И тут же оба пришли в возбуждение, начали целоваться, потом расстегивать одежду. Эта неудержимая страсть тревожила Стеллу, ей не хотелось постоянно терять самообладание. Теперь в страсти были отчаяние, агрессия, Стелла освобождалась в сексе от разочарования и беспокойства, и на этот раз, когда они жадно прижались друг к другу, она сильно укусила Эдгара за плечо. Результат оказался потрясающим. Эдгар приподнялся и влепил ей пощечину, но они не остановились, и минуты две спустя, когда все кончилось, Стелла отвернулась от него и зарылась лицом в подушку. Она чувствовала себя совершенно ошеломленной. Все рушилось, как она и предвидела, но ей было все равно. Она слышала, как Эдгар пробормотал какую-то чушь, и пропустила ее мимо ушей. Лицо у нее горело, в голове не было ни единой мысли. Она ждала, что он изобьет ее, и ей было наплевать. Однако через несколько секунд Эдгар спустился в мастерскую.
Стелла села и нашла пудреницу. «Будет синяк, – подумала она, захлопнула ее и принялась твердить себе: – Дура ты, дура, дура».
Когда Стелла вернулась из собора, Эдгар не извинился. Близился вечер, и он снова работал с глиной. Света не включал, и в мастерской при полузакрытых ставнях стало темно. Днем было достаточно света, достаточно раздражающих обнажений, теперь настало время темноты, джина и, наконец, сна. Вечер темноты и джина. Оба были подавлены, им не хотелось ни разговаривать, ни выходить. Стелла легла на постель, растянулась поверх одеяла в чулках и комбинации – женщина, плывущая по течению среди выброшенных за борт старой косметики и вчерашних газет. Когда совсем стемнело, Эдгар не включил света, лишь распахнул ставни, и уличный фонарь рассеял по мастерской мягкий серый отблеск. Стелле захотелось напиться и взглянуть на происходящее с каким-то чувством надежды. Она спустилась, держа стакан в руках, и подошла к окну. Эдгар, склоненный над глиной, не обернулся.
– Жаль, Ника нет, – сказала Стелла и увидела, как он оцепенел.
Проснулась она на рассвете, лежа поверх одеяла, налила и выпила джина. Эдгар спал рядом с ней одетым. Она села. Во рту ощущалась противная горечь, голова уже гудела от выпитого натощак. Она затащила Эдгара в постель. Потом оба тут же заснули.
На другой день, когда Стелла вяло занималась уборкой, ей пришло в голову, что человек уподобляется своему окружению. Поживи в жалком, убогом месте, потом посмотрись в зеркало. То, что ты увидишь, будет жалким, убогим; понаблюдай за своим поведением и увидишь, что оно тоже стало дешевым, жалким. Ее раньше считали красавицей – теперь все в прошлом; в этом складе не было места для красоты, и чем больше она старалась стать прежней с помощью косметики, тем больше походила на уличную девку.
Эдгар как будто не замечал этого. Беспокоила его не ее внешность, а она сама. С тех пор как он встретил Стеллу у двери, в панике бегущую во двор, он относился к ней с подозрением. Считал, что она хочет вернуться к Максу. Она объясняла ему, что скучает не по мужу, а по Чарли. Эдгар наверняка это понимал, но по его поведению это было незаметно. Он словно утратил живость ума, к которой Стелла привыкла. Она сказала, что Эдгар казался грубым. Даже голос его становился грубым, когда он бывал таким.
Я думаю, он паниковал, каждое выражение беспокойства Стеллы воспринимал как признак того, что она немедленно его бросит. Подобно многим художникам, Эдгар в глубине души был раним и пуглив, как ребенок.
На другой вечер они пошли в пивную, и Эдгар напугал Стеллу – он вел себя так, будто каждый мужчина пытался отбить ее. Сидел в пивной, что-то сердито бормоча себе под нос, потом спохватился и умолк, покачав головой, смущенный, озадаченный тем чужим голосом, который исходил из его нутра, – искаженным, противным голосом ревности, страха и желания. Стелле было мучительно видеть его столь жалким, беспомощным, потому что он не хотел быть таким, ему было ненавистно то существо, в которое он, казалось, превращался. Она взяла его за руки и начала горячо убеждать, чтобы он держался, не вешал носа, у них все будет хорошо, она не собирается его покидать. В конце концов Эдгар с громадным усилием овладел собой и стал почти прежним. Но Стелла не успокаивалась, так как не знала, надолго ли это. Она видела раздвоенного человека; тот, кого она знала в больнице, не исчез, но в него вселился какой-то чужой дух. Она сказала, что виной всему их трудные обстоятельства и им нужно только немного времени. Эдгар толком не понял ее, хмурился и потирал голову, словно мог рассеять болезнь, как дурной сон.
Сколько еще? Стелла лежала ночами без сна и задавалась вопросом, сколько еще так может продолжаться. Синяк на ее лице был по-прежнему заметен, а на тех улицах всем было понятно его происхождение. Она замечала сочувственные взгляды женщин, а когда выходили вечером, видела, как они бросали взгляды на Эдгара, посмотреть, что он за скотина. Любой из этих взглядов мог привести к тому, что его бы узнали. Дни шли, и все усилия Стеллы были направлены на поддержание спокойствия Эдгара, однако когда она ложилась в постель, а он возвращался к работе, ее мысли обращались к Чарли, и она беззвучно плакала в подушку. Теперь ей приходилось обращаться с Эдгаром как с ребенком, обидчивым, неотвязным, и она задумывалась, почему заботится об этом ребенке, а не о своем.
Однако меня не удивляет, что Стелла не покидала Эдгара. Думаю, несмотря ни на что, она продолжала его любить или уверяла себя, что любит, а женщины в этом отношении упорны. Она сделала выбор, уехала к нему по доброй воле, и было немыслимо возвращаться домой из-за того, что он заболел и перестал отвечать за свои поступки. Удивляюсь, что она могла не придавать значения угрожающим признакам надвигающегося буйства. Я поражаюсь силе ее самоотречения, способности не думать о том, на что он способен. Даже видя его работу, Стелла не чуяла опасности, в которой находилась.
Однажды чуть свет ее разбудили крики за окном. Эдгар спал рядом. Стелла поднялась, накинула халат и спустилась в мастерскую, открыла ставни, впустила в комнату бледный осенний свет, закурила и стала прислушиваться к тому, как оживает рынок. Глина, как всегда, была прикрыта влажными тряпками, и Стелла, поддавшись порыву, стала снимать их. То, что она увидела, было уродливым, ужасающим. Ее странно вытянутые, но узнаваемые голова и плечи были теми же, что она видела последний раз, но яростно искромсанными, исколотыми инструментами и пальцами. Однако вместо того, чтобы покинуть это место, бежать со всех ног, она вернулась в постель и обняла Эдгара.
Потом Эдгар стал прежним, у него снова появилась страсть, а затем нежность. Секс, по словам Стеллы, стал довольно мучительным. Менструальный цикл нарушился, она даже как-то подумала, что забеременела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66