Как и всегда, когда что-то не клеится, я иду в соседнюю тошниловку.
Хозяин жует кусок ветчины шириной с тракторный мотор.
— А вы не грустите, — бросаю я с горечью, которой наполнен под завязку. Он пожимает плечами.
— Не с чего, — заявляет он.
— Как подумаю, — вздыхаю я, — что тоже мог бы держать забегаловку, вместо того чтобы рисковать своей шкурой, аж сердце кровью обливается! Нагуливал бы жирок за стойкой, играл бы в белот, жрал бы от пуза, лапал официантку да подсчитывал в конце дня выручку! Вот она, красивая жизнь!
Толстяк смеется и говорит, что не его вина, если у некоторых в жизни одно занятие — портить нервы согражданам… Потом он предлагает мне вечный стаканчик беленького.
— Ага, точно, беленького… Только не стаканчик, а лоханку побольше. Мне надо забыться.
— Может, чего-нибудь поедите?
Поскольку я не отвечаю, он говорит:
— Загляните в холодильник…
Я с силой шлепаю ладонью по стойке.
— Бог ты мой! Да твоими толстыми губами говорит голос разума, — кричу я. — Холодильник! Мне только это и остается.
Я выбегаю, даже не подумав извиниться.
— Такси! В морг, пожалуйста.
Почему в морг?
Признаюсь, я и сам толком не знаю. Вернее, не знал в тот момент, когда решил туда поехать.
Принять решение меня заставило брошенное хозяином бистро слово “холодильник”. Я подчинился какому-то. рефлексу… Но теперь я знаю, зачем еду в морг… И восхищаюсь своим старым чутьем, работающим быстрее мозгов.
С самого начала этого цирка я бегаю туда-сюда, натыкаясь на стены, как муха под стаканом. Я слушаю, говорю, убиваю, ору, но не управляю событиями. Я действую, не ища строгой, все освещающей логики.
Когда лжемедсестра мне сказала, что банда в курсе моих действий потому, что за мной кто-то следит, я не среагировал… А ведь было от чего подскочить до потолка. Не понимаете? Значит, вы дурее стада гусей.
Если за мной кто-то следит и узнает о моей поездке в Страсбур, а потом в Канн, этим “кем-то” не могут быть покойная Рашель, вылетевшая из окошка мамаши Бордельер. Выходит, клан Бунксов посадил мне на хвост не Рашель, а кого-то другого!
Этого другого я не смог обнаружить… Но кто в таком случае Рашель?
Вдоль моего хребта начинает течь холодный пот. А вдруг я замочил невинную девчонку?
Если это так, я швырну на стол Старику заявление об отставке и буду бродить в рубище по дорогам.
Однако, если Рашель не причастна к делу, зачем ей было рыться в моих шмотках? Почему она взяла золотую булавку? Почему отказалась давать мне какие-либо объяснения?
Я должен ее увидеть…
Мне кажется, мертвая она расскажет мне больше, чем живая.
В сторожке морга я нахожу одного моего коллегу, который режется со сторожем в белот, посмеиваясь и потягивая винцо.
— Хорошо живете! — бросаю я.
Монжен — маленького роста полицейский — вскакивает и поправляет галстук.
— Господин комиссар… — бормочет он.
— Вы, кажется, не скучаете.
— Я жду уже три дня, господин комиссар, надо же как-то убивать время…
— Убивать время! — усмехаюсь я. — Здесь действительно больше убивать некого. Кто-нибудь приходил опознать труп?
— Никто.
— Кто-нибудь спрашивал, есть ли у вас тело молодой женщины? — Абсолютно никто…
— Прекрасно.
Я поворачиваюсь к сторожу.
— Можно мне, используя стандартную формулу, повидать ее в последний раз?
— Следуйте за мной…
Очередная прогулка по некрополю, пропахшему смертью. Я начинаю чувствовать себя здесь как дома. Как в собственном ледяном дворце!
Парень вытягивает ящик с останками Рашель, над которыми я склоняюсь.
Я еще не видел ее мертвой. Последний взгляд я бросил на нее в комнате, где мы перемахнулись… Тогда, бледная от страха, она пятилась к окну. При ударе о землю у нее смялась верхняя часть головы и сломалась шея… Руки, ноги у нее переломаны… Неприятное зрелище… Подумать только, я держал этот мешок костей в своих объятиях!
Я долго, очень долго не свожу глаз с ее лица… И вдруг, странная вещь для подобного места, разражаюсь громким, бесконечным хохотом…
— Что… — бормочет обалдевший сторож.
— А что?
— Я… Ничего!
По-моему, он считает, что я совсем свихнулся.
Я ржу как ненормальный, хотя никогда не видел, чтобы так ржал даже псих.
Я сгибаюсь пополам от смеха. Это радость… Удовлетворение… Гордость… Самое сильное, самое будоражащее ощущение.
— Ладно, — говорю я наконец сторожу, который обалдевает все сильнее, — можете закрыть ваш ящик…
Я поднимаюсь из подвала на первый этаж, где меня ждет Монжен. Он надел пиджак, застегнул манжеты, убрал карты и спрятал литровую бутылку вина.
— Где бутылек? — спрашиваю.
— Господин комиссар…
— А ну, — рявкаю, — живо! Он подчиняется.
Я хватаю бутылку и отправляю внутрь себя солидную порцию.
Монжен и сторож ошеломленно смотрят на меня.
— Да, — говорю, — обмывать надо все, а особенно большие удачи.
— Вы довольны, господин комиссар? — бормочет этот лопух Монжен.
— А что, незаметно?
— Рад за вас… Вы…
Он хочет меня о чем-то спросить, но не решается и закрывает рот.
— Можешь быть свободен, — говорю я ему. — Иди играй в белот в своем бистро. Труп куколки никто опознать не придет.
— Да?
— Да.
— Вы… вы в этом уверены?
— Допустим, что я в этом убежден…
Я ухожу из морга, не заботясь о трупе, и возвращаюсь в контору.
Это место, где не приходится самому платить за телефонные переговоры, а мне как раз надо позвонить.
Глава 2
Если заказать с Германией срочный разговор, то соединяют очень быстро. В страну сосисок с капустой позвонить так же легко, как в Сен-Ном-ла-Бретеш.
Меня соединяют со штабом французских войск в районе Фрейденштадта, и я прошу к телефону полковника Лербье.
Это тот самый полковник, с которым я имел дело в ходе “трупной” миссии.
— Кто говорит? — спрашивает он.
— Комиссар Сан-Антонио из Секретной службы. Вы меня помните, полковник?
— Да, прекрасно помню… Чем могу вам помочь?
— Очень многим. Я бы хотел, чтобы вы съездили к Бунксам. Его сына похоронили?
— Сегодня утром…
— Скажите ему, что газета, издаваемая оккупационными силами, хочет опубликовать статью, посвященную его сыну, и попросите его фотографию, чтобы проиллюстрировать статью. У него нет никаких причин вам отказывать… Как только получите карточку, прикажите немедленно привезти ее в Страсбур, откуда мне ее перешлют по фототелеграфу. Хорошо?
— Договорились.
— Благодарю вас, полковник.
— Вам что-нибудь еще нужно, господин комиссар? — спрашивает телефонист.
— Нет, спасибо… Если для меня будет сообщение или посылка, отложите ее.
— Вывернетесь?
— Да, к концу дня. Я иду в кино. Можете мне посоветовать какой-нибудь хороший фильм?
Посоветовал, козел! Фильмец называется “Пламенеющие сердца”. Я должен был насторожиться по одному только названию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30