидовать и здоровые люди.
* * *
Прошло несколько часов. Легионы Цезаря, форсировав Энипей, выбили отряды помпеянцев из укрепленного лагеря, и остатки разбитой армии в беспорядке отступали на высоты Краннона и Скотуссы. Совершенно безучастный ко всему происходящему, Женя сидел у входа в шатер и предавался горестным размышлениям:
«Унылая и страшная картина: поле брани усеяно телами помпеянцев. Несчастные стремятся на высоты, они еще надеются на чудо, однако ход Истории известен: хитроумный Цезарь отрежет все пути к их отступленью, не даст к ручью спуститься, и солдаты, обезумев от жажды и жары, колени преклонят перед врагами, на милость победителя сдадутся. О Гней Помпей! Зачем стопы направил к морю? Ты думал там найти отдохновенье, собрать войска, флот привести в готовность, на Цезаря опять войной идти… Увы, увы, спасения не будет! О горе, горе, не послушал ты моего совета, я не успел тебя предупредить, ты слишком торопился, а к разумным советам надо прислушиваться – так мне мама говорила…
Бессмысленная, жуткая резня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Да здравствует Помпей Великий! – вскричали легаты, гурьбой высыпали из шатра и разбежались по склону.
– Солдаты, – обратился Помпей к двум легионерам, приведшим Женю, – юного гонца охранять как заложника. Мерзости войны не для мальчишек. Пусть отдохнет, пусть ляжет спать.
И, запахнув свой багряный плащ, Гней Помпей уверенной походкой полководца вышел из шатра.
* * *
Переживания этого утра так вымотали мальчика, что он незаметно задремал, а когда очнулся, солнце жарило вовсю и под плотным пологом шатра было нестерпимо душно. Мальчик вылез наружу, осмотрелся. На склонах Киноскефальских высот он не увидел ни единого солдата. Всю долину на той стороне Энипея закрывало бурое облако пыли. Порыв ветра донес отдаленные крики и лязг металла. Фарсальское сражение было в самом разгаре. Оба легионера, которым Помпей поручил охранять мальчика, вольготно разлеглись на траве, скинув тяжелую амуницию. Один драил тряпочкой бронзовые бляхи, другой, подставив солнцу голую спину, напевал гнусавым голосом песню, популярную в среде городского плебса еще со времен Первого Триумвирата: «Хочешь несметные богатства Красса?» – «Никогда!» – «Хочешь идти в поход на парфян?» – «Всегда, пожалуйста!»
– Как отдохнул, сынок? – участливо осведомился первый легионер, не поднимая головы и продолжая возиться с амуницией.
– Спасибо, ничего, – вежливо ответил Женя.
– Чего это ты давеча лопотал с Помпеюшкой? – спросил второй легионер, прекратив пение.
– Я говорил на языке богов! – с важностью ответил находчивый мальчик.
– Ишь ты, и Помпей тебя понимал? – с завистью вздохнул первый легионер. – Образованный он, а потому и Великий. Вот я твержу Квитанцию, – он кивнул в сторону второго легионера, – учись, скотина, центурионом будешь!
– Но-но, полегче, Полотенций! – заворчал второй легионер. – И в божеском языке, небось грамматика есть – склонения, спряжения. Зубришь правила? Диктанты пишешь?
– Бывает, – согласился Женя.
– И какие у тебя отметки по божескому языку?
– Пятерки! – с гордостью ответил Женя и, подумав, добавил: – Правда, по изложению схватил одну четверку.
– Это еще ничего, – сказал Полотенций. – Мне, например, легче фалангу парфян изрубить, чем изложение писать. А чужой язык, хоть и божеский, – потемки. Вот травка растет: как она, по-вашему, по-ученому, называется?
Конечно, глупо и нелепо было предполагать, что легионеры каким-то образом пронюхали о двойке по ботанике, но Женя поспешил перевести разговор, принимавший неприятный оборот, на другую тему.
– Как там наши? – спросил Женя, указывая рукой на другой берег реки.
– Наши? – лениво протянул Полотенций. – Молодцы наши. Жмут. Недавно гонец оттуда приезжал.
– А конница Муция в резерве? – на всякий случай полюбопытствовал Женя.
Легионеры присвистнули.
– Проспал, сынок. Зачем Муцию торчать в резерве, когда Лабиен обозы Цезаря трясет?
– Но ведь был приказ Помпея, – простонал мальчик, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Помпей категорически запрещал вступать в сражение!
– «Запрещал, запрещал»… – буркнул Квитанций. – Много ты понимаешь! Дело решенное, Цезарь разбит. Солдату что главное? Пожива. Не такой Муций, чтоб у реки прохлаждаться, когда другие лагерь грабят.
Новый порыв ветра донес с долины отчаянные крики.
– Хвала Юпитеру, победа! – воскликнул Квитанций и встал потягиваясь.
– Глянь-ка, Марк, что это? – забеспокоился Полотенций.
С вершины холма было отчетливо видно, как на левом фланге из бурого, пыльного облака выскочили несколько всадников и, не раздумывая, бросились в реку. За ними показалась сотня, другая. Беспорядочной лавиной, топча упавших, неслась к реке конница Помпея. Те, кому удавалось переплыть поток, без оглядки скакали к высотам, яростно нахлестывая лошадей. Вот и в центре, и на правом фланге побежали к реке пешие легионеры. Обгоняя их, вылетела группа конных, среди которых выделялся всадник в пурпурном одеянии. В три прыжка перепрыгнув Энипей, группа, не сбавляя, хода, резвым галопом направилась к дороге, которая огибала справа Киноскефальские высоты.
– Помпей удирает! – в ужасе завопил Полотенций. – К морю припустил!
– Ой-ой-ой! – жалобно завыл Квитанций. – У меня чего-то горло заболело. Надо срочно обратиться к эскулапу. Я, пожалуй, пойду.
– Ловко ты устроился! – язвительно заметил Полотенций.
Женя испытующе вглядывался в лица солдат. Квитанций чем-то напомнил ему Вову Быстрова. Примерно так же говорил Женин одноклассник, когда хотел сбежать с урока. В глазах первого легионера мелькнули знакомые озорные искры. Уж не Сережка ли Фрейман? Чушь, конечно, как они могли тут очутиться?
Между тем Квитанций подмигнул своему напарнику:
– Ты мог бы проводить больного товарища.
– Идея, – оживился Полотенций. – Больным надо помогать. Вот только… кто-то должен остаться, чтоб охранять шатер главнокомандующего.
– Посланец богов, – притворно-дружеским тоном обратился к Жене второй легионер, – посторожи шатер! Никого из посторонних не пускай. А мы мигом обернемся.
– А вдруг он струсит? – усомнился Полотенций.
– Кто? Наш юный друг? – ответил за Женю Квитанций. – Никогда! Сразу видно, что он храбрый солдат.
Польщенный такой похвалой, Женя вынул из ножен меч (признаться, меч ему почему-то не понравился – громоздкий, неудобный, но Женя не подал виду) и, слегка зардевшись от смущения, проговорил:
– Клянусь Юпитером, я не покину поста до вашего возвращения. Честное слово!
– Вот это человек! – одобрил Квитанций и, схватив свою амуницию в охапку, резвой трусцой поспешил вправо по склону.
Его товарищ не заставил себя ждать. Через четверть часа Женя с трудом различил две знакомые фигуры на дороге, ведущей к морю. «Больной» и его приятель улепетывали со скоростью, которой могли позавидовать и здоровые люди.
* * *
Прошло несколько часов. Легионы Цезаря, форсировав Энипей, выбили отряды помпеянцев из укрепленного лагеря, и остатки разбитой армии в беспорядке отступали на высоты Краннона и Скотуссы. Совершенно безучастный ко всему происходящему, Женя сидел у входа в шатер и предавался горестным размышлениям:
«Унылая и страшная картина: поле брани усеяно телами помпеянцев. Несчастные стремятся на высоты, они еще надеются на чудо, однако ход Истории известен: хитроумный Цезарь отрежет все пути к их отступленью, не даст к ручью спуститься, и солдаты, обезумев от жажды и жары, колени преклонят перед врагами, на милость победителя сдадутся. О Гней Помпей! Зачем стопы направил к морю? Ты думал там найти отдохновенье, собрать войска, флот привести в готовность, на Цезаря опять войной идти… Увы, увы, спасения не будет! О горе, горе, не послушал ты моего совета, я не успел тебя предупредить, ты слишком торопился, а к разумным советам надо прислушиваться – так мне мама говорила…
Бессмысленная, жуткая резня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36