Мост разрушили. И будто бы хватают всех, кто появится. Говорят, в Карши приехал сам его светлость кушбеги.
Посоветовавшись с полковником, я все же решил ехать вперед. Мой сан «таксыра» плюс уменье полковника Арсланбекова находить выход из самых сложных положений уже помогли нам преодолеть немало преград. Неужели теперь мы должны отступить?
Каршинский вилайет действительно оказался в огне. В нескольких амлякдарствах произошли стычки между посланцами бека и дайханами. Если бы вовремя не прибыл сам кушбеги и не принял решительных мер, пламя возмущения, возможно, разгорелось бы еще сильнее. Но кушбеги поступил очень умно: первым делом принялся проверять своих подчиненных — бека и амлякда-ров. Всплыли наружу всяческие беззакония, взяточничество, произвол. Виновники тут же были сурово наказаны.
Мы увидели это своими глазами. Центром одного из амлякдарств был маленький городок, весь в тени густых садов. Четыре-пять узких улочек, прижавшиеся друг к другу лавочки, чайханы, караван-сараи. В стороне — усадьба амлякдара. Все жители городка собрались там. Мы тоже пошли туда. Посреди двора, на обгорелом пне, опустив голову, сидел жирный мужчина с шеей толстой, как колода, на которой рубят мясо. Он был одет в белую рубаху и штаны, но без шапки и сапог. Обе руки его были связаны за спиной, босые ноги крепко привязаны цепями к черному пню. Под палящими лучами солнца его круглая лысая голова была видна издалека. Внутри и вокруг двора собрался народ — взрослые мужчины и мальчишки, — некоторые даже вскарабкались на деревья.
Подъехав к воротам, мы спешились. Толпа сразу расступилась, навстречу нам выбежали, нукеры. Склонив
головы, сложив руки на груди, они встретили нас с большим почетом. Взяв с собой Арсланбекова, я направился к дому. Толпа вдруг загудела, со всех сторон послышались невнятные голоса. В это время из дома навстречу нам торопливо вышли трое нарядно одетых мужчин и согнулись почти до земли в поклоне. Чем вызван такой почтительный прием, мы поняли только после того, как вошли в дом.
Толпа, оказывается, ждала приезда из Карши судей. Вчера приезжал сам кушбеги и распорядился наказать амлякдара, а сегодня должны были приехать раис и казий, чтобы судить его. Не назовись мы сами, никто из окружающих не догадался бы, кто приехал. Когда мы вошли и сели, один из встречавших нас (он оказался вновь назначенным амлякдаром), низко склонив голову, покорно приветствовал нас:
— Добро пожаловать, хазрати раис... Весь народ с нетерпением ожидает вас.
Пришлось объяснить ему, что я не раис, а по приглашению эмира еду в Бухару. Наступило легкое замешательство. Но новый амлякдар не растерялся и быстро исправил свою оплошность. Так же почтительно склонив голову, он проговорил:
— Гость пресветлого эмира — гость всей Бухары. Добро пожаловать... Добро пожаловать...
За чаем я спросил у нового амлякдара, кто такой сидит во дворе. Он многозначительно улыбнулся и ответил:
— Это Халмухаммед-хан. Вчерашний амлякдар.
— Амлякдар?
— Да... Вчера его посадил самолично его светлость кушбеги. Он должен просидеть так три дня и три ночи. Какая судьба ждет его дальше, ведомо лишь аллаху.
— Значит, натворил что-нибудь?
— Эх, если б какая-нибудь мелочь... Бессовестный человек, за шесть лет наделал столько подлостей! Поло-пину селений совсем вычеркнул из счетной тетради и весь сбор с них клал себе в карман. По своему произволу увеличивал подати, назначенные его превосходительством беком. Жалованье нукеров также присваивал.
Безбожно притеснял народ. Кого избил, кого расстрелял. Словом, натворил дел!
Не дай бог в наше время восстановить против себя народ, — продолжал амлякдар. — Люди переменились, никто не спешит, как прежде, покорно ответить на твое повеление: «Будет сделано!» С тех пор как в Ташкенте правят большевики, народ совсем от рук отбился. Вот и здесь подняли шум. Его светлость кушбеги сначала хотел усмирить их силой. Прислал из Бухары сербазов. Но и бунтовщики времени не теряли. Тоже послали людей в Керки, в Чарджуй — за помощью. Его светлость понял: тут силой не возьмешь. Направил своих людей, чтобы выслушали жалобы. И раскрылось множество беззаконий. Тогда он прибыл сам и объявил повеление его высочества эмира: сменил всех чиновников, начиная с бека до сборщиков податей, на их место назначил новых людей. И вот на меня взвалили дела этого амлякдарства.
Поев и напившись чаю, мы простились с новым амлякдаром и, пожелав ему успехов, направились в Карши. Арсланбеков весело смеялся:
— Чуть не попали в положение гоголевского ревизора. Хорошо, что вовремя предупредили. Видели, какую игру сыграл кушбеги? Вчерашний амлякдар сегодня сидит согнувшись, связанный по рукам и ногам, на черном пне. Это тоже политика. Вернее — требование времени. Новый амлякдар прав: не сделай они этого, смута усилилась бы, большевики непременно поддержали бы восставших. Бухара, господин полковник, тоже теперь не прежняя.
Капитан Дейли поравнялся с нами, вступил в разговор:
— У смещенного амлякдара, оказывается, четырнадцатилетняя красавица дочь. Ее уже отправили в гарем эмира. Все имущество отобрали в казну. Ох, народ и радуется же! Люди поносят беднягу последними словами. Если только дать им волю — разорвут на части. Мы с князем смотрели их арестантскую. Духота смертная, темень. Полно клопов и прочей нечисти. Туда нарочно набросали досок, чтобы развелось побольше клопов. Нукер-охранник говорит: «Ночью тут невозможно даже на минуту сомкнуть глаза». Теперь бывшего амлякдара, говорят, посадят туда.
Мы догнали конный караван, окруженный многочис-
ленной стражей. Нукер с винтовкой за плечом, грозно замахиваясь плетью, крикнул:
— Прочь с дороги! Обойди стороной! Арсланбеков по-узбекски прикрикнул на нукера:
— Ах ты, глупец! Ты знаешь, кому грозишь?
Нукер сразу притих и остановился, не зная, что сказать. В этот момент поспешно подскакал всадник с маузером у пояса. Арсланбеков что-то прошептал ему на ухо. Через несколько минут весь большой караван торопливо свернул с дороги. Мы проскакали мимо, покрыв караванщиков пылью.
Арсланбеков и раньше видел такие караваны. Он объяснил нам, в чем дело:
— Везут подати, собранные деньгами. В каждом чувале должно быть по десять тысяч тенге. Это цифра, обычно назначаемая каждому беку... Я нарочно подсчитал. Всего тридцать две лошади, на каждой лошади по два чувала, — значит, по двадцать тысяч тенге... Сколько будет двадцать на тридцать два?
Капитан быстро подвел итог:
— Шестьсот сорок... Прибавить три нуля... Всего шестьсот сорок тысяч.
— Да, шестьсот сорок тысяч тенге... За год в Бухару отправляют десятки таких караванов. И все идет в казну эмира. А он — сам себе господин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Посоветовавшись с полковником, я все же решил ехать вперед. Мой сан «таксыра» плюс уменье полковника Арсланбекова находить выход из самых сложных положений уже помогли нам преодолеть немало преград. Неужели теперь мы должны отступить?
Каршинский вилайет действительно оказался в огне. В нескольких амлякдарствах произошли стычки между посланцами бека и дайханами. Если бы вовремя не прибыл сам кушбеги и не принял решительных мер, пламя возмущения, возможно, разгорелось бы еще сильнее. Но кушбеги поступил очень умно: первым делом принялся проверять своих подчиненных — бека и амлякда-ров. Всплыли наружу всяческие беззакония, взяточничество, произвол. Виновники тут же были сурово наказаны.
Мы увидели это своими глазами. Центром одного из амлякдарств был маленький городок, весь в тени густых садов. Четыре-пять узких улочек, прижавшиеся друг к другу лавочки, чайханы, караван-сараи. В стороне — усадьба амлякдара. Все жители городка собрались там. Мы тоже пошли туда. Посреди двора, на обгорелом пне, опустив голову, сидел жирный мужчина с шеей толстой, как колода, на которой рубят мясо. Он был одет в белую рубаху и штаны, но без шапки и сапог. Обе руки его были связаны за спиной, босые ноги крепко привязаны цепями к черному пню. Под палящими лучами солнца его круглая лысая голова была видна издалека. Внутри и вокруг двора собрался народ — взрослые мужчины и мальчишки, — некоторые даже вскарабкались на деревья.
Подъехав к воротам, мы спешились. Толпа сразу расступилась, навстречу нам выбежали, нукеры. Склонив
головы, сложив руки на груди, они встретили нас с большим почетом. Взяв с собой Арсланбекова, я направился к дому. Толпа вдруг загудела, со всех сторон послышались невнятные голоса. В это время из дома навстречу нам торопливо вышли трое нарядно одетых мужчин и согнулись почти до земли в поклоне. Чем вызван такой почтительный прием, мы поняли только после того, как вошли в дом.
Толпа, оказывается, ждала приезда из Карши судей. Вчера приезжал сам кушбеги и распорядился наказать амлякдара, а сегодня должны были приехать раис и казий, чтобы судить его. Не назовись мы сами, никто из окружающих не догадался бы, кто приехал. Когда мы вошли и сели, один из встречавших нас (он оказался вновь назначенным амлякдаром), низко склонив голову, покорно приветствовал нас:
— Добро пожаловать, хазрати раис... Весь народ с нетерпением ожидает вас.
Пришлось объяснить ему, что я не раис, а по приглашению эмира еду в Бухару. Наступило легкое замешательство. Но новый амлякдар не растерялся и быстро исправил свою оплошность. Так же почтительно склонив голову, он проговорил:
— Гость пресветлого эмира — гость всей Бухары. Добро пожаловать... Добро пожаловать...
За чаем я спросил у нового амлякдара, кто такой сидит во дворе. Он многозначительно улыбнулся и ответил:
— Это Халмухаммед-хан. Вчерашний амлякдар.
— Амлякдар?
— Да... Вчера его посадил самолично его светлость кушбеги. Он должен просидеть так три дня и три ночи. Какая судьба ждет его дальше, ведомо лишь аллаху.
— Значит, натворил что-нибудь?
— Эх, если б какая-нибудь мелочь... Бессовестный человек, за шесть лет наделал столько подлостей! Поло-пину селений совсем вычеркнул из счетной тетради и весь сбор с них клал себе в карман. По своему произволу увеличивал подати, назначенные его превосходительством беком. Жалованье нукеров также присваивал.
Безбожно притеснял народ. Кого избил, кого расстрелял. Словом, натворил дел!
Не дай бог в наше время восстановить против себя народ, — продолжал амлякдар. — Люди переменились, никто не спешит, как прежде, покорно ответить на твое повеление: «Будет сделано!» С тех пор как в Ташкенте правят большевики, народ совсем от рук отбился. Вот и здесь подняли шум. Его светлость кушбеги сначала хотел усмирить их силой. Прислал из Бухары сербазов. Но и бунтовщики времени не теряли. Тоже послали людей в Керки, в Чарджуй — за помощью. Его светлость понял: тут силой не возьмешь. Направил своих людей, чтобы выслушали жалобы. И раскрылось множество беззаконий. Тогда он прибыл сам и объявил повеление его высочества эмира: сменил всех чиновников, начиная с бека до сборщиков податей, на их место назначил новых людей. И вот на меня взвалили дела этого амлякдарства.
Поев и напившись чаю, мы простились с новым амлякдаром и, пожелав ему успехов, направились в Карши. Арсланбеков весело смеялся:
— Чуть не попали в положение гоголевского ревизора. Хорошо, что вовремя предупредили. Видели, какую игру сыграл кушбеги? Вчерашний амлякдар сегодня сидит согнувшись, связанный по рукам и ногам, на черном пне. Это тоже политика. Вернее — требование времени. Новый амлякдар прав: не сделай они этого, смута усилилась бы, большевики непременно поддержали бы восставших. Бухара, господин полковник, тоже теперь не прежняя.
Капитан Дейли поравнялся с нами, вступил в разговор:
— У смещенного амлякдара, оказывается, четырнадцатилетняя красавица дочь. Ее уже отправили в гарем эмира. Все имущество отобрали в казну. Ох, народ и радуется же! Люди поносят беднягу последними словами. Если только дать им волю — разорвут на части. Мы с князем смотрели их арестантскую. Духота смертная, темень. Полно клопов и прочей нечисти. Туда нарочно набросали досок, чтобы развелось побольше клопов. Нукер-охранник говорит: «Ночью тут невозможно даже на минуту сомкнуть глаза». Теперь бывшего амлякдара, говорят, посадят туда.
Мы догнали конный караван, окруженный многочис-
ленной стражей. Нукер с винтовкой за плечом, грозно замахиваясь плетью, крикнул:
— Прочь с дороги! Обойди стороной! Арсланбеков по-узбекски прикрикнул на нукера:
— Ах ты, глупец! Ты знаешь, кому грозишь?
Нукер сразу притих и остановился, не зная, что сказать. В этот момент поспешно подскакал всадник с маузером у пояса. Арсланбеков что-то прошептал ему на ухо. Через несколько минут весь большой караван торопливо свернул с дороги. Мы проскакали мимо, покрыв караванщиков пылью.
Арсланбеков и раньше видел такие караваны. Он объяснил нам, в чем дело:
— Везут подати, собранные деньгами. В каждом чувале должно быть по десять тысяч тенге. Это цифра, обычно назначаемая каждому беку... Я нарочно подсчитал. Всего тридцать две лошади, на каждой лошади по два чувала, — значит, по двадцать тысяч тенге... Сколько будет двадцать на тридцать два?
Капитан быстро подвел итог:
— Шестьсот сорок... Прибавить три нуля... Всего шестьсот сорок тысяч.
— Да, шестьсот сорок тысяч тенге... За год в Бухару отправляют десятки таких караванов. И все идет в казну эмира. А он — сам себе господин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105