Мальчик обернулся. Опустив рога и тряся бородой, на него наступала коза (впрочем, это мог быть и козел). Не будь Женя абсолютно уверен, что находится в другой эпохе, он бы поклялся: это животное – точная копия той козы (или козла), которую привел на дачу Сережа Фрейман.
– Кыш, проклятая! – прошипел Женя, но упрямая коза еще ниже опустила рога, вот-вот наподдаст…
Женя отступал огородами к избе, где трапезничали монахи, а коза не отставала. Хорошо, что никто не был свидетелем Жениного позора!
Конечно, можно было при помощи тележки вернуться домой, к дяде Жоре и дяде Васе, но глупо из-за вздорной козы упустить возможность познакомиться с Ученым Пименом! Ведь монах Мисаил упоминал о нем.
Женя припустил к соседней избе. У самого крыльца коза неожиданно остановилась и преспокойно принялась щипать траву.
Ну и мерзкое животное! Все ли козы у крестьянина Сидора были такими или породу он вывел особую, но именно эту козу Женя бы отодрал с удовольствием!
В избе монахи допивали квас…
Глава XII
О пользе изучения классиков
Монах Мисаил, которого утром Женя ошибочно принял за попа – в церковной иерархии мальчик не разбирался, – привел его в келью, весьма уютную и просторную. Мисаил низко поклонился седовласому старцу, сидевшему за низким столом с зажженной лампадой, и кротко проговорил:
– Отец игумен, Ученый Пимен! Тебе хочет исповедаться послушник Сидор.
Мисаил на цыпочках удалился.
Ученый Пимен бросил на Женю многозначительный взгляд и заговорил:
– Сын мой, садись и слушай. Брат Мисаил тебя расхваливал, дескать, малый ты прилежный и зело грамотный. Вот умру я, а кто правдивые сказания перепишет? Нонче все больно хитрые стали: вместо того чтобы грамоте учиться, все в дела мирские норовят сунуться. Слыхал небось про Гришку Отрепьева? Я его грамоте обучал, а он, шельмец, тайну про невинно убиенного царевича выведал, сбежал в Литву и царем Димитрием назвался. У, нехристь, как его земля носит!
«Так это я в самое начало семнадцатого века угодил, – четко определил Женя. – Конец царствования Бориса Годунова, народные смуты. Лжедимитрий во главе польских войск идёт на Москву. Кажется, я вовремя появился. Надо рассказать Ученому Пимену о том, что ожидает Русь. Возможно, ему удастся послать гонца к царю Борису. Пусть примет какие-нибудь меры. Если, конечно, ещё не поздно».
А вслух Женя сказал:
– Святой отец, желаю исповедаться. Я видел вещий сон, будто поляки захватывают Москву и провозглашают царем Лжедимитрия, Гришку Отрепьева. Это навлечёт на Россию неисчислимые беды…
Игумен хмыкнул и подозрительно покосился на мальчика.
– Святой отец, – твердо сказал Женя, – вещий сон привиделся.
– «Вещий сон, вещий сон», – проворчал Ученый Пимен. – Ладно, допустим, сон твой вещий… Только суета все это. Земными делами вершит воля божья. Я на своем веку такого насмотрелся… Всему воля божья. Всё вернется на круги своя. Не к тебе одному вещие сны приходят. Чует мое сердце, что сейчас ко мне сам Гришка Отрепьев пожалует, важную новость привезёт.
Ученый Пимен замолк, обернулся к двери, прислушался. Дверь бесшумно приоткрылась, и в келью проскользнул невысокий, широкоплечий человек, закутанный в черную сутану. Из-под капюшона выбивались рыжие волосы, на лбу и на носу красовались две бородавки, а голубые глаза незнакомца сияли дерзко и торжествующе.
– Благослови меня, честной отец! – проговорил гость.
– Благослови господь лично тебя, Григорий, и днесь, и присно, и во веки веков, – степенно ответил старец.
Гость, прищурясь, оглядел келью (его взгляд лишь на секунду задержался на мальчике), потом одобрительно покачал головой:
– Во-первых, поздравляю тебя с повышением: ты теперь игумен… А мне, признаться, наша старая келья больше нравилась. Часто вспоминаю длинные ночи, горящую лампаду… Поздравь и ты меня – получено известие из Москвы: царь Борис волей божьей помре… Народ присягает законному царевичу Димитрию! Воевода Басманов перешёл на мою сторону. Святое дело победило. Благослови нас, честной отец!
– ВАС благословлять я не могу, – сурово ответствовал Ученый Пимен. – Ты ведёшь в столицу росейскую ляхов и католических попов.
– Политика, честной отец, политика, – смиренно возвёл очи к потолку, Григорий и перекрестился. – Тут уж ничего не поделаешь. Любишь кататься – люби и панночек возить. Однако я родного края не предам. Видишь, к тебе тайно за советом прискакал. Разреши присесть?
– Садись, в ногах правды нет.
– Малец не помешает? – спросил Григорий, присаживаясь на скамью рядом с Женей.
– Сей отрок блаженный, его вещие сны посещают. Спроси, вдруг ему что-либо пригрезилось и про тебя!
– Ежели ты, отрок, ясновидец, – начал Григорий, пристально вглядываясь в Женю, – то открой мне тайну будущего. Я за наградой не постою – подарю хоромы боярские, назначу думным дьяком.
– Не надобно мне ни чинов, ни денег! – гордо заявил Женя.
– Говорю тебе, он блаженный, – вставил своё слово старец. – Не искушай невинную душу младенца!
– Быть тебе царем, – сказал Женя. Григорий приосанился и кинул надменный взгляд в сторону Ученого Пимена.
– Но, насколько я помню… то есть, как мне привиделось в вещем сне… – быстро поправился мальчик, – через несколько лет Москва восстанет против тебя, и будешь ты убит, и тело твоё сожгут, а пеплом зарядят пушку и выстрелят в сторону Литвы.
– Не врешь, отрок? – хищно ощерил зубы Григорий. – Ежели ты Шуйским подослан, голову оторву!
– Опомнись, Григорий! – возмутился Ученый Пимен. – Мальчишка мне рассказал о смерти Бориса ещё до твоего прихода. Значит, он истинно блаженный, ясновидец. Зачем полчища ляхов на Москву ведёшь? Зачем веру католическую принял? Сокройся в монастырь.
– Молчи, старик! – воскликнул Григорий и, вскочив с лавки, распахнул сутану. Сверкнула латинская кираса. – Ужель теперь, когда близка корона, что голову мою украсит, голову презренного сына Отрепьевых, я отступлю и променяю царство на жалкую церковную похлёбку!
– Смиряй себя молитвой и постом.
– Как бы не так, – огрызнулся Григорий, – хватит! Наконец-то дорвался до заморских яств…
– Григорий, – стараясь сохранить спокойный тон, сказал Женя, – по-моему, лучше быть живым монахом, чем мёртвым царем. Мои вещие сны сбудутся, честное пионе… честное слово!
Григорий смерил мальчика насмешливым взглядом, полез в карман сутаны и достал свиток.
– Щенок, что ты смыслишь! Вот моя невеста! – Григорий развернул свиток, и Женя увидел портрет молодой женщины. – Ирина Мнишек! Она станет моей, когда я вступлю на престол. Ради этого я готов на всё!
«Опять эти женщины! – с горечью подумал Женя. – И почему взрослые, серьезные мужчины сходят из-за них с ума? И кстати, ту-то вроде звали Марина, а не Ирина…»
– Признайся, отрок, – подмигнул мальчику Отрепьев, – ты был бы счастлив, познакомиться с такой красоткой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Кыш, проклятая! – прошипел Женя, но упрямая коза еще ниже опустила рога, вот-вот наподдаст…
Женя отступал огородами к избе, где трапезничали монахи, а коза не отставала. Хорошо, что никто не был свидетелем Жениного позора!
Конечно, можно было при помощи тележки вернуться домой, к дяде Жоре и дяде Васе, но глупо из-за вздорной козы упустить возможность познакомиться с Ученым Пименом! Ведь монах Мисаил упоминал о нем.
Женя припустил к соседней избе. У самого крыльца коза неожиданно остановилась и преспокойно принялась щипать траву.
Ну и мерзкое животное! Все ли козы у крестьянина Сидора были такими или породу он вывел особую, но именно эту козу Женя бы отодрал с удовольствием!
В избе монахи допивали квас…
Глава XII
О пользе изучения классиков
Монах Мисаил, которого утром Женя ошибочно принял за попа – в церковной иерархии мальчик не разбирался, – привел его в келью, весьма уютную и просторную. Мисаил низко поклонился седовласому старцу, сидевшему за низким столом с зажженной лампадой, и кротко проговорил:
– Отец игумен, Ученый Пимен! Тебе хочет исповедаться послушник Сидор.
Мисаил на цыпочках удалился.
Ученый Пимен бросил на Женю многозначительный взгляд и заговорил:
– Сын мой, садись и слушай. Брат Мисаил тебя расхваливал, дескать, малый ты прилежный и зело грамотный. Вот умру я, а кто правдивые сказания перепишет? Нонче все больно хитрые стали: вместо того чтобы грамоте учиться, все в дела мирские норовят сунуться. Слыхал небось про Гришку Отрепьева? Я его грамоте обучал, а он, шельмец, тайну про невинно убиенного царевича выведал, сбежал в Литву и царем Димитрием назвался. У, нехристь, как его земля носит!
«Так это я в самое начало семнадцатого века угодил, – четко определил Женя. – Конец царствования Бориса Годунова, народные смуты. Лжедимитрий во главе польских войск идёт на Москву. Кажется, я вовремя появился. Надо рассказать Ученому Пимену о том, что ожидает Русь. Возможно, ему удастся послать гонца к царю Борису. Пусть примет какие-нибудь меры. Если, конечно, ещё не поздно».
А вслух Женя сказал:
– Святой отец, желаю исповедаться. Я видел вещий сон, будто поляки захватывают Москву и провозглашают царем Лжедимитрия, Гришку Отрепьева. Это навлечёт на Россию неисчислимые беды…
Игумен хмыкнул и подозрительно покосился на мальчика.
– Святой отец, – твердо сказал Женя, – вещий сон привиделся.
– «Вещий сон, вещий сон», – проворчал Ученый Пимен. – Ладно, допустим, сон твой вещий… Только суета все это. Земными делами вершит воля божья. Я на своем веку такого насмотрелся… Всему воля божья. Всё вернется на круги своя. Не к тебе одному вещие сны приходят. Чует мое сердце, что сейчас ко мне сам Гришка Отрепьев пожалует, важную новость привезёт.
Ученый Пимен замолк, обернулся к двери, прислушался. Дверь бесшумно приоткрылась, и в келью проскользнул невысокий, широкоплечий человек, закутанный в черную сутану. Из-под капюшона выбивались рыжие волосы, на лбу и на носу красовались две бородавки, а голубые глаза незнакомца сияли дерзко и торжествующе.
– Благослови меня, честной отец! – проговорил гость.
– Благослови господь лично тебя, Григорий, и днесь, и присно, и во веки веков, – степенно ответил старец.
Гость, прищурясь, оглядел келью (его взгляд лишь на секунду задержался на мальчике), потом одобрительно покачал головой:
– Во-первых, поздравляю тебя с повышением: ты теперь игумен… А мне, признаться, наша старая келья больше нравилась. Часто вспоминаю длинные ночи, горящую лампаду… Поздравь и ты меня – получено известие из Москвы: царь Борис волей божьей помре… Народ присягает законному царевичу Димитрию! Воевода Басманов перешёл на мою сторону. Святое дело победило. Благослови нас, честной отец!
– ВАС благословлять я не могу, – сурово ответствовал Ученый Пимен. – Ты ведёшь в столицу росейскую ляхов и католических попов.
– Политика, честной отец, политика, – смиренно возвёл очи к потолку, Григорий и перекрестился. – Тут уж ничего не поделаешь. Любишь кататься – люби и панночек возить. Однако я родного края не предам. Видишь, к тебе тайно за советом прискакал. Разреши присесть?
– Садись, в ногах правды нет.
– Малец не помешает? – спросил Григорий, присаживаясь на скамью рядом с Женей.
– Сей отрок блаженный, его вещие сны посещают. Спроси, вдруг ему что-либо пригрезилось и про тебя!
– Ежели ты, отрок, ясновидец, – начал Григорий, пристально вглядываясь в Женю, – то открой мне тайну будущего. Я за наградой не постою – подарю хоромы боярские, назначу думным дьяком.
– Не надобно мне ни чинов, ни денег! – гордо заявил Женя.
– Говорю тебе, он блаженный, – вставил своё слово старец. – Не искушай невинную душу младенца!
– Быть тебе царем, – сказал Женя. Григорий приосанился и кинул надменный взгляд в сторону Ученого Пимена.
– Но, насколько я помню… то есть, как мне привиделось в вещем сне… – быстро поправился мальчик, – через несколько лет Москва восстанет против тебя, и будешь ты убит, и тело твоё сожгут, а пеплом зарядят пушку и выстрелят в сторону Литвы.
– Не врешь, отрок? – хищно ощерил зубы Григорий. – Ежели ты Шуйским подослан, голову оторву!
– Опомнись, Григорий! – возмутился Ученый Пимен. – Мальчишка мне рассказал о смерти Бориса ещё до твоего прихода. Значит, он истинно блаженный, ясновидец. Зачем полчища ляхов на Москву ведёшь? Зачем веру католическую принял? Сокройся в монастырь.
– Молчи, старик! – воскликнул Григорий и, вскочив с лавки, распахнул сутану. Сверкнула латинская кираса. – Ужель теперь, когда близка корона, что голову мою украсит, голову презренного сына Отрепьевых, я отступлю и променяю царство на жалкую церковную похлёбку!
– Смиряй себя молитвой и постом.
– Как бы не так, – огрызнулся Григорий, – хватит! Наконец-то дорвался до заморских яств…
– Григорий, – стараясь сохранить спокойный тон, сказал Женя, – по-моему, лучше быть живым монахом, чем мёртвым царем. Мои вещие сны сбудутся, честное пионе… честное слово!
Григорий смерил мальчика насмешливым взглядом, полез в карман сутаны и достал свиток.
– Щенок, что ты смыслишь! Вот моя невеста! – Григорий развернул свиток, и Женя увидел портрет молодой женщины. – Ирина Мнишек! Она станет моей, когда я вступлю на престол. Ради этого я готов на всё!
«Опять эти женщины! – с горечью подумал Женя. – И почему взрослые, серьезные мужчины сходят из-за них с ума? И кстати, ту-то вроде звали Марина, а не Ирина…»
– Признайся, отрок, – подмигнул мальчику Отрепьев, – ты был бы счастлив, познакомиться с такой красоткой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36