Мухсин-Эфенди молчал. Чувствовалось, что он не верит моим словам. Вернее, моим домыслам. По тому, как сразу же сбежались складки на его широком лбу, можно было догадаться, что он ожидал от меня иного. Неизбежно должна была последовать ответная реакция. Поэтому я тоже решил промолчать.
Мухсин-Эфенди не заставил долго ждать ответа. Вылив из чайника в пиалу его содержимое до самой последней капли, он медленно поднял тяжелые брови и заговорил неторопливо:
— Не сочтите за пророчество, если я скажу: эмир не будет воевать против большевиков. Не потому, что не желает, а потому, что не на кого опереться. Эмир окончательно скомпрометировал себя. Народ не верит ему. Для того чтобы привести живые силы страны в движение, необходимо изменить внутреннюю атмосферу. Эмира надо или убрать с политической арены, или поставить в такое положение, в каком находится монарх в вашей стране. Иного выхода нет!
При последних словах мой собеседник изменился в лице. В обычно спокойных глазах его появились искры возбуждения. Да, он был возбужден! Мое положение тоже было не лучше. В том, что эмир хитрит, и хитрит именно из-за своей беспомощности, я убедился во время встречи с ним. Вот он сидит с чилимом в руках, жалуясь то на кашель, то на бессонницу, и ведет никому не нужные речи о превратностях в мире. Конечно, было бы куда лучше передать бразды правления страны Мухсину-Эфенди или другому лицу, трезво реагирующему на происходящие головокружительные события. Но эмир не отступит, без боя. При второй нашей встрече он прямо заявил, что,
пока жив, ни с кем не разделит данную богом власть. Поддержка оппозиционных сил, в данном случае джади-дов, могла бы лишь еще больше обострить положение в стране и открыть дорогу большевистским сторонникам. Поэтому мы старались удержать джадидов от резких нападок на эмира, сохранить их как резерв на всякий случай.
— Но не приведет ли к еще более печальным последствиям внутренняя борьба среди бухарцев? — спросил я после некоторой паузы.
— Нет! — ответил без промедления мой собеседник. — Печальные последствия... Не печальные, а, я бы сказал, пагубные последствия непременно придут, если в самое ближайшее время положение в Бухаре не изменится. Пока еще есть сила, которая в состоянии управлять событиями. Но эта сила тает буквально на глазах. Я уже говорил о том, что большая группа наших единомышленников во главе с Файзуллой Ходжаевым крепко спаялась с большевиками. Они уже приняли программу большевиков, действуют по их указке. Таких перебежчиков с каждым днем будет все больше. И в этом нет ничего удивительного. Я, например, всей душой ненавижу большевиков, их программу, их концепцию. Но и не нахожу силы, на которую можно было бы опереться в борьбе с ними. Эмир угрожает отсечь нам головы. Турки кормят пустыми обещаниями. Единственная надежда — на вас. Но и вы не хотите портить отношения с эмиром. Куда же нам направиться? Одно из двух: либо примкнуть к большевикам, либо, не двигаясь, лежать, накрывшись с головой одеялом. Иного выхода я не вижу!
Я не только внимательно слушал Мухсина, но и внимательно следил за ним. Этот такой спокойный человек сейчас прямо кипел. Девически белое и нежное лицо его покрылось жарким румянцем, свидетелем тайного горения. Черная как уголь борода вздрагивала. Обычно влажные губы запеклись, как у человека, которого мучит жажда. Несомненно, мой собеседник кипел. Как видно, слишком много беспокойных мыслей накопилось у него. Положение Мухсина и его единомышленников в самом деле было незавидное. Он имел право спросить: куда им направиться? Но мы тоже в данном случае не могли идти на риск. Эмир, как бы то ни было, — реально существующая сила. На него можно нажимать, от него,
можно требовать... А еще неизвестно, к чему приведут намерения Мухсина и его единомышленников. Говорят, риск —благородное дело. Сейчас я не видел в риске никакого благородства.
— Скажите, дорогой Эфенди, — снова заговорил я, — у вас имеется уже разработанная программа действий?
— Да, — ответил Мухсин, теперь уже спокойнее.— У нас есть и программа, и план действий.
— Можете ли вы вкратце объяснить: каким путем вы намерены добиться изменения ситуации в Бухаре?
— Конечно, могу. Мы будем бить большевиков их же методом. Бухара будет объявлена суверенной республикой. В области внешней политики будет провозглашен так называемый принцип дружбы со всеми странами, в том числе с Советской Россией. В области внутренней политики будут проведены некоторые финансово-экономические реформы. Наш народ мало требователен. Достаточно хоть немного облегчить непомерные налоги, и он будет сыт по горло. Тогда его можно гнать куда угодно, как гонят пастухи свои отары.
— А большевики? Вы думаете, они будут спокойно смотреть на то, что происходит в Бухаре?
— Большевики не станут вмешиваться в наши внутренние дела.
— Вы думаете?
— Я в этом вполне уверен. Они в этих вопросах очень щепетильны. Имеется строгое указание Ленина туркестанским руководителям — не вмешиваться во внутренние дела соседних мусульманских государств. Большевики все еще стараются наладить добрососедские отношения между Туркестаном и Бухарой. Если сегодня эти отношения без надобности обострены, в этом повинен только эмир. Только он! Я бы на его месте не стал при данной ситуации обострять отношения с большевиками, а, наоборот, воспользовался бы, так сказать, их добродушием. Отрядил бы в Москву, прямо к Ленину, специальную миссию, заверял бы в искренней дружбе, просил освободить бухарские города от большевистских элементов, передать бухарским властям контроль над железнодорожной линией, проходящей через территорию Бухары. А в решающий момент поставил бы все на карту, обрушился бы на большевиков всеми своими силами и средствами.— Мухсин остановился и тут же добавил: — Го-
сударь, как говорил еще Навои, должен ясно видеть, чутко разбираться в обстоятельствах. Он не должен давать волю своим чувствам, жить только ради удовлетворения своих необузданных страстей, как это делает наш монарх...
Послышался сильный стук в калитку. Мухсин прислушался. Затем сказал:
— Наверно, это он. Я, с вашего разрешения, пойду встречу его.
Он быстро встал и вышел. Я остался один. Мысли вихрем кружились в голове. Да, было о чем подумать! А сейчас появится турецкий офицер — новый «друг» Мух-сина-Эфенди. По его словам, этот турок близок к самому Энвер-паше. В Туркестан он якобы приехал с целью разыскать турецких военнопленных. Опять словесная перестрелка, фальшивые улыбки, деланный смех...
Этой ночью мне предстояло выехать в Хиву. Все распоряжения уже сделаны. Дэвид накануне уехал к Ир-гаш-баю. Роберт на рассвете отправился в Карши, откуда он должен переправиться дальше, в отряд Ишмет-бая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105