Какая-то частица его мозга отметила, что поскольку Ябрил вышел на его след, он становится слишком опасен, чтобы оказаться на свободе. Было глупостью со стороны Ябрила так вот раскрыться. Пока что Кристиан Кли сосредоточился на своем конкретном деле.
– Президент Кеннеди очень сложный человек. Он старается разобраться в событиях и в людях. Он хочет увидеть вас, задать несколько вопросов и завязать с вами диалог, как человек с человеком. Президент должен понять, что толкнуло вас на убийство его дочери. Возможно, он желает избавиться от ощущения собственной вины. Все, о чем я прошу вас, это поговорить с ним и ответить на его вопросы. Пойдете на это?
Смирительная рубашка Ябрила не позволила поднять руки в знак отказа. Он был начисто лишен чувства страха, и тем не менее, перспектива встретиться с отцом девушки, которую он убил, вызвала в нем смятение, удивившее его самого. В конце концов, то был политический акт, и президент Соединенных Штатов должен понимать это лучше, чем кто-либо другой. И все-таки можно будет посмотреть в глаза самому могущественному человеку на земле и сказать ему: «Я убил вашу дочь. Я причинил вам боль, более мучительную, чем вы можете причинить мне со всеми вашими тысячами военных кораблей и десятками тысяч боевых самолетов».
– Хорошо, – согласился Ябрил, – я окажу вам эту маленькую услугу. Но вы не должны потом благодарить меня.
Кристиан Кли поднялся с дивана и похлопал Ябрила по плечу, в то время как тот презрительно отодвинулся от него.
– Это не имеет значения, – сказал Кристиан, – но я буду вам благодарен.
Через два дня, в час ночи президент Фрэнсис Кеннеди вошел в Желтую Овальную комнату и увидел Ябрила, сидевшего там в кресле около камина. Кристиан стоял у него за спиной.
На маленьком овальном столике, с инкрустацией звездно-полосатого флага стоял серебряный поднос с маленькими сандвичами, серебряный кофейник, чашки и блюдца с золотым ободком. Джефферсон налил кофе в три чашки и отошел к двери, прикрыв ее своими могучими плечами. Кеннеди заметил, что Ябрил сидит в кресле неподвижно.
– Вы не давали ему успокоительного? – спросил Кеннеди.
– Нет, господин президент, – ответил Кристиан. – На нем смирительная рубашка и ограничители на ногах.
– Вы не можете сделать так, чтобы ему было удобнее?
– Нет, сэр, – сказал Кристиан.
– Мне очень жаль, – обратился Кеннеди непосредственно к Ябрилу, – но в этих делах мне не принадлежит последнее слово. Я не хочу вас долго задерживать, просто задам вам несколько вопросов.
Ябрил кивнул. Смирительная рубашка позволяла ему только слегка двигать рукой. Он взял сандвич, который оказался очень вкусным. Кроме того, это поддерживало в каком-то смысле его гордость: враг может видеть, что он не совсем беспомощен. Разглядев лицо Кеннеди, Ябрил поразился тому, что перед ним сидел человек, которого он при других обстоятельствах инстинктивно уважал и которому бы до некоторой степени доверял. На его лице можно было различить и страдание, и сильную волю, подавляющую это страдание. Он увидел искренний интерес к своему стесненному положению. Но это был просто интерес одного человека к другому, без снисходительности и ложного сочувствия, и при этом лицо президента выражало суровость.
– Господин Кеннеди, – обратился Ябрил, может быть вежливее и почтительнее, чем ему хотелось бы, – прежде чем мы начнем разговор, ответьте мне на один вопрос. Вы действительно верите в то, что я несу ответственность за взрыв атомной бомбы в вашей стране?
– Нет, – сказал Кеннеди.
Кристиан почувствовал облегчение от того, что не сообщил ему никакой дополнительной информации.
– Благодарю вас, – произнес Ябрил. – Как можно думать, что я настолько глуп? И я буду отрицать это, если вы попробуете использовать такое обвинение в качестве оружия. Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем захотите.
Кеннеди жестом показал Джефферсону, чтобы тот вышел из комнаты, и проследил за ним взглядом, а потом тихо обратился к Ябрилу. Кристиан склонил голову, словно не желая слушать, и он действительно не хотел ничего слушать.
– Мы знаем, – сказал Кеннеди, – что вы дирижировали всеми событиями: убийством Папы, мистификацией с арестом вашего сообщника, чтобы потом потребовать его освобождения, захватом самолета и убийством моей дочери, которое было запланировано с самого начала. Теперь мы знаем совершенно точно, но я хотел бы, чтобы вы подтвердили мне, что все так и есть. Между прочим, во всей цепи событий я вижу логику.
Ябрил посмотрел в лицо Кеннеди.
– Да, это правда. Но я поражен, что вы так быстро во всем разобрались. Я считал, что мой план достаточно хитроумный.
– Боюсь, – заметил Кеннеди, – что здесь нечем гордиться. Это означает, что, в принципе, я обладаю таким же умом, как ивы. Или, что не существует большой разницы в человеческих умах, когда дело касается хитрости.
– Возможно, – размышлял Ябрил, – план оказался чересчур сложным. Вы нарушили правила игры, хотя, конечно, это не шахматы и правила здесь не такие строгие. Предполагалось, что вы будете пешкой и ходить будете, как пешка.
Кеннеди присел и сделал глоток кофе. Кристиан видел, что он очень напряжен и, конечно, это не ускользнуло от глаз Ябрила. Последний гадал, каковы подлинные намерения президента. Было очевидно, что в поведении Кеннеди не скрывалась никакая угроза, не чувствовалось желание использовать власть для того, чтобы напугать или причинить вред.
– С того момента, как вы захватили самолет, – сказал Кеннеди, – я знал, что вы убьете мою дочь. Когда схватили вашего сообщника, я знал, что это часть вашего плана. Меня ничто не удивляло. Мои советники до самого конца не соглашались с моим пониманием вашего сценария. Занятно, что мое мышление в чем-то сходно с вашим. И тем не менее, я не могу представить себя осуществляющим такую операцию. Я должен избежать следующего шага, поэтому и захотел поговорить с вами. Мне необходимо знать и предвидеть, чтобы защитить себя от самого себя.
На Ябрила произвели впечатление вежливость Кеннеди, уравновешенность его речи, его очевидное желание добиться правды.
– Какова была ваша цель во всем этом деле? На место Папы будет избран другой, смерть моей дочери не изменит международного соотношения сил. В чем состояла ваша выгода?
Вечный вопрос капитализма, подумал Ябрил, все сводится к выгоде. Он ощутил, как руки Кристиана на мгновение легли ему на плечи, и сказал:
– Америка – это колосс, которому государство Израиль обязано своим существованием, что удручает моих соотечественников. А ваша капиталистическая система подавляет бедняков во всем мире и даже в вашей стране. Необходимо переломить их страх перед вашей мощью. Папа является частью этой власти, католическая церковь в течение многих веков запугивала бедняков во всем мире адом и небесами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Президент Кеннеди очень сложный человек. Он старается разобраться в событиях и в людях. Он хочет увидеть вас, задать несколько вопросов и завязать с вами диалог, как человек с человеком. Президент должен понять, что толкнуло вас на убийство его дочери. Возможно, он желает избавиться от ощущения собственной вины. Все, о чем я прошу вас, это поговорить с ним и ответить на его вопросы. Пойдете на это?
Смирительная рубашка Ябрила не позволила поднять руки в знак отказа. Он был начисто лишен чувства страха, и тем не менее, перспектива встретиться с отцом девушки, которую он убил, вызвала в нем смятение, удивившее его самого. В конце концов, то был политический акт, и президент Соединенных Штатов должен понимать это лучше, чем кто-либо другой. И все-таки можно будет посмотреть в глаза самому могущественному человеку на земле и сказать ему: «Я убил вашу дочь. Я причинил вам боль, более мучительную, чем вы можете причинить мне со всеми вашими тысячами военных кораблей и десятками тысяч боевых самолетов».
– Хорошо, – согласился Ябрил, – я окажу вам эту маленькую услугу. Но вы не должны потом благодарить меня.
Кристиан Кли поднялся с дивана и похлопал Ябрила по плечу, в то время как тот презрительно отодвинулся от него.
– Это не имеет значения, – сказал Кристиан, – но я буду вам благодарен.
Через два дня, в час ночи президент Фрэнсис Кеннеди вошел в Желтую Овальную комнату и увидел Ябрила, сидевшего там в кресле около камина. Кристиан стоял у него за спиной.
На маленьком овальном столике, с инкрустацией звездно-полосатого флага стоял серебряный поднос с маленькими сандвичами, серебряный кофейник, чашки и блюдца с золотым ободком. Джефферсон налил кофе в три чашки и отошел к двери, прикрыв ее своими могучими плечами. Кеннеди заметил, что Ябрил сидит в кресле неподвижно.
– Вы не давали ему успокоительного? – спросил Кеннеди.
– Нет, господин президент, – ответил Кристиан. – На нем смирительная рубашка и ограничители на ногах.
– Вы не можете сделать так, чтобы ему было удобнее?
– Нет, сэр, – сказал Кристиан.
– Мне очень жаль, – обратился Кеннеди непосредственно к Ябрилу, – но в этих делах мне не принадлежит последнее слово. Я не хочу вас долго задерживать, просто задам вам несколько вопросов.
Ябрил кивнул. Смирительная рубашка позволяла ему только слегка двигать рукой. Он взял сандвич, который оказался очень вкусным. Кроме того, это поддерживало в каком-то смысле его гордость: враг может видеть, что он не совсем беспомощен. Разглядев лицо Кеннеди, Ябрил поразился тому, что перед ним сидел человек, которого он при других обстоятельствах инстинктивно уважал и которому бы до некоторой степени доверял. На его лице можно было различить и страдание, и сильную волю, подавляющую это страдание. Он увидел искренний интерес к своему стесненному положению. Но это был просто интерес одного человека к другому, без снисходительности и ложного сочувствия, и при этом лицо президента выражало суровость.
– Господин Кеннеди, – обратился Ябрил, может быть вежливее и почтительнее, чем ему хотелось бы, – прежде чем мы начнем разговор, ответьте мне на один вопрос. Вы действительно верите в то, что я несу ответственность за взрыв атомной бомбы в вашей стране?
– Нет, – сказал Кеннеди.
Кристиан почувствовал облегчение от того, что не сообщил ему никакой дополнительной информации.
– Благодарю вас, – произнес Ябрил. – Как можно думать, что я настолько глуп? И я буду отрицать это, если вы попробуете использовать такое обвинение в качестве оружия. Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем захотите.
Кеннеди жестом показал Джефферсону, чтобы тот вышел из комнаты, и проследил за ним взглядом, а потом тихо обратился к Ябрилу. Кристиан склонил голову, словно не желая слушать, и он действительно не хотел ничего слушать.
– Мы знаем, – сказал Кеннеди, – что вы дирижировали всеми событиями: убийством Папы, мистификацией с арестом вашего сообщника, чтобы потом потребовать его освобождения, захватом самолета и убийством моей дочери, которое было запланировано с самого начала. Теперь мы знаем совершенно точно, но я хотел бы, чтобы вы подтвердили мне, что все так и есть. Между прочим, во всей цепи событий я вижу логику.
Ябрил посмотрел в лицо Кеннеди.
– Да, это правда. Но я поражен, что вы так быстро во всем разобрались. Я считал, что мой план достаточно хитроумный.
– Боюсь, – заметил Кеннеди, – что здесь нечем гордиться. Это означает, что, в принципе, я обладаю таким же умом, как ивы. Или, что не существует большой разницы в человеческих умах, когда дело касается хитрости.
– Возможно, – размышлял Ябрил, – план оказался чересчур сложным. Вы нарушили правила игры, хотя, конечно, это не шахматы и правила здесь не такие строгие. Предполагалось, что вы будете пешкой и ходить будете, как пешка.
Кеннеди присел и сделал глоток кофе. Кристиан видел, что он очень напряжен и, конечно, это не ускользнуло от глаз Ябрила. Последний гадал, каковы подлинные намерения президента. Было очевидно, что в поведении Кеннеди не скрывалась никакая угроза, не чувствовалось желание использовать власть для того, чтобы напугать или причинить вред.
– С того момента, как вы захватили самолет, – сказал Кеннеди, – я знал, что вы убьете мою дочь. Когда схватили вашего сообщника, я знал, что это часть вашего плана. Меня ничто не удивляло. Мои советники до самого конца не соглашались с моим пониманием вашего сценария. Занятно, что мое мышление в чем-то сходно с вашим. И тем не менее, я не могу представить себя осуществляющим такую операцию. Я должен избежать следующего шага, поэтому и захотел поговорить с вами. Мне необходимо знать и предвидеть, чтобы защитить себя от самого себя.
На Ябрила произвели впечатление вежливость Кеннеди, уравновешенность его речи, его очевидное желание добиться правды.
– Какова была ваша цель во всем этом деле? На место Папы будет избран другой, смерть моей дочери не изменит международного соотношения сил. В чем состояла ваша выгода?
Вечный вопрос капитализма, подумал Ябрил, все сводится к выгоде. Он ощутил, как руки Кристиана на мгновение легли ему на плечи, и сказал:
– Америка – это колосс, которому государство Израиль обязано своим существованием, что удручает моих соотечественников. А ваша капиталистическая система подавляет бедняков во всем мире и даже в вашей стране. Необходимо переломить их страх перед вашей мощью. Папа является частью этой власти, католическая церковь в течение многих веков запугивала бедняков во всем мире адом и небесами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137