Он немного помолчал, сосредоточенно набивая табак в трубку и, нахмурившись, наконец ответил:
- Джель-Клара Мойнлин в черной дыре.
- Да? А что это значит?
- Это трудно объяснить, - виновато ответил Альберт. - То есть нелегко выразить в обычных терминах. И трудно, потому что я на самом деле не знаю. У меня не хватает данных.
- А ты постарайся, Альберт.
- Конечно, Робин. Если вы настаиваете, пожалуйста. Я сказал бы, что она находится в одной из секций того самого исследовательского корабля, который вынужден обретаться сразу за горизонтом событий сингулярности. Той, что вы достигли, то есть... - словно иллюзионист он небрежно взмахнул рукой, и перед ним появилась грифельная доска... - то есть на границе радиуса Шварцшильда.
Альберт встал, сунул трубку в карман своего мешковатого пиджака, взял кусок мела и написал: «2GМ деленное на С в квадрате».
- Дальше этой границы свет не проходит, Робин. Вам это может представиться стоячим волновым фронтом, в который упирается свет. За него в черную дыру заглянуть невозможно. И из-за него ничего не может вырваться. Символы «G» и «М» означают, конечно же, гравитацию и массу, а такому опытному старателю, как вы, мне не нужно объяснять, что такое С в квадрате. Из тех данных, что вы привезли с собой из экспедиции, выходит, что данная конкретная черная дыра достигает шестидесяти километров в диаметре, что означает массу, примерно в десять раз превышающую массу Солнца. Может, я говорю больше, чем вы желаете знать, Робин?
- Немного, Альберт, - ответил я, ежась на лежанке. Я сам не знал, что хочу услышать.
- Может, вы хотите выяснить, мертва ли она? - спросил он и сам же ответил: - Нет. Не думаю. Там, конечно, масса излучений и бог знает какие силы разрыва. Но для ее гибели прошло слишком мало времени. Все зависит от ее угловой скорости. Возможно, Джель-Клара Мойнлин еще даже не осознала, что вы исчезли. Замедление времени, понимаете? Это следствие...
- Я понимаю, что такое замедление времени, - прервал я Альберта. И, честно говоря, на самом деле понимал, у меня было такое ощущение, будто я сам живу в замедлившемся времени. - Мы можем что-нибудь узнать о ней?
- У черной дыры не бывает волос, - серьезно процитировал он шутку старателей. - Мы называем это законом Картера-Вернера-Робинсона-Хокинга. Из него следует, что единственная доступная информация о черной дыре - это ее масса, заряд и угловой момент. Больше ничего.
- Если только ты не внутри нее, как она.
- Да, Робби, - согласился Альберт, усаживаясь и снова берясь за трубку. Потом последовала долгая пауза, во время которой я слышал лишь знакомое: «Пуф, пуф, пуф». Наконец Альберт решился: - Робин?
- Да, Альберт?
Он выглядел смущенным, насколько может смущаться голографическая конструкция.
- Я был не совсем откровенен с вами, - проговорил он. - Иногда из черной дыры может поступать информация. Но это приводит нас к квантовой механике. И ничего хорошего вам не сулит. Она бесполезна для ваших целей.
Мне не хотелось, чтобы компьютерная программа рассуждала о моих «целях». Особенно когда я сам в них не уверен.
- Расскажи мне об этом! - приказал я Альберту.
- Ну... мы на самом деле знаем об этом очень немного. Это связано с первым законом Стивена Хокинга. Он указывает, что черная дыра в некотором смысле имеет «температуру», что является особым типом излучения. Некоторые частицы данного излучения способны вырваться за пределы черной дыры. Но не от таких черных дырищ, которые интересуют вас, Робби.
- А от каких они могут сбежать?
- Ну, главном образом от очень маленьких. С массой, скажем, равной массе горы Эверест. Это субмикроскопические черные дырочки. Не больше ядерной частицы. Они очень горячие, сотни миллиардов градусов по Кельвину и выше. Чем они меньше, тем сильнее квантовый туннельный эффект и тем они горячее. Поэтому они все уменьшаются и раскаляются, пока не произойдет взрыв. А у больших дыр не так. Там действует прямо противоположная закономерность. Чем черная дыра значительнее, чем больше она притягивает к себе материи, восполняющей ее массу, тем труднее проявиться туннельному эффекту и вырваться частице. Черная дыра, подобная той, где находится Клара, имеет температуру, вероятно, в сто миллионов по Кельвину. И это на самом деле не очень много, Робин. Подобная дыра все время охлаждается.
- Значит, из такой дыры вырваться невозможно?
- Насколько я знаю, нет, Робин. Это отвечает на ваш вопрос?
- Да, на какое-то время, - сказал я и отпустил его. Но на один вопрос я все же не получил ответа: почему, говоря о Кларе, он называет меня Робби?
Эсси пишет замечательные программы, но иногда мне начинает казаться, что они накладываются друг на друга. Когда-то у меня уже была компьютерная программа, которая время от времени называла меня детскими именами. Но это был домашний психоаналитик.
Я напомнил себе, что нужно поговорить с Эсси, чтобы она внесла изменения в программы, потому что сейчас мне услуги Зигфрида фон Психоаналитика совсем не были нужны.
Временный кабинет сенатора Прагглера размещался не в башне Корпорации, а на двадцать шестом этаже здания законодательного собрания. Знак вежливости со стороны бразильского конгресса по отношению к коллеге, лестный знак - кабинет всего на два этажа ниже крыши.
Встав с рассветом солнца, я тем не менее на несколько минут опоздал. Я провел время, бродя по утреннему городу. Нырял под мосты подземки, выходил на автомобильных стоянках, блуждал без всякой цели. Я все еще находился в замедленном времени. Но Прагглер, энергичный и улыбающийся, вырвал меня из него.
- Замечательные новости, Робин! - воскликнул он, вводя меня в кабинет и заказывая кофе. - Боже! Как глупы мы были!
На мгновение я подумал, что Боувер наконец отозвал свой иск. Это показывает, насколько я был глуп - Прагглер говорил о последней передаче с Пищевой фабрики. Так долго разыскиваемые книги хичи оказались всем известными молитвенными веерами.
- Я думал, вы об этом уже знаете, - извинился он, закончив свой рассказ.
- Я прогуливался, - ответил я. Неприятно слушать от постороннего человека нечто важное о собственном предприятии. Но я быстро пришел в себя.
- Мне кажется, сенатор, - сказал я, - что это хорошее основание для отмены судебного запрета.
- Знаете, я так и думал, что это придет вам в голову, - улыбнувшись, ответил Прагглер. - Как вы себе это представляете?
- Ну, мне это кажется предельно ясным. Какова главная цель экспедиции на Пищевую фабрику? Знания о хичи. И теперь мы узнаем, что окружены этими знаниями, их нужно только подобрать.
Он нахмурился.
- Мы еще не знаем, как декодировать эти проклятые штуки.
- Узнаем. Теперь, когда нам известно, что это такое, разберемся. Мы получили откровение. Остальное - работа специалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91