Поднимавшиеся к нам твари отступали под тяжестью валившихся на них тел их собратьев, это давало нам выигрыш во времени. Дождь дочиста вымыл пластик, что тоже было нам на руку. Темная кровь струилась теперь по Шимповой живописи на боках контейнера.
– Водоустойчивая краска! – похвалил он. – Ах вот ты как? На тебе! На тебе! Лови гада!
Гад корчился и верещал на кончике моего меча. Я высоко поднял меч, чтобы швырнуть врага вниз, и вовремя стремительно пригнулся – сверху, едва поезд повернул, на нас ринулась громадная тень. Гигантское крыло заслонило струи дождя и чуть не сшибло меня с контейнера. Это была одна из замеченных мною ещё раньше птиц, я с трудом верил своим глазам: черные перья при вспышках молний переливались всеми цветами радуги, над свирепо изогнутым клювом сверкали, словно драгоценные камни, хищные глаза. Шимп поднял пылающий посох, и чудище с хриплым карканьем, похожим на скрип мела на классной доске, только десятикратно усиленный, взмыло в небо.
– Так-то! – прорычал Шимп.
Но другие стервятники ждали своего часа: свободно и небрежно взмахивая крыльями, они неслись, не отставая от поезда.
– Ничего себе! – проорал я. – Эти пташки не меньше истребителя!
– Это гаруды! – хрипло засмеялся Шимп. – На Спирали ещё не то увидишь!
– Уже видел! Там я ничему не удивлюсь, но здесь… откуда они здесь-то взялись? Здесь же Сердцевина!
Шимп молча воззрился на меня. Воспользовавшись этим, маленькие уродцы вновь рванулись на нас, но он быстро отразил атаку. С их стороны это был только маневр, чтобы не давать нам передышки. Главные их силы держались на позициях, удобных для метания копий. Дрожа и сверкая глазищами, они висели на стенах вагона, а к ним присоединялись все новые и новые уродцы. Первая атака была слишком скоропалительной, а эти покуда медлили и готовились обрушиться на нас, словно прибой. И они сметут нас вниз в два счета, если Шимп не добудет огня. Он же присел на корточки, глядя на птиц.
– Черт побери! Ты прав. Судя по гарудам, мы уже где-то между Сердцевиной и Спиралью! Запустить их сюда было, наверное, трудновато, но этим дьяволам в радость бить своими проклятыми крыльями!
– Так что же, нам с ними не справиться?
– Не забывай, jongen: чем ближе к нам они, тем ближе к ним я! – рассмеялся Шимп. – Я-то ведь тоже на Спирали дома, мне она тоже придает силы! – Тут улыбка его потухла, и он, стуча по блестящей рукоятке посоха, отчеканил: – Но всё равно мне нужна энергия!
– Да тут энергии кругом сколько хочешь, – сказал я, – если только ты сумеешь совладать с ней.
Я показал рукой наверх. Его лицо выразило крайнее удивление, и он задумался.
Но как следует подумать ему не удалось. Kuro-i, все ещё толпившиеся на линии, с которой метали свои копья, вдруг разом выставили изогнутые луки, натянули тетиву, и в нас полетели бамбуковые стрелы. Шимп взревел, вскочил и, как только лавина уродцев обрушилась на нас, высоко воздел посох. В последний момент я сообразил, что он задумал, и закричал:
– Только не на землю! Иначе обоих нас зажаришь!
Но мои слова потонули в оглушительном треске и шипении. Огромная искра спрыгнула с проводов на золотой набалдашник посоха. А сам посох перевернулся в толстых пальцах Шимпа, так что другой его конец, описав полукруг, оказался как раз в гуще атакующих уродцев. Молния от этого разряда, потрясшего поезд, была шириной с небольшую реку. Она разлетелась на миллионы тончайших волокон-канальцев, по которым бежал ток, и эти канальцы уходили как раз к самому скопищу kuro-i. Ток заструился через их тела – страшная неудержимая паутина иссиня-белого огня. Через задний пантограф ток уходил в землю. Каким чудом не взорвались все самоотключающиеся аварийные системы поезда, я не знаю. Я видел, как замигали огни в вагонах, а из пантографа вырываются струи дыма. Для нашей оголтелой мелюзги мощный удар тока стал роковым – бедняги дергались, корчились, визжали и верещали в этом адском огне, плясали, как марионетки, управляемые не нитками, а пронзающими их искрами. Стало ещё страшнее, когда вслед за этим мы на мгновение почти ослепли, причём ноздри ел едкий дым и запах жареного, и нельзя было понять, что ещё обрушится на нас, когда мы прозреем.
Однако ничего больше не произошло. Этот единственный громовой разряд положил конец атаке наших врагов. Когда глаза перестали слезиться и беспрерывно моргать от боли, я увидел, что крыша следующего за нами вагона опалена и дымится, но ползучей нечисти на ней нет. Несколько уродцев в бессильной ярости таращилось на нас из дальнего конца поезда. В огне и под нашими ударами они потеряли половину своего состава, остальные в страхе отступили к последним вагонам.
Однако…
Шимп ничуть не пострадал. Даже не обжегся. Он стоял, широко расставив ноги, отдувался как паровоз и прицеливался посохом, чтобы снова, если понадобится, грохнуть по проводам. Я почтительно посмотрел на него.
– Собрались ещё подзарядиться? – задыхаясь, выговорил я. – Здорово тряханули! Ничего не скажешь!
Но Шимп был мрачен.
– Не ожидал такой подлости и коварства, редко такое видел, клянусь тебе! На Спирали-то я бы и своими силами с ними управился, а вот эти искристые чудеса, которыми вы ваши машины заводите, мне не нравятся. Больше их не трону, слишком опасно! Мне ещё повезло – вот и все! Да и тебе тоже. Но радоваться рано. Ручаюсь, они ещё что-нибудь придумают. – Он посмотрел вверх, на птиц. Одну он бы, наверное, без труда одолел. Но их было по меньшей мере четыре…
Но тут я заволновался по другому поводу. Почему машинисты не остановили поезд? Они, правда, далеко впереди и могли не слышать, какой тут был бедлам. Но должны же они были заметить, что с последними вагонами что-то творится, а увидев, как взметнулись стрелки на приборах во время этого жуткого разряда, должны были заподозрить неладное с электрооборудованием. А что бы началось, если бы они остановили поезд? Но тут я сообразил, почему они этого не сделали, и, взглянув на часы, окончательно успокоился.
– Слушай, Шимп, у этой дряни времени уже не осталось! До аэропорта считанные минуты езды!
Но не успел я договорить, как раздался треск, и я поехал куда-то вниз. Пластиковое покрытие уходило из-под ног и обвисало на контейнере.
– Они режут веревки! – заорал я.
На лице Шимпа был такой же ужас, как, вероятно, на моём, мы оба представили себе, как нас накрывает внезапно отвязанное тяжёлое покрытие и, крутя, волочит за собой… к гибели.
– Слушай! – прорычал Шимп. – Слезай и руби их в крошки, иначе мы пропали!
В нём самом не осталось почти ничего человеческого, когда он замер, скорчившись над своим посохом. Он злобно искал глазами kuro-i. Как только я спустил ноги, птицы тут же взметнулись и приготовились ринуться вниз. Мы с Шимпом окаменели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Водоустойчивая краска! – похвалил он. – Ах вот ты как? На тебе! На тебе! Лови гада!
Гад корчился и верещал на кончике моего меча. Я высоко поднял меч, чтобы швырнуть врага вниз, и вовремя стремительно пригнулся – сверху, едва поезд повернул, на нас ринулась громадная тень. Гигантское крыло заслонило струи дождя и чуть не сшибло меня с контейнера. Это была одна из замеченных мною ещё раньше птиц, я с трудом верил своим глазам: черные перья при вспышках молний переливались всеми цветами радуги, над свирепо изогнутым клювом сверкали, словно драгоценные камни, хищные глаза. Шимп поднял пылающий посох, и чудище с хриплым карканьем, похожим на скрип мела на классной доске, только десятикратно усиленный, взмыло в небо.
– Так-то! – прорычал Шимп.
Но другие стервятники ждали своего часа: свободно и небрежно взмахивая крыльями, они неслись, не отставая от поезда.
– Ничего себе! – проорал я. – Эти пташки не меньше истребителя!
– Это гаруды! – хрипло засмеялся Шимп. – На Спирали ещё не то увидишь!
– Уже видел! Там я ничему не удивлюсь, но здесь… откуда они здесь-то взялись? Здесь же Сердцевина!
Шимп молча воззрился на меня. Воспользовавшись этим, маленькие уродцы вновь рванулись на нас, но он быстро отразил атаку. С их стороны это был только маневр, чтобы не давать нам передышки. Главные их силы держались на позициях, удобных для метания копий. Дрожа и сверкая глазищами, они висели на стенах вагона, а к ним присоединялись все новые и новые уродцы. Первая атака была слишком скоропалительной, а эти покуда медлили и готовились обрушиться на нас, словно прибой. И они сметут нас вниз в два счета, если Шимп не добудет огня. Он же присел на корточки, глядя на птиц.
– Черт побери! Ты прав. Судя по гарудам, мы уже где-то между Сердцевиной и Спиралью! Запустить их сюда было, наверное, трудновато, но этим дьяволам в радость бить своими проклятыми крыльями!
– Так что же, нам с ними не справиться?
– Не забывай, jongen: чем ближе к нам они, тем ближе к ним я! – рассмеялся Шимп. – Я-то ведь тоже на Спирали дома, мне она тоже придает силы! – Тут улыбка его потухла, и он, стуча по блестящей рукоятке посоха, отчеканил: – Но всё равно мне нужна энергия!
– Да тут энергии кругом сколько хочешь, – сказал я, – если только ты сумеешь совладать с ней.
Я показал рукой наверх. Его лицо выразило крайнее удивление, и он задумался.
Но как следует подумать ему не удалось. Kuro-i, все ещё толпившиеся на линии, с которой метали свои копья, вдруг разом выставили изогнутые луки, натянули тетиву, и в нас полетели бамбуковые стрелы. Шимп взревел, вскочил и, как только лавина уродцев обрушилась на нас, высоко воздел посох. В последний момент я сообразил, что он задумал, и закричал:
– Только не на землю! Иначе обоих нас зажаришь!
Но мои слова потонули в оглушительном треске и шипении. Огромная искра спрыгнула с проводов на золотой набалдашник посоха. А сам посох перевернулся в толстых пальцах Шимпа, так что другой его конец, описав полукруг, оказался как раз в гуще атакующих уродцев. Молния от этого разряда, потрясшего поезд, была шириной с небольшую реку. Она разлетелась на миллионы тончайших волокон-канальцев, по которым бежал ток, и эти канальцы уходили как раз к самому скопищу kuro-i. Ток заструился через их тела – страшная неудержимая паутина иссиня-белого огня. Через задний пантограф ток уходил в землю. Каким чудом не взорвались все самоотключающиеся аварийные системы поезда, я не знаю. Я видел, как замигали огни в вагонах, а из пантографа вырываются струи дыма. Для нашей оголтелой мелюзги мощный удар тока стал роковым – бедняги дергались, корчились, визжали и верещали в этом адском огне, плясали, как марионетки, управляемые не нитками, а пронзающими их искрами. Стало ещё страшнее, когда вслед за этим мы на мгновение почти ослепли, причём ноздри ел едкий дым и запах жареного, и нельзя было понять, что ещё обрушится на нас, когда мы прозреем.
Однако ничего больше не произошло. Этот единственный громовой разряд положил конец атаке наших врагов. Когда глаза перестали слезиться и беспрерывно моргать от боли, я увидел, что крыша следующего за нами вагона опалена и дымится, но ползучей нечисти на ней нет. Несколько уродцев в бессильной ярости таращилось на нас из дальнего конца поезда. В огне и под нашими ударами они потеряли половину своего состава, остальные в страхе отступили к последним вагонам.
Однако…
Шимп ничуть не пострадал. Даже не обжегся. Он стоял, широко расставив ноги, отдувался как паровоз и прицеливался посохом, чтобы снова, если понадобится, грохнуть по проводам. Я почтительно посмотрел на него.
– Собрались ещё подзарядиться? – задыхаясь, выговорил я. – Здорово тряханули! Ничего не скажешь!
Но Шимп был мрачен.
– Не ожидал такой подлости и коварства, редко такое видел, клянусь тебе! На Спирали-то я бы и своими силами с ними управился, а вот эти искристые чудеса, которыми вы ваши машины заводите, мне не нравятся. Больше их не трону, слишком опасно! Мне ещё повезло – вот и все! Да и тебе тоже. Но радоваться рано. Ручаюсь, они ещё что-нибудь придумают. – Он посмотрел вверх, на птиц. Одну он бы, наверное, без труда одолел. Но их было по меньшей мере четыре…
Но тут я заволновался по другому поводу. Почему машинисты не остановили поезд? Они, правда, далеко впереди и могли не слышать, какой тут был бедлам. Но должны же они были заметить, что с последними вагонами что-то творится, а увидев, как взметнулись стрелки на приборах во время этого жуткого разряда, должны были заподозрить неладное с электрооборудованием. А что бы началось, если бы они остановили поезд? Но тут я сообразил, почему они этого не сделали, и, взглянув на часы, окончательно успокоился.
– Слушай, Шимп, у этой дряни времени уже не осталось! До аэропорта считанные минуты езды!
Но не успел я договорить, как раздался треск, и я поехал куда-то вниз. Пластиковое покрытие уходило из-под ног и обвисало на контейнере.
– Они режут веревки! – заорал я.
На лице Шимпа был такой же ужас, как, вероятно, на моём, мы оба представили себе, как нас накрывает внезапно отвязанное тяжёлое покрытие и, крутя, волочит за собой… к гибели.
– Слушай! – прорычал Шимп. – Слезай и руби их в крошки, иначе мы пропали!
В нём самом не осталось почти ничего человеческого, когда он замер, скорчившись над своим посохом. Он злобно искал глазами kuro-i. Как только я спустил ноги, птицы тут же взметнулись и приготовились ринуться вниз. Мы с Шимпом окаменели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113