Каждая мысль, на которой он старался сосредоточиться, убегала, словно мышь, и Нуржан удивлялся: когда не надо, мысли так и лезут роем, а теперь, когда ему нужно думать и думать, чтобы не заснуть, не удержишь в голове ни одну... Он пробовал вспоминать время — два года службы,— которое провел в Германии, и ничего не приходило на память, кроме ночного караула, когда тоже спать хочется, а тебе еще стоять и стоять на часах, выпучив глаза и вытянувшись по строевой стойке. . Нет, было невозможно бороться со сном подобным способом и Нуржан попросил у приятеля закурить. Однако с непривычки он при первой же затяжке поперхнулся и долго кашлял...
— Только не спать, ребята! — прохрипел он, отдышавшись.— Ни в коем случае, слышите? Давайте лучше выскочим и побегаем а? И сон прогоним, и немного согреемся.
— И то дело,— согласился Аманжан и, решительно ткнув горящий окурок в снег, метнулся пригнувшись, к выходу.
— А я не хочу! — запротивился было Бакытжан, но его ребята выволокли из снежной юрты за ноги, бросили в сугроб и, навалившись, стали щекотать под мышками. Разбросав приятелей, Бакытжан с диким хохотом умчался далеко в сторону.
Ночные горы светились округлыми боками тихие, торжественные... Мороз крепчал. И снова откуда-то из-за Айыртау донеслось... Песня Снежной девушки? Волчий вой? И Аманжан, обернувшись в ту сторону, откуда доносились звуки, охотно завыл по-волчьи. Ночь не откликнулась даже эхом — словно замерший беззвучно зверь, подавившийся костью. Надснежный мир посеребренный луною, казался покинутым всеми людьми, и осталось их всего трое... владетелей всего этого великолепия. Они кричали, выли по-волчьи, смеялись, нарушая мертвый покой морозной тишины. Словно вопреки покорству земли, надевшей белый саван парни хотели возвестить всему миру, что человек еще жив, что он будет бороться за себя, что смерть не настигнет их на рассвете грядущего дня.
— Драка нужна,— сказал Аманжан.— Хорошая драка, вот что я вам скажу. Я уж из сил выбился, а все еще не согрелся, Так дело не пойдет. Надо нам подраться.— И он скрипнул зубами, хлопнул руками в меховых рукавицах.
— Эй, я не буду, акри, играйте без меня! — отказался сразу же Бакытжан и отбежал в сторону.
— С тобой разве справишься? — сказал Нуржан Аманжану.
— А вы вдвоем налетайте! — задорно отвечал тот.— Ну, подходите! Ур-ра! Драка начинается!
Подбежал Бакытжан:
— Ну если двое на одного, это можно! Начинай, Нуржан! А я потом свой прием покажу!
Н у р ж а н (смеясь). Какой прием?
Б а к ы т ж а н. Нападу сзади, вот какой!
Нуржан. Ладно! А я люблю драться лицом к лицу!
А м а н ж а н (поднимая руку). Стойте, вы! Разве это драка? Кто же начинает драться с улыбкой на лице? Нет так не годится, не настоящая это драка. А потом — я знаю, как вы собираетесь нападать! Сейчас стану спиной к трактору и буду поодиночке щелкать вас, как котят. Нет уж! Я так не хочу. Давайте лучше обложим друг друга матом! Может быть, разозлимся тогда? Будем от души ругаться, ребята, все равно нас никто не услышит. Может быть, последний раз в жизни придется ругаться...
Нуржан. Э, нет, почтенные! Я ругаться не мастак.
Б а к ы т ж а н. Давайте попробуем начать драку, как собаки!
А м а н ж а н. Как это — как собаки?
Бакытжан. А рыть лапами землю! Ну-ка рой! Рой и гавкай!
А м а н ж а н (грозно). Р-р-р! Ав-ав!
Бакытжан. Ав-ав-ав! Молодец! Из тебя, парень, получилась бы неплохая овчарка. Но довольно! Хватит тебе снег из-под себя кидать. Лучше, ребятишки, попробуем, как делали раньше баи! Наши казахские баи устраивали состязания, кто кого переругает. Бросали плетки в круг и начинали ругаться. Вот и мы — бросим в круг варежки!
А м а н ж а н. Идет! Ругаться так ругаться!
Бакытжан (подбоченившись). Начинаю! Буду за двоих стараться. Эй, Аманжан, держись, не реви только, как бешеный верблюд, а сначала выслушай меня. Твою огромную, как собачья плошка, пасть... твоих овей в хлеву... твою пустую башку... твои волосы, торчащие, как у ежа... всего тебя туда и сюда, и так и разэтак... Фу! Я сказал, а теперь ты давай. Трудно, оказывается, ни за что ни про что ругать человека. Даже вспотел...
Аманжан (прокашлявшись). Ну, ляуки, теперь ты держись... Эй, Бакытжан! Ряшку твою, которую ты нало-пал, и шею твою бычью... все поколения твоего рода... все добро твое я дважды трижды... На рукавицу, шпарь теперь ты.
Нуржан (смеясь) Ну, здорово! Так даже баи не умели ругаться.
Б а к ы т ж а н. А ты что, решил судьей быть на состязании? В таком случае великий Нуреке, повелитель наш, вы должны сказать: ребята, перед вами все прежние баи — ничто!
Н у р ж а н. Оу, вы современные мастера сквернословия! От вашей ругани невольно запрыгаешь, как муравей на горячей сковородке.
Бакытжан (воодушевляясь). Эй, Аманжан! Ты говорил, кажется, что «ДТ» устарел? Так вот, трактор не арба, а сани есть сани, не веришь — сбегай посмотри. Нуржан с ума пока не сошел, а до хорошего умом не дошел, он тракторист, а не директор, и если ты желаешь ругаться, то вот тебе: чашку твою, из которой ты пьешь, и мать твою рядом с коровами...
— Чего-о? — глаза Аманжана сверкнули, как у волка.— Отца как хочешь ругай, а мать не тр-рогай! — зарычал он.
И, бросившись на коренастого Бакытжана, он сильным ударом в плечо свалил того в сугроб. Драка, похоже, все же началась. Бакытжан с воплем вскочил и, поискав вокруг себя какое-нибудь оружие для нападения, ничего, кроме снега, не нашел.
— Отца, говоришь? — взвизгнул он.— Так я твоего отца... и так и этак, понял? Я с тобою понарошке, а ты взаправду, да? Сволочуга!
Цапнув пригоршню снега, он бросил его в лицо Аман-жану, затем подскочил к нему и хотел пнуть в живот, но тот ловко увернулся и, схватив противника за ногу, опрокинул его в снег. Дело приняло дурной оборот, и Нуржан вынужден был срочно вмешаться.
— Перестаньте! Озверели, что ли?! — кричал он, пытаясь разнять драчунов.
Разгоряченный Аманжан не раздумывая наотмашь ударил его по голове. Из глаз Нуржана посыпались искры, он едва устоял на ногах. Тяжелая была рука у Аманжана. Нуржан топтался на месте, не зная, что делать. Но тут увидел, как озверевший парень пинает и пинает товарища, хищно согнувшись над ним, мечется вокруг него, словно дьявольская тень, а тот только стонет и беспомощно барахтается в снегу.
И, вновь подскочив к ним, Нуржан заорал:
— Опомнись, фашист чертов!
— Кто фашист? Я тебе покажу фашиста! Все равно не жить на свете! Никто из нас не уйдет отсюда живым...
Все равно подыхать. Так получай же! — И Аманжан снова набросился на Нуржана.
Надо было защищаться уже всерьез. Аманжан, буян и забияка, в гневе способен был сокрушить все вокруг себя, и была бы сейчас в руке у него сабля, он изрубил бы на мелкие куски своих старых друзей. Дикая кровь порою разбушуется в человеке, и он жаждет биться насмерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30