Денег у него, конечно, было в самый обрез, что мешало сблизиться с Соней Миллиграмм. И когда она все-таки начала к нему приближаться, родители ее рванули в Израиль.
Между прочим, она его звала, пару писем написала, но какой из него еврей, ведь что ни говори, а здесь, на родной почве, где и говна и песочка полно, здесь ему легче расти. И вообще о чем говорить, она довольно быстро прислонилась к местному фельдшеру. Была правда тут у него еще нормальная Зойка Порышева, да какой-то голос у нее тонкий, тело тяжелое, и ногу тянула...
А мысль Коли все больше рвалась к будущей жизни. "Жизнь после смерти", такую книжку прочитал. Но главный вопрос: надо ведь сперва умереть, без этого никак не получится. И не просто, а гордо, по-лесному. Может, даже на дуэли. Он стал и книги выбирать такие. Особо ничего не открыл. Но не во сне, а даже днем вдруг останавливался и слышал: "Господа, сходитесь... Как условлено, на десять шагов... Никаких извинений..." Шесть раз Коля прочитал "Героя нашего времени" и люто возненавидел этого баловня судьбы. И чем уж так плох Грушницкий в своей шинели? Чем виноват?
Смерть Коли - на краю, в обвал, но главное, чтоб не зимой, а все как там, летом, ранним утром.
Коля выведал, где штаб-квартира зеленых, и записал свои данные. Так. На всякий случай. Читал газеты и все больше склонялся к одному человеку из ближнего окружения важного правительственного лица. Фамилия - Грушкин. Близость с Грушницким придавала особый смысл. Да, это судьба.
Коля копил, копил деньги, пока на рынке не встретил человека с выправкой и восточным лицом. Жизнь и смерть раскачивались у того над губой, под усиками. Подошел. Без колебаний:
- Продаешь? Сколько?
И пистолет перешел в Колин карман. Не торгуясь, отсчитал помененные на рубли баксы. Теперь все как бы стало на место.
"Боюсь ли я смерти", - часто задавал себе этот вопрос Коля. И всегда, с презрением: "Поглядим через пятьсот лет". Ходил тренироваться в подмосковный лес, по Киевской, чтоб спокойнее смотреть в небо.
- Привет! - говорил он деревьям. - Мы еще встретимся.
Как-то Коля увидел Грушкина на фотографии в газете. Он долго рассматривал черты его лица, примеривался.
Около станции, по той же Киевской зашел в пивной бар... И вот судьба. За столиком сидел Грушкин, положив голову на руки. Перед ним стояли шесть кружек пива. Коля подошел.
- Разрешите.
Тот тяжело поднял голову.
- Вы Грушкин, - твердо сказал Коля.
Человек посмотрел из-под темных, пьяных бровей.
- Ну допустим.
- Я хотел вас кой о чем спросить, - начал Коля, еще не зная, чем кончит. - Значит, вы Грушкин? А может, Грушницкий?
- Чего ты хочешь?
- Я пришел отомстить, - и четко, раздельно, - Григорию Александровичу.
- Кто это?
- Неважно... Давайте выйдем.
- Зачем? А за это заплатишь? - и Грушкин мрачно обвел глазами стол с кружками.
- За все, - торжественно звучал голос Коли.
Он выложил деньги. Человек, уже сильно нагруженный, с трудом поднялся.
Коле не терпелось, и они отошли за угол пивной всего метров на десять. Коля достал пистолет, стал совать в руки Грушкину.
- Как и тогда, ваш выстрел первый, но теперь не промахнитесь... У вас снова есть шанс.
Грушкин взял пистолет, осмотрел. И с размаху ударил им Колю. Но рука была не крепка. И он заорал:
- Меня вчера списали, а ты, гнида, хочешь, чтобы я застрелился?
Руки у Грушкина дрожали. Неверным пальцем нажал на курок. Пробегавшая мимо черная кошка с визгом высоко подпрыгнула и ухнула наземь.
Коля посмотрел на только что убитую, дохлую кошку. И, не оглянувшись на Грушкина, пошел прочь.
ЗЕРКАЛО
Сверло с победитовым наконечником вошло в блочную стену. Электродрель раздробила тишину в комнате. И через минуты три-четыре отверстие было готово.
Валера Шепелюк проверил и еще пальцем почистил. Вставил пробку. Ввинтил надежный шуруп. Повесил зеркало, сзади укрепленное проволокой. Проверил, чтоб ровно висело. Поглядел в зеркало. Увидел там мохнатое существо.
- Я жду невесту, - сказал Валера. - Она красивая. - Подумал и добавил. - Ну, не так. Но симпатичная.
- Поглядим, - сказало существо.
- Погляди, - не возражал Валера, - но ничего такого не выражай, если что.
- Если что, не выражу. А когда придет?
Валера затруднился:
- Обещалась. Сегодня, - и спохватился. - Если придет, ты не гляди, что мы с ней будем делать.
- Как это? Я не могу.
- Ладно, гляди, но не очень. Чуть-чуть.
Валера сел к столу, где все уже было готово. Сидел и думал: "Время идет. Я ведь не мальчик. Да, - и мудро добавил, собрав все в одну мысль. Жизнь".
Глядел в окно. На потолок. В зеркало не глядел.
Около пяти снял трубку телефона:
- Вера, Вер, приходи...
Послушал.
- Приходи, ну приходи. Придешь, а?
Через час пошел открывать дверь. Коридор. Чуть задержался.
Молодая женщина вошла в комнату. Оглянулась на зеркало.
- Вроде у тебя в коридоре висело?
- Ага, - обрадовался Валера. - Ты туда не гляди, ты вот сюда, - и показал на стол.
На столе две бутылки вина, и обе открыты. Два фужера. Закуски. Ваза с апельсинами. Все культурно.
- Ну чего ты хотел? - спросила женщина.
- Вер, потом. Видишь, марочное, - и он налил себе и ей. - Ну, как говорится, со свиданьицем, и чтоб не последняя.
Они выпили. Вера наскоро закусила.
- Если какое дело, скажи.
- Какое дело? Просто позвонил. Давай еще.
- Значит, ничего. А я испугалась.
- Вер, - он хлебнул сначала воздух, а потом из фужера, - Вер, может, останешься?
- Да ты что? У меня Катька должна с английского вернуться.
- Вер... Вер... Вера...
Но женщина уже поднялась.
- Возьми хоть апельсин, - ухватился за последнее Валера. И вдогон. Может, на час, а?
В коридоре заминка. Дверь хлопнула.
Валера вернулся в комнату. Сел за стол. Налил себе полный фужер. И разом, как стакан с водкой. Потом еще и еще.
- Она симпатичная.
Валера поглядел в зеркало:
- Ты о ком?
- О Вере.
- Да это разве... В школе на одной парте. .. Ну, в школе на одной парте, и все.
Опорожнил одну бутылку. Взял апельсин. Повертел. Положил опять в вазу. Пошла и вторая бутылка. Отяжелел. И сквозь туман услышал:
- Может, еще придет?
- Кто?
- Ну та.
- Кто та? Кто та? - грубо орал Валера. - Один я, а ты: та. Откуда ей?! - И зло: - Замолчи.
Схватил пустой фужер. Хотел запустить им в зеркало. Воздержался: плохая примета.
Нетвердо подошел к зеркалу.
Увидел картину из лесной жизни. Овраг, или, как в книжках, долина. Вся в огромных белых ромашках.
- Эй! - крикнул Валера. - Эй! Где ты? Эй! Где я?
И белые подвенечные ромашки качнулись от его ветреного голоса.
ЗИМА - ОСЕНЬ
Ветер никак не хотел затихать внутри Селюни Лычугина. Иногда там мотались звезды среди клочьев сырых облаков.
А за окном на улице студеная зима. Мороз градусов под двадцать, а у него внутри осенняя тоска бездомная. Сапоги не вытащишь. Причем каждую ночь. И чего у него ветер внутри крутит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55