Матросы вынесли его на палубу, а оставшиеся вернулись к работе. Через некоторое время я присоединился к ним, но меня так трясло, что лопата чуть не убила Ибрагима и уголь с неё рассыпался по всему настилу. Джеки велела мне уходить. Ей пришлось сопровождать меня до трапа, она помогла мне подняться на палубу. Там я чуть не упал, до того меня поразило, как придвинулась к нам гора, как она нависла над нами. При моих пропаренных мозгах я принял неровные отроги горы за гигантский оскалившийся череп и легко представил себе, что рифы – это его зубы.
К моему удивлению, Те Киоре был в полном сознании, он лежал на палубе, и матросы смазывали и бинтовали ему ноги. Он весело помахал мне.
– Отлично, Стив, мой мальчик! Между рифами есть проход, и довольно широкий. Ещё немного, и мы минуем его без сучка и задоринки!
Зазвонил машинный телеграф, и гребные колеса, зачавкав, стали неуверенно оживать. Все, естественно, обрадовались. Уолан мелкими дугами поворачивал штурвал взад-вперед, высвистывая сквозь зубы какой-то монотонный мотив. Корабль то зарывался носом в волну, то двигался зигзагами, постоянно меняя угол относительно волны. Такое движение вызывало тошноту. Тучи брызг поднимались из-под корабельного носа, потом из-под корпуса взметнулась стена зеленой воды и отогнала эти брызги в сторону. Мы подходили к первой гряде рифов, и вокруг все гремело и сотрясалось. О том, как этот гром воспринимался внизу, в трюме, мне даже думать не хотелось. Внезапно темно-синяя зеркальная гладь моря, по которой мы совсем недавно скользили, превратилась во взбесившегося зверя, он брыкался и ревел, словно сорвавшись с цепи, и бился о некогда живые скалы, отделявшие море от суши.
Поднявшаяся из-под носовой части волна рассыпалась с оглушительным грохотом, обдав палубу дождем брызг. И мы вошли в проход между рифами. Гребные колеса крутились все быстрей, погружаясь в воду, и наш корабль извилистым путем шел между обнаженными скалами. Просвет был достаточно широк, по нему легко могло пройти судно, движимое паровой машиной; но помочь рулю можно было, только неуклюже маневрируя гребными колесами, давая одному из них или обоим сразу то задний ход, то полный вперед. Однако это напоминало управление танком на узкой деревенской улочке или на горной тропе, с двух сторон обрывающейся в пропасть. То и дело мы слышали, как риф, словно когтями, царапает наш борт, и Батанг Сен всякий раз вздрагивал, как будто ранят его самого. Но головы он не терял, и мы упорно двигались вперед. В том, что случилось затем, вины капитана не было, да никто и не мог бы этого предотвратить. Ветер все усиливался, и в тот решающий миг, когда носовая часть шхуны оказалась уже за пределами рифа, налетел особенно сильный порыв ветра. Невысокая зеленая волна с такой силой ударила по рифу у нас за кормой, что перелетела через него и по пути задела нас. Шхуна сильно накренилась, быстро закрутилась, одно гребное колесо оказалось в воздухе, другое ушло глубоко в воду, шхуна резко развернулась. Тут волна потеряла силу, и мы угодили прямо на острый гребень рифа.
Оглушительный треск. Ужасный глухой хлопок. Судно повернулось, и следующая волна вынесла нас в лагуну за рифом.
– Надо выпустить пар, капитан, – прокричал Те Киоре. – Если вода ударит по котлу…
Но, к моему ужасу, капитан только отчаянно затряс седой головой и с криком ярости сильно ударил по машинному телеграфу. Раздался звон. Один бог знает, что подумали кочегары, но у кого-то хватило ума понять капитана. Взревев, заработали колеса, и в этой теперь уже спокойной воде они полным ходом потащили нас вперед. При волне такой маневр закончился бы плохо, но в тихой лагуне он сработал. Капитан резко вывернул руль, так что наш поврежденный борт оказался над водой, и направил шхуну прямо на берег. Пошли секунды, минута, вторая, я повалил Джеки на палубу и закрыл своим телом. И как раз вовремя: берег был более отлогий, чем я думал, и мы уперлись в песок гораздо дальше линии прибоя.
Палуба под ногами затряслась, швы разошлись. Такелаж бренчал как гитара, грот-стеньга затрещала и, словно гигантское копье, рухнула на палубу, увлекая за собой перепутавшиеся канаты и снасти. Батанг Сен приник к переговорной трубе и что-то громко кричал в нее, я догадывался, что именно. Жуткий вопль, донесшийся снизу, подтвердил мою правоту, вопль замер, заглушенный громким, словно взрыв, шипением. Лагуна забурлила и покрылась пеной. Клубы пара вырвались из люка на корме, а за ними показались Ибрагим и вся команда кочегаров. Они были героями дня, но не стали дожидаться поздравлений, а прогарцевали по накренившейся палубе к борту и прыгнули в освежающие воды лагуны. Шипение внизу стало ещё громче, потом послышался оглушительный лязг, треск и грохот, как будто какой-то гигант вдребезги крушил рыцарские доспехи: что-то произошло с паровым котлом, когда его горячая стенка соприкоснулась с морской водой. Хорошо ещё, его не разорвало на куски, а вместе с ним и шхуну. Батанг Сен пошел на риск, и это оправдало себя. Он посадил на риф свой драгоценный корабль, но пар выпустил вовремя.
Я отправился на корму. Батанг Сен протянул мне костлявую руку и помог подняться на мостик.
– Все в порядке? – спросил я старика, и он, конечно, понял, что я имею в виду корабль.
– Плохо! – ответил он, повернулся к ограждению и указал рукой, предлагая мне самому оценить обстановку. Корабль уткнулся носом в песок футах в восьми от воды. Из-за крена поврежденный руль торчал над водой. В борту зияла отвратительная дыра, было содрано примерно восемь футов обшивки в две полосы, каждая шириной не меньше фута, вокруг расходились трещины и торчали щепки.
Я посмотрел на капитана.
– Но мы же сможем залатать всё это?
– Бесспорно, если я раздобуду доски. Только вот где?
Те Киоре сидел, ощупывая свою шею с видом человека, не уверенного, прочно ли она прикреплена к телу.
– А если и найдем доски, – добавил он, – столкнуть нашего красавца с песка будет чертовски трудно, на одних парусах это не получится. Для этого понадобится помощь, если только её здесь найдешь.
Шимп, как обычно угрюмый, вскарабкался на ванты, чтобы посмотреть берег.
– Где же мы находимся? – услышал я его бормотание.
– Где бы ни находились, – ответил я, – застряли мы тут основательно.
Он повернулся и одарил меня таким взглядом, что я пожалел о своих словах.
– Лучше бы я не связывался с этим делом, – мрачно проговорил он, за каждым его словом скрывалась еле сдерживаемая ярость, – с вашим проклятым делом. Надо было самому добираться до острова. Остались считанные дни, как я теперь попаду туда к сроку?
Я беспомощно развел руками.
– Шимп, мне очень жаль. Ты уже столько сделал для нас. Если мы отсюда выберемся, и я для тебя сделаю все, что смогу…
Но тут я тоже обратил внимание на вид, открывшийся перед нами, и, заглядевшись, смолк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
К моему удивлению, Те Киоре был в полном сознании, он лежал на палубе, и матросы смазывали и бинтовали ему ноги. Он весело помахал мне.
– Отлично, Стив, мой мальчик! Между рифами есть проход, и довольно широкий. Ещё немного, и мы минуем его без сучка и задоринки!
Зазвонил машинный телеграф, и гребные колеса, зачавкав, стали неуверенно оживать. Все, естественно, обрадовались. Уолан мелкими дугами поворачивал штурвал взад-вперед, высвистывая сквозь зубы какой-то монотонный мотив. Корабль то зарывался носом в волну, то двигался зигзагами, постоянно меняя угол относительно волны. Такое движение вызывало тошноту. Тучи брызг поднимались из-под корабельного носа, потом из-под корпуса взметнулась стена зеленой воды и отогнала эти брызги в сторону. Мы подходили к первой гряде рифов, и вокруг все гремело и сотрясалось. О том, как этот гром воспринимался внизу, в трюме, мне даже думать не хотелось. Внезапно темно-синяя зеркальная гладь моря, по которой мы совсем недавно скользили, превратилась во взбесившегося зверя, он брыкался и ревел, словно сорвавшись с цепи, и бился о некогда живые скалы, отделявшие море от суши.
Поднявшаяся из-под носовой части волна рассыпалась с оглушительным грохотом, обдав палубу дождем брызг. И мы вошли в проход между рифами. Гребные колеса крутились все быстрей, погружаясь в воду, и наш корабль извилистым путем шел между обнаженными скалами. Просвет был достаточно широк, по нему легко могло пройти судно, движимое паровой машиной; но помочь рулю можно было, только неуклюже маневрируя гребными колесами, давая одному из них или обоим сразу то задний ход, то полный вперед. Однако это напоминало управление танком на узкой деревенской улочке или на горной тропе, с двух сторон обрывающейся в пропасть. То и дело мы слышали, как риф, словно когтями, царапает наш борт, и Батанг Сен всякий раз вздрагивал, как будто ранят его самого. Но головы он не терял, и мы упорно двигались вперед. В том, что случилось затем, вины капитана не было, да никто и не мог бы этого предотвратить. Ветер все усиливался, и в тот решающий миг, когда носовая часть шхуны оказалась уже за пределами рифа, налетел особенно сильный порыв ветра. Невысокая зеленая волна с такой силой ударила по рифу у нас за кормой, что перелетела через него и по пути задела нас. Шхуна сильно накренилась, быстро закрутилась, одно гребное колесо оказалось в воздухе, другое ушло глубоко в воду, шхуна резко развернулась. Тут волна потеряла силу, и мы угодили прямо на острый гребень рифа.
Оглушительный треск. Ужасный глухой хлопок. Судно повернулось, и следующая волна вынесла нас в лагуну за рифом.
– Надо выпустить пар, капитан, – прокричал Те Киоре. – Если вода ударит по котлу…
Но, к моему ужасу, капитан только отчаянно затряс седой головой и с криком ярости сильно ударил по машинному телеграфу. Раздался звон. Один бог знает, что подумали кочегары, но у кого-то хватило ума понять капитана. Взревев, заработали колеса, и в этой теперь уже спокойной воде они полным ходом потащили нас вперед. При волне такой маневр закончился бы плохо, но в тихой лагуне он сработал. Капитан резко вывернул руль, так что наш поврежденный борт оказался над водой, и направил шхуну прямо на берег. Пошли секунды, минута, вторая, я повалил Джеки на палубу и закрыл своим телом. И как раз вовремя: берег был более отлогий, чем я думал, и мы уперлись в песок гораздо дальше линии прибоя.
Палуба под ногами затряслась, швы разошлись. Такелаж бренчал как гитара, грот-стеньга затрещала и, словно гигантское копье, рухнула на палубу, увлекая за собой перепутавшиеся канаты и снасти. Батанг Сен приник к переговорной трубе и что-то громко кричал в нее, я догадывался, что именно. Жуткий вопль, донесшийся снизу, подтвердил мою правоту, вопль замер, заглушенный громким, словно взрыв, шипением. Лагуна забурлила и покрылась пеной. Клубы пара вырвались из люка на корме, а за ними показались Ибрагим и вся команда кочегаров. Они были героями дня, но не стали дожидаться поздравлений, а прогарцевали по накренившейся палубе к борту и прыгнули в освежающие воды лагуны. Шипение внизу стало ещё громче, потом послышался оглушительный лязг, треск и грохот, как будто какой-то гигант вдребезги крушил рыцарские доспехи: что-то произошло с паровым котлом, когда его горячая стенка соприкоснулась с морской водой. Хорошо ещё, его не разорвало на куски, а вместе с ним и шхуну. Батанг Сен пошел на риск, и это оправдало себя. Он посадил на риф свой драгоценный корабль, но пар выпустил вовремя.
Я отправился на корму. Батанг Сен протянул мне костлявую руку и помог подняться на мостик.
– Все в порядке? – спросил я старика, и он, конечно, понял, что я имею в виду корабль.
– Плохо! – ответил он, повернулся к ограждению и указал рукой, предлагая мне самому оценить обстановку. Корабль уткнулся носом в песок футах в восьми от воды. Из-за крена поврежденный руль торчал над водой. В борту зияла отвратительная дыра, было содрано примерно восемь футов обшивки в две полосы, каждая шириной не меньше фута, вокруг расходились трещины и торчали щепки.
Я посмотрел на капитана.
– Но мы же сможем залатать всё это?
– Бесспорно, если я раздобуду доски. Только вот где?
Те Киоре сидел, ощупывая свою шею с видом человека, не уверенного, прочно ли она прикреплена к телу.
– А если и найдем доски, – добавил он, – столкнуть нашего красавца с песка будет чертовски трудно, на одних парусах это не получится. Для этого понадобится помощь, если только её здесь найдешь.
Шимп, как обычно угрюмый, вскарабкался на ванты, чтобы посмотреть берег.
– Где же мы находимся? – услышал я его бормотание.
– Где бы ни находились, – ответил я, – застряли мы тут основательно.
Он повернулся и одарил меня таким взглядом, что я пожалел о своих словах.
– Лучше бы я не связывался с этим делом, – мрачно проговорил он, за каждым его словом скрывалась еле сдерживаемая ярость, – с вашим проклятым делом. Надо было самому добираться до острова. Остались считанные дни, как я теперь попаду туда к сроку?
Я беспомощно развел руками.
– Шимп, мне очень жаль. Ты уже столько сделал для нас. Если мы отсюда выберемся, и я для тебя сделаю все, что смогу…
Но тут я тоже обратил внимание на вид, открывшийся перед нами, и, заглядевшись, смолк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113