Лейтенант слушает и ерошит волосы.
— Странно, странно, — бормочет он. — Что труп может делать у Бунксов?
— Этого я не знаю, — уверяю я. — И кто такие Бунксы — тоже не знаю.
— Вы не знаете, кто такие Бунксы?!
— Понятия не имею.
Он смотрит на меня с недоверчивым видом.
— Бунксы, — объясняет он сочувствующим тоном, — крупные промышленники в угледобывающей области… Неужели не слышали?
Поскольку врать мне не привыкать, я совершенно серьезно отвечаю:
— Нет!
Глава 3
После нескольких новых глупых вопросов и таких же глупых замечаний лейтенант решает связаться с капитаном, который без колебаний звонит майору. Поскольку майор собирается поставить в известность полковника, я говорю себе, что успею хорошенько выспаться, пока дойдут до генерала, и прощаюсь с военными, заверив, что отправляюсь в местную гостиницу, куда они могут прийти утром и взять у меня свидетельские показания.
Хозяин собирается закрывать свою лавочку, когда являюсь я.
Это толстяк с тройным подбородком и взглядом, выразительным, как дюжина устриц.
— Комнату, — прошу я, — но сначала плотный ужин с надлежащим орошением.
Он суетится. Прямо трактирщик из оперетты. Не хватает только вязаного колпака в полосочку.
Он открывает дверь на кухню и начинает орать:
— Фрида!.. Фрида!
Появляется служанка. Симпатичная фарфоровая куколка, пухленькая, как перина, с пышными грудями, светлыми глазками, белобрысая и глупая как огурец.
Я заигрывающе подмигиваю ей, и она отвечает мне коровьей улыбкой.
Хорошее начало. Я никогда не упускаю мимолетную любовь. Я горячий сторонник сближения с массами и сейчас только и хочу сблизить свою массу с ее.
Вы слышали об усталости бойца? Тип, придумавший этот термин, знал психологию отдыхающего воина как свои пять пальцев.
Мои похождения вызвали у меня голод и натянули нервы, как струны. А ничто так не снимает нервное напряжение, как хорошенькая куколка. Не верите — обратитесь к своему врачу.
Фрида приносит мне тарелку ветчины шириной с щит гладиатора.
Я глажу ее по крупу, потому что это обычное обхождение с кобылами и служанками. Хотя оно не совсем соответствует правилам хорошего тона, зато всегда дает хорошие результаты Фрида награждает меня новой улыбкой, еще шире, чем первая.
— Францюз? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я по-немецки. Все гретхен питают к нашим парням особую склонность, а наши парни, даже исповедующие интернационализм, имеют в трусах достаточно патриотизма, чтобы быть на высоте своей репутации.
Назначить этой куколке свидание в моей комнате — детская игра для человека, завалившего в жизни столько девок, что надо нанимать бухгалтера и дюжину секретарш, чтобы их всех пересчитать!
Я проглатываю ветчину, осушаю бутылку и дружески прощаюсь с хозяином.
Через пять минут Фрида скребется в мою дверь. У нее явно свербит. Когда у девчонки свербит, она всегда чешет дверь. Причем дверь мужчины…
Я не заставляю ее ждать.
Сказать, что дело идет успешно, — значит сильно преувеличить. Фрида напоминает телку даже в любви. Пока вы ведете с ней большую игру, она остается статичной, как увесистый брикет масла.
Я просыпаюсь около десяти часов утра. Между шторами пробивается луч солнца, с первого этажа поднимаются вкусные запахи.
Моя дверь приоткрывается, и появляется пухленькая мордашка Фриды, блестящая, как кусок туалетного мыла.
— Господа францюзски официрен спрашивают вас! — сообщает мне она.
Она подходит к моей кровати и подставляет губы. Я ее чмокаю и встаю.
Через несколько минут в обеденном зале гостиницы я нахожу целый штаб. Мой вчерашний лейтенант, полковник и офицер немецкой жандармерии потягивают из большой бутылки “Трамье”.
Заметив меня, лейтенант встает.
— Вот Нико, который заметил убитого, — сообщает он полковнику.
У полковника седеющие волосы и маленькие усики. Он приветствует меня кивком.
— Очень запутанное дело, — говорит он.
— Правда? — переспрашиваю я.
— Да… Мы навестили Бунксов вместе с представителями немецкой полиции. Труп принадлежит сыну хозяина дома, Карлу.
— Вы поймали убийцу? Он пожимает плечами.
— Я офицер, а не легавый, — ворчит он. По слову “легавый” и тону, каким оно произнесено, сразу становится понятно, что представители данной профессии не пользуются его уважением. Он продолжает:
— По всей очевидности, это месть. Бунксы являются активными сторонниками франко-германского сближения… Карл Бункс был атташе германского посольства в Париже. Примерно две недели назад он исчез… Сегодня утром я разговаривал по телефону с Парижем. Очевидно, он приехал домой. Кто-то из местных жителей, не приемлющих сотрудничество между нашими странами, встретил его, узнал и свел счеты… Случаев такого рода масса… По заключению экспертизы, смерть этого парня действительно наступила около двух недель назад.
Я слушаю его объяснения с вниманием глухого, старающегося не пропустить ни одного движения губ собеседника.
— Наверное, семья потрясена, — шепчу я. Он опять пожимает плечами.
— Немцы всегда готовы к катастрофам, поэтому всегда нормально воспринимают, когда им на голову падает крыша.
Я с беспокойством смотрю на сопровождающего его жандарма. Полковник перехватывает мой взгляд и сообщает:
— Он не понимает по-французски. Мне хочется задать один вопрос, но я не решаюсь из боязни показаться слишком любопытным.
— Как так вышло, что никто не обнаружил его раньше? — все-таки спрашиваю я. — Странно, да?
Полковник как будто только и ждал эту фразу. Углы его губ кривятся в гримасе.
— Это даже очень странно… — шепчет он. Неожиданно повернувшись, он хватает меня за лацканы пиджака.
— Но еще более странно, месье… э-э… хм… Нико… то что вы смогли заметить его с дороги.
Мой чайник окутывает теплый туман.
— Как так? — бормочу я.
— Да, — повторяет офицер, — как? Как вы смогли его заметить с дороги, в то время как он лежал в сотне метров от нее и между ним и дорогой находится теннисный корт?
Я чувствую укол в мозгах. А еще лег с чувством выполненного долга! Кретин! Надо же было принять ограду теннисного корта за забор, идущий вдоль дороги.
Бесконечная минута полного молчания, в котором слышно, как булькает серое вещество каждого присутствующего.
— Забавно, — выговариваю я.
— Нет, — поправляет полковник, — странно, не более… Он наливает себе стаканчик белого, выпивает, ставит его и говорит:
— Хоть я и не полицейский, все же хочу раскрыть эту тайну. Человек, способный увидеть среди ночи труп, находящийся в ста метрах от него, за препятствием, должен обладать даром ясновидения, месье… э-э… Нико. Или иметь особые способности к нахождению трупов… В обоих случаях он вызывает к себе интерес.
Я понимаю, что попал в жуткий тупик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Странно, странно, — бормочет он. — Что труп может делать у Бунксов?
— Этого я не знаю, — уверяю я. — И кто такие Бунксы — тоже не знаю.
— Вы не знаете, кто такие Бунксы?!
— Понятия не имею.
Он смотрит на меня с недоверчивым видом.
— Бунксы, — объясняет он сочувствующим тоном, — крупные промышленники в угледобывающей области… Неужели не слышали?
Поскольку врать мне не привыкать, я совершенно серьезно отвечаю:
— Нет!
Глава 3
После нескольких новых глупых вопросов и таких же глупых замечаний лейтенант решает связаться с капитаном, который без колебаний звонит майору. Поскольку майор собирается поставить в известность полковника, я говорю себе, что успею хорошенько выспаться, пока дойдут до генерала, и прощаюсь с военными, заверив, что отправляюсь в местную гостиницу, куда они могут прийти утром и взять у меня свидетельские показания.
Хозяин собирается закрывать свою лавочку, когда являюсь я.
Это толстяк с тройным подбородком и взглядом, выразительным, как дюжина устриц.
— Комнату, — прошу я, — но сначала плотный ужин с надлежащим орошением.
Он суетится. Прямо трактирщик из оперетты. Не хватает только вязаного колпака в полосочку.
Он открывает дверь на кухню и начинает орать:
— Фрида!.. Фрида!
Появляется служанка. Симпатичная фарфоровая куколка, пухленькая, как перина, с пышными грудями, светлыми глазками, белобрысая и глупая как огурец.
Я заигрывающе подмигиваю ей, и она отвечает мне коровьей улыбкой.
Хорошее начало. Я никогда не упускаю мимолетную любовь. Я горячий сторонник сближения с массами и сейчас только и хочу сблизить свою массу с ее.
Вы слышали об усталости бойца? Тип, придумавший этот термин, знал психологию отдыхающего воина как свои пять пальцев.
Мои похождения вызвали у меня голод и натянули нервы, как струны. А ничто так не снимает нервное напряжение, как хорошенькая куколка. Не верите — обратитесь к своему врачу.
Фрида приносит мне тарелку ветчины шириной с щит гладиатора.
Я глажу ее по крупу, потому что это обычное обхождение с кобылами и служанками. Хотя оно не совсем соответствует правилам хорошего тона, зато всегда дает хорошие результаты Фрида награждает меня новой улыбкой, еще шире, чем первая.
— Францюз? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я по-немецки. Все гретхен питают к нашим парням особую склонность, а наши парни, даже исповедующие интернационализм, имеют в трусах достаточно патриотизма, чтобы быть на высоте своей репутации.
Назначить этой куколке свидание в моей комнате — детская игра для человека, завалившего в жизни столько девок, что надо нанимать бухгалтера и дюжину секретарш, чтобы их всех пересчитать!
Я проглатываю ветчину, осушаю бутылку и дружески прощаюсь с хозяином.
Через пять минут Фрида скребется в мою дверь. У нее явно свербит. Когда у девчонки свербит, она всегда чешет дверь. Причем дверь мужчины…
Я не заставляю ее ждать.
Сказать, что дело идет успешно, — значит сильно преувеличить. Фрида напоминает телку даже в любви. Пока вы ведете с ней большую игру, она остается статичной, как увесистый брикет масла.
Я просыпаюсь около десяти часов утра. Между шторами пробивается луч солнца, с первого этажа поднимаются вкусные запахи.
Моя дверь приоткрывается, и появляется пухленькая мордашка Фриды, блестящая, как кусок туалетного мыла.
— Господа францюзски официрен спрашивают вас! — сообщает мне она.
Она подходит к моей кровати и подставляет губы. Я ее чмокаю и встаю.
Через несколько минут в обеденном зале гостиницы я нахожу целый штаб. Мой вчерашний лейтенант, полковник и офицер немецкой жандармерии потягивают из большой бутылки “Трамье”.
Заметив меня, лейтенант встает.
— Вот Нико, который заметил убитого, — сообщает он полковнику.
У полковника седеющие волосы и маленькие усики. Он приветствует меня кивком.
— Очень запутанное дело, — говорит он.
— Правда? — переспрашиваю я.
— Да… Мы навестили Бунксов вместе с представителями немецкой полиции. Труп принадлежит сыну хозяина дома, Карлу.
— Вы поймали убийцу? Он пожимает плечами.
— Я офицер, а не легавый, — ворчит он. По слову “легавый” и тону, каким оно произнесено, сразу становится понятно, что представители данной профессии не пользуются его уважением. Он продолжает:
— По всей очевидности, это месть. Бунксы являются активными сторонниками франко-германского сближения… Карл Бункс был атташе германского посольства в Париже. Примерно две недели назад он исчез… Сегодня утром я разговаривал по телефону с Парижем. Очевидно, он приехал домой. Кто-то из местных жителей, не приемлющих сотрудничество между нашими странами, встретил его, узнал и свел счеты… Случаев такого рода масса… По заключению экспертизы, смерть этого парня действительно наступила около двух недель назад.
Я слушаю его объяснения с вниманием глухого, старающегося не пропустить ни одного движения губ собеседника.
— Наверное, семья потрясена, — шепчу я. Он опять пожимает плечами.
— Немцы всегда готовы к катастрофам, поэтому всегда нормально воспринимают, когда им на голову падает крыша.
Я с беспокойством смотрю на сопровождающего его жандарма. Полковник перехватывает мой взгляд и сообщает:
— Он не понимает по-французски. Мне хочется задать один вопрос, но я не решаюсь из боязни показаться слишком любопытным.
— Как так вышло, что никто не обнаружил его раньше? — все-таки спрашиваю я. — Странно, да?
Полковник как будто только и ждал эту фразу. Углы его губ кривятся в гримасе.
— Это даже очень странно… — шепчет он. Неожиданно повернувшись, он хватает меня за лацканы пиджака.
— Но еще более странно, месье… э-э… хм… Нико… то что вы смогли заметить его с дороги.
Мой чайник окутывает теплый туман.
— Как так? — бормочу я.
— Да, — повторяет офицер, — как? Как вы смогли его заметить с дороги, в то время как он лежал в сотне метров от нее и между ним и дорогой находится теннисный корт?
Я чувствую укол в мозгах. А еще лег с чувством выполненного долга! Кретин! Надо же было принять ограду теннисного корта за забор, идущий вдоль дороги.
Бесконечная минута полного молчания, в котором слышно, как булькает серое вещество каждого присутствующего.
— Забавно, — выговариваю я.
— Нет, — поправляет полковник, — странно, не более… Он наливает себе стаканчик белого, выпивает, ставит его и говорит:
— Хоть я и не полицейский, все же хочу раскрыть эту тайну. Человек, способный увидеть среди ночи труп, находящийся в ста метрах от него, за препятствием, должен обладать даром ясновидения, месье… э-э… Нико. Или иметь особые способности к нахождению трупов… В обоих случаях он вызывает к себе интерес.
Я понимаю, что попал в жуткий тупик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30