Клава кидается к Нюре. А чего мне молчать? Чего мягко стлать, когда не с кем спать?! Васта, думаешь, святая? Куда глаза-то уводишь? Она с ним давно хороводит. Кричит. И при Минке, что... не знали?! Извратилась святая. А я-то грешная. Он ее еще обрюхатит...
Семен Ребятников. Чего намелила? Жернова тяжелые чего крутить? Зачем языком жечь бреховину?
Клава. Да все вы знаете. Кричит. При Минке, при Минке...
Семен Ребятников. Не мели... чего не было - того не было!
Клава хохочет. Ты пень, пень безглазый.
Семен Ребятников. Господи Иисусе, помилуй.
Клава. Ах ты старый! Смеется. Помолись, может, и полегчает. Только кому мне молиться? Ты скажи, кому молиться? Может, и я помолюсь. Да тут малость заартачка выйдет. Я молодость свою по работе распихала. Я еще когда девичилась, так день-ночь - с коровами. Наломаешься и уснешь с коровами вместе. Ныне-то война. Война припустилась бодать, а мне и не боязно. Что немцы, что шавулисты - неужто они по-другому исделаны? Мое дело еще молодое. Я и клевер в голодуху ела, а теперь-то охота шоколаду. Чего, старик, головой качашь?
Семен Ребятников. Мое дело - сторона. Соленое поешь и чай попьешь.
Клава. Вы все как тараканы по углам. А я - вот она. Вам платить - чем? А у меня вона, вся плата со мной. Иди, иди, немец. Я вьюнком вкруг березки обовьюсь, черны зернышки осыплю.
За стенкой слышатся собачий лай, выстрелы. Визг умирающей собаки. Шум. В избе все замерли.
Семен Ребятников. Чего это?
Иван Авдеенок. Хэ! Опять полицаи, что ли? Глянь, братаня, ты у двери. Как бы худо не было.
Федосей Авдеенок. Чего глядеть. Все одно - придут, дак увидим.
Михаил Суков встает. Ну, мне больше всех надо. Выходит. Все ждут. Издалека слышится музыка. Михаил Суков возвращается, молча садится.
Семен Ребятников. Чего, Миш, там?
Михаил Суков. Полицаи. Много. Велят к окну не соваться.
Семен Ребятников. О-о! Значит, опять сечь станут.
Григорий Шевайтийский. Так я уж высечен. Федосей, нас же секли? Сколько прошло-то? Недавно как и секли.
Семен Ребятников. Тебе всё недавно. Рожь еще не собралась цвесть, как вас секли.
Федосей Авдеенок. Да, это верно.
Семен Ребятников. Ну, теперь, коль приехали полицаи сторожевать, значит, бить станут. Бить - вот что.
Григорий Шевайтийский. Так я ж битый. Нюра! Я ж битый, это ты, старик, тогда увернулся.
Семен Ребятников. Дурак, я за вас же хлопотал.
Григорий Шевайтийский. Э-эх!
Семен Ребятников. Ты рукой-то не махай! Как деревню окружили и погнали вас в овраг, я детей собирать. Я всех детей взял - и в контору. А капитан уж на лошади, собрался ехать, глядеть, как вас будут экзекуровать. Я к нему: господин начальник! А рядом Зубров на лошади. Спрашивает: "Чего тебе?". А я опять: "Господин начальник!" Он с лошади слез. Я говорю: "Господин начальник, у нас одиннадцать человек семьи". А он мне папироску. А я говорю: "Не курю перед смертью. Смерть, говорю, страшна". Он на Зуброва глядит. А я говорю: "Спросите хотя Зуброва, деревня наша тихая, которые в партизаны ушоци, дак мы не слыхали. Зря обижаете". А Зубров глаза выкатил и лошадью на меня: "Смотри, Ребятников, какую тревогу дал. Зачем в такие большие двери постучался? Зачем постучался?!" И лошадью на меня. И на детей... и на меня... на детей...
Федосей Авдеенок. А моему сыну тогда плечо пробило, так ОН, как собака, зализал. Я-то не видал. Меня-то секли.
Григорий Шевайтийский. Нюра! Нюра, скажи!
Клава. А как Тихона мово погнали, так я мыло спрятала. Думаю, помыться после когда.
Григорий Шевайтийский. Нюра!
Нюра Шевайтийская. Чего заладил?
Григорий Шевайтийский. Нюра, ты чего ж молчишь? Ты расскажи-то по порядку.
Нюра Шевайтийская. А-а! Давно б уж травой горькой заросло.
Григорий Шевайтийский. Положили нас двенадцать человек и как начали бить и всё в кровь, и в кровь, и в кровь... Я кричу Зуброву: "Ты бей, Василич, да оглядывайся!" А он зубы сцепил и мне под вздох! Я вспух, как мячик.
Клава. Перво, как вас согнали, я побегла, гляжу, а ОН на угорушке стоит. Весь в золотой одеже. На вас глядит и плачет.
Нюра Шевайтийская. И я-то все тоже на НЕГО глядела. А на одеже его бриллиантов - солнышко сверкает - глазам больно, - сверкает.
Клава. Не бриллианты-то, я ведь разглядела, я ведь-то знаю - слезы наши.
Музыка ближе, слышнее стала, особо скрипка звучит.
Иван Авдеенок. Это, кажись, жиды играют? Музыка прерывается шумом, стуком лопат. Слышно, как откидывают землю.
Семен Ребятников, испуганно вскочив. Копают нас - вот что!
Все прислушиваются. Стук лопат совсем явственный.
Иван Авдеенок. Это как же теперь? Зарывать, что ль, станут нас?
Еремей Лысов. Да мы ж еще живы. Братец! Кидается к Ребятникову. Ты хотя б заступился.
Семен Ребятников. Может, им кого посечь надо? Так пускай посекут.
Григорий Шевайтийский. Тебя-то с Михайлом не секли. Вот идите.
Еремей Лысов кидается к Сукову. Михайло Суков, пощади, у меня ж дети.
Федосей Авдеенок. Что ж дети? У всех дети.
Клава. Пока Васта Трубкина тут, не закопают. Ей-Богу, не закопают. ОН-то не позволит.
Нюра Шевайтийская стучит кулаком. Неймется вам! Неймется вам! Ух, бессовестные!
Васта Трубкина. Чего это?
Она уже почти отсутствует, приготовилась идти.
Еремей Лысов. Вастушка, защити!
Михаил Суков, поднимаясь. Ладно. Пускай секут. Пошли, что ли, Семен?
Еремей Лысов. Михайло, ты грамотный. Читай псалом.
Михаил Суков, громко. "Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах. Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля и горы двигнулись в сердце морей..."
Васта Трубкина перебивает. Чего это?
Нюра Шевайтийская. Копают. Теперь лопаты бьют уж почти из-под низу, стукаются об камень, что заложен в угол избы.
Васта Трубкина. Там же Ваня! Кричит. Ваня! Ванечка! Бросается к двери. Ее хочет остановить Михаил Суков. Ваня! Раздается взрыв, часть стены рушится, Васта скрутилась, упала. И все отшарахнулись, прикрыли головы, руками схвативши. Опять заиграла музыка, и в проломе слышней.
В пролом глянули две рожи, на головах бараньи рога. Наряженные в тулупы, шерстью наружу. Лезут в пролом. Лезут рогатые, расстилают домотканый ковер, не так что большой.
ОН, брат Григория Шевайтийского, появляется в красной длинной рубахе, с цепью на шее, крестом, с железными веригами, волосы бриты, и все хватается за голову, хочет прикрыть ее. Где шапка моя? Я шапку потерял. Увидел Васту на полу, бросается к ней. Вастушка!
В избу валят полицаи с автоматами, за их спинами играет музыка.
Васта Трубкина, приподнялась, головой качает. Оглумило меня! Громом оглумило.
ОН, брат Григория Шевайтийского. Вастушка, если останешься живу, если уж после меня, так знай, я теперь не как брат его - показывает на Григория Шевайтийского, - я теперь опричь людей, я теперь наречен Марк Кляус - вот кто я. И вы все помните... Хватается за голову. Шапку потерял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55