— Пошли!
Юлчи хмуро взглянул на него и зашагал следом. Несколько минут оба шли молча. Первым заговорил Ярмат:
— Порядочный человек не станет соваться куда ни попало! — сказал он с раздражением.— Поднялся скандал — убегать надо: голодно брюхо, зато не зудят в ухо. За кого заступился? За какого-то бачу! А вдруг пристрелили бы тебя, тогда что?..
— Будьте же справедливы, Ярмат-ака,— перебил его Юлчи.— На моих глазах какой-то полоумный пьяница убивает человека, а я должен смотреть? Верно, жизнь — сладкая штука, и всякий дорожит ею, но ведь у каждого и жалость должна быть в сердце. Мальчик — он мальчик и есть. Родные, наверное, по бедности продали его в бачи. А может, он круглый сирота. По нужде пошел по этому пути. Вы сами были без памяти от его танцев, а теперь порочите... и пожалеть не хотите...
— Да знаешь ли ты, с кем сцепился?
— Нет. Кто этот пес?
— Вот тебе и раз! Это же Танчи-байбача, зять твоего дяди! Юлчи громко расхохотался, затем повернулся к Ярмату:
— Ну, кто бы он ни был, этот глупец! Я ведь и ему сделал добро — от убийства удержал. Только как же нам быть теперь, Ярмат-ака, может, не поедем завтра к Таити? Такие люди очень злопамятны.
Ярмат ничего не ответил, он был явно не в духе.
Юлчи же, наоборот, был доволен своим поступком. Там, во дворе Чавандоза, многие хвалили его, одобрительно и дружески кивали ему. А если этот поступок не понравился таким трусливым людям, как Ярмат, ну и пусть...
Они уже достигли своего стана, и Юлчи растянулся на постели, когда вдали вновь загремели барабаны. Пир у Тогана-чавандоза продолжался.
IV
Время близилось к вечеру. Танти-байбача, проспав после вчерашней пирушки весь день, вышел наконец из калитки ичкари на внешнюю половину двора. В течение нескольких минут он прохаживался взад-вперед, поглаживая круглый живот, затем подошел к хаузу, умылся, прилег на супе, крикнул:
— Камбар, неси чилим!
Камбар, только что возвратившийся с поля, принес тонкой работы чилим, ярко блестевший начищенной медью, раскурил его, подал Таити.
— Хозяин,— с развязностью доверенного слуги заговорил он.— Сегодня мы хорошо поработали. Джигит, присланный вашим тестем, оказался очень старательным.
— Ага, прибыл? Хорошо! Тесть мой знает толк в делах. У него все батраки хорошо работают. Это только ты ничего не знаешь, кроме еды.
Камбар хотел было возразить что-то, но увидел Юлчи, твердо шагавшего с кетменем на плече, и указал на него хозяину:
— Вот он идет.
Юлчи еще издали узнал Таити, однако нисколько не смутился, поставил кетмень к дувалу, смело прошел к хаузу, не торопясь умылся, снял поясной платок, развернул его, спокойно утерся и только после этого подошел поздороваться с байбачой.
— Не уставать тебе, джигит! Садись,— предложил Таити, внимательно с ног до головы оглядывая парня.
Юлчи спокойно уселся против байбачи. Таити усмехнулся:
— На вчерашней пирушке был? Ты тот самый силач джигит? — Это был я,— признался Юлчи.
Байбача покачал головой, словно сожалел о происшедшем.
— Пропади оно, это пьянство,— проговорил он и натужно рассмеялся.— Хе-хе-хе... Наделал я шума...
В разговор вмешался Камбар.
У вас, хозяин, нигде без скандала не обходится,— ухмыльнулся он.— По-настоящему вас следовало бы назвать «Тупалан-блйбача».
Таити отмахнулся от него и продолжал, обращаясь к Юлчи:
— От первой пули бачу спас бог, от второй — избавил ты. Иначе застрелил бы: очень я разгорячился — выпил крепко.
— А за что вы в него, беднягу, пулей метнули? — спросил Юлчи.
Байбача помолчал, прищурил большие, но уже тускнеющие, с сеткой тоненьких красных жилок глаза и равнодушно ответил:
— Не помню. То ли он не подхватил протянутую мною пиалу с чаем, то ли бровью не так повел, только чем-то обозлил меня, проклятый... Ну ладно, былым делам, говорят, прощенье. Как наши посевы, хороши?
— Очень хорошие. Особенно картошка и морковь. Богатый урожай получите.
— Да? А мне вот этот колченогий говорил,— кивнул байбача на Камбара,— что он чем-то там засеял клочок земли, да я, признаться, и не заглянул туда ни разу. Сказать правду, сам я в хозяйстве ничего не смыслю. Во всем положился вот на него, на колченогого. Он хромой, но руки у него счастливые. Ни один год не было плохого урожая. Верно, Камбар?
Камбар — шутник и говорун, действительно при ходьбе волочивший одну ногу,— притворно нахмурился, топорща редкие, светло-желтого цвета, волоски бровей.
— Вы хоть при гостях калекой меня не называйте, Мирисхак-ака. А ну, давайте-ка наперегонки, попробуем, кто кого!
— Подсыпь табаку, колченогий. Шуток не понимаешь...— Танти-байбача взглянул на Юлчи.— И верно, я сам надивиться не могу — хромой, а летит быстрее ветра. К тому же весельчак и работает исправно. Но вся беда — колченогий. Ха-ха-ха!..
— Мои ноги, хозяин, с изъяном, да они помогают цвести земле. А у вас хоть и в порядке все, да вы, кроме как чилим потягивать, ни к чему не способны! — Камбар протянул байбаче заправленный чилим.— Вот курите...
Танти-байбача, окутавшись облаком дыма, уже серьезно сказал:
— Садись на жеребчика, поезжай в город. Привезешь две бутылки коньяку. Быстро! Аскар-палван приедет с компанией. Понял?..
— Эх-хе! Большая, значит, игра будет. Желаю вам удачи. С выигрыша и мне что-нибудь перепадет. Только жеребчика нет, Мирисхак-ака, маленький Чавандоз уехал на нем на улак.
— Садись на иноходца.
Во двор, ведя на поводу заседланную новеньким седлом красивую каурую лошадку с бусами и тумарами на лбу, вошел крепкий, загорелый мальчуган лет тринадцати-четырнадцати. Это и был маленький Чавандоз, сын Танти-байбачи — Абидджан. Мальчик старался держаться солидно, но по всему видно было, что он из тех баловней-любимчиков, кого обычно называют «балованный барашек».
Передав лошадь Камбару, мальчуган принялся стряхивать пыль с одежды. Таити окликнул его:
— Сын! Чей обогнал?
— Рыжий Таира-купчака. Нашему малютке оказалось не под силу тягаться с ним.
Э-э, Абидджан,— усмехнулся Камбар,— а я думал с козлом Беритесь, котел юювил. Выходит, все зря — у вас пустая потеха только.
Подожди, Камбар, еще понадобится твой котел,— ответил Абидджан заносчиво.
Нет, уж видно,— насмешливо протянул Камбар.— Для того чтобы улака на полном скаку захватить, надо быть настоящим чаван-доюм. И силу надо иметь, братец мой Абидджан!
Огпустив подпругу, Камбар привязал жеребчика к столбу. Потом взял у хозяина деньги и, подседлав иноходца, отправился в город.
Гости Танти-байбачи приехали поздно вечером. Их провели на айнан, обращенный в сторону клеверника.
До возвращения Камбара прислуживать пришлось Юлчи. Больше всего надоедал ему сам Танти-байбача. «Чилим!» — поминутно кричал он с айвана. Чилим стоял рядом с Таити, но его надо было заправить заново табаком, разжечь, поднести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92