Меня от нее отделяет только решетка забора. Я прислоняю Одеревенелого к стволу дерева и перевожу дух после стольких усилий…
Транспортировка прошла на пять баллов. Теперь главное — не допустить промашку. Все тихо. Я боялся, что мне испортит праздник брех собаки, но ничего такого не произошло. В общем, мне повезло!
Беру маленький мешочек, привязанный к моей руке, вынимаю из него лежащие там мелочи. Зажигалку, сигареты и ключи сую в левый карман пиджака… Так, готово… Спичечный коробок во внутренний кармашек… Бумажник в правый внутренний… Отлично! Оставшееся — платок, карандаш и ножик — в левый карман штанов… Все в ажуре.
Засовывая последние мелочи в штаны поляка, я через ткань касаюсь пальцами его ляжки. Я всегда испытывал отвращение от прикосновения к мужским ляжкам, что доказывает ортодоксальность моих нравов, но то, что я испытываю от прикосновения к ляжке мертвого мужчины, не опишешь никакими словами!
Еле справляюсь с сильным желанием блевануть…
Два-три глубоких вдоха на некотором расстоянии от благоухающего покойничка позволяют мне прийти в себя.
Я вызываю себя для маленькой проповеди, подходящей к данным обстоятельствам. “Сан-Антонио, сокровище мое, если у тебя бабья натура, бросай службу и занимайся вышиванием…"
А вообще было бы забавно виртуозу обращения с автоматом и “кольтом” с подпиленным стволом закончить жизнь за пяльцами! Я критическим взглядом окидываю моего жмурика.
Прислоненный к дереву, он напоминает негритянский тотем. Ладно, все готово… Черт!
Мой взгляд упал на колеса Блашена… Великолепно начищенные, они блестят в лунном свете! Я испытываю маленькое злорадное удовлетворение от мысли, что большой босс, думающий обо всем, не сообразил, что ботинки человека, прошедшего по траве и земле, не могут так блестеть… Я отхожу немного подальше, беру комок земли и пачкаю его колеса. Я мажу подошвы, набиваю немного земли в дырочки для шнурков… Таким образом мой Одеревенелый становится похожим на большого ходока!
Теперь я могу действовать… Отступаю шагов на десять, вытаскиваю пушку с глушителем, тщательно целюсь поляку между глаз и спускаю курок. Шума не больше, чем от пука зайца. Подхожу оценить работу. В темноте никогда нельзя быть уверенным, что все сделал хорошо, но я доволен своим талантом стрелка… Маслина вошла как раз в то место, куда я целился, и снесла половину котелка… Так что мой пшек стал неузнаваемым… Абсолютно неузнаваемым.
Довольный, я награждаю себя комплиментом… Разумеется, кровь из него не идет, но я хочу, чтобы все выглядело так, будто смерть наступила несколько дней назад, а поскольку в последнее время шло много дождей, никто не удивится отсутствию крови.
Я толкаю Одеревенелого на траву… Еще секунду прислушиваюсь. Вокруг полная тишина. Все хорошо…
Проделываю тот же путь в обратном направлении, перелезаю через забор в том же месте и медленно иду к “опелю”. Он спокойно стоит, прикрытый ветками. Я их снимаю, влезаю в тачку и тихо уезжаю.
Десять минут спустя я еду в сторону деревни…
Проезжая мимо французского поста, замечаю картежников и любителя вина. Все занимаются тем же.
Если бы не стойкий запах дохлятины, я мог бы подумать, что ничего не было…
Ночь безмятежная, как на Рождество. Затягивавшие небо облака разлетелись, и поблескивают звезды.
Я останавливаюсь перед постом. Тот, кто не играет в карты, подходит к машине. У него на рукаве сержантские нашивки.
Принимаю свой самый сладкий вид.
— Видите ли, — объясняю я, — я еду из Штутгарта во Фрайбург. Между Фрейденштадтом и этой деревней есть большое поместье, обнесенное толстой решетчатой загородкой…
Сержанту хочется спать, и он часто моргает глазами.
— Ну и что? — ворчит он.
— Я остановился возле этого поместья справить малую нужду, и мне показалось… Я…
Мое смятение сыграно превосходно, раз в глазах собеседника появляются интерес и нетерпение.
— Да говорите! — ворчит он. Я понижаю голос:
— Я думаю, там…
— Что?
— Поту сторону решетки лежит труп…
— Труп?
— Да… Я… Там так отвратительно пахло… Запах тления! Я чиркнул спичкой, и мне показалось, что на траве в поместье, возле одного из деревьев, лежит труп…
Сержант скребет голову.
— Вам это показалось? — настаивает он.
— Я просто неудачно выразился. Я в этом уверен… Высокий мужчина… часть головы у него снесена. Сержант начинает свистеть — Эй, вы! — кричит он оставшимся в караульном помещении. — Слышали, что случилось? Тут один тип утверждает, что видел труп в поместье Бунксов.
Он возвращается в домик, кивком приглашая меня следовать за ним. Я прищуриваю глаза от света. В помещении сильно пахнет табаком, а еще сильнее — красным вином, запах которого является как бы символом Франции.
Четыре солдата смотрят на меня, сжимая в руках карты, колеблясь между интересом и беспокойством, которое им доставляет мое появление.
— Надо известить лейтенанта, — говорит из них. Сержант соглашается и приказывает:
— Жиру, сбегай за ним!
Потом смотрит на меня с осуждающим видом.
— Если вы ошиблись, я вам не завидую. Лейтенант не любит, когда его беспокоят из-за ерунды.
— Я не ошибся.
Приходит лейтенант. Это вовсе не тот молодой элегантный офицер, какого вы себе представляете при слове “лейтенант”. Нет, этот уже не юноша. Низенький, толстый, из ушей торчат пучки волос.
— Что тут случилось? — рявкает он.
У сержанта от волнения перехватывает дыхание.
— Этот человек утверждает, что нашел труп…
— Ну да, — фыркает лейтенант. Он меряет меня придирчивым взглядом, чтобы понять, не бухой ли я. Еще немного, и попросит дохнуть. — Чей труп? — спрашивает он.
— Мужчины, — отвечаю.
— Француза или немца?
Мною овладевает злость, но я с ней справляюсь… Нельзя забывать, что я должен играть роль, а для этого надо не поддаваться эмоциям.
— Мне это неизвестно, — говорю. — Если у убитого снесено полчерепа, то определить его национальность очень трудно, если только он не негр и не китаец.
— Вы немец? — спрашивает офицер.
— Нет, чему очень рад.
Кажется, мои слова доставили ему невыразимое удовольствие. Он улыбается, что, должно быть, происходит с ним не очень часто.
— Француз?
— Нет, швейцарец.
Он немного насупливается.
— Но у меня много друзей во Франции, — торопливо добавляю я.
— Как вас зовут?
— Жан Нико.
— У вас есть документы?
— Разумеется.
Я протягиваю ему липовые бумаги, которые мне дали в Страсбуре, и он их внимательно изучает. — Вы торговый агент? — спрашивает он.
— Да.
— И где вы нашли тот труп?
— В поместье Бунксов, — отвечает за меня сержант.
— Что вы делали в это время в поместье Бунксов?
— Я был не в, а перед поместьем! Справлял нужду, потому что дольше терпеть не мог.
Повторяю то, что рассказал сержанту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Транспортировка прошла на пять баллов. Теперь главное — не допустить промашку. Все тихо. Я боялся, что мне испортит праздник брех собаки, но ничего такого не произошло. В общем, мне повезло!
Беру маленький мешочек, привязанный к моей руке, вынимаю из него лежащие там мелочи. Зажигалку, сигареты и ключи сую в левый карман пиджака… Так, готово… Спичечный коробок во внутренний кармашек… Бумажник в правый внутренний… Отлично! Оставшееся — платок, карандаш и ножик — в левый карман штанов… Все в ажуре.
Засовывая последние мелочи в штаны поляка, я через ткань касаюсь пальцами его ляжки. Я всегда испытывал отвращение от прикосновения к мужским ляжкам, что доказывает ортодоксальность моих нравов, но то, что я испытываю от прикосновения к ляжке мертвого мужчины, не опишешь никакими словами!
Еле справляюсь с сильным желанием блевануть…
Два-три глубоких вдоха на некотором расстоянии от благоухающего покойничка позволяют мне прийти в себя.
Я вызываю себя для маленькой проповеди, подходящей к данным обстоятельствам. “Сан-Антонио, сокровище мое, если у тебя бабья натура, бросай службу и занимайся вышиванием…"
А вообще было бы забавно виртуозу обращения с автоматом и “кольтом” с подпиленным стволом закончить жизнь за пяльцами! Я критическим взглядом окидываю моего жмурика.
Прислоненный к дереву, он напоминает негритянский тотем. Ладно, все готово… Черт!
Мой взгляд упал на колеса Блашена… Великолепно начищенные, они блестят в лунном свете! Я испытываю маленькое злорадное удовлетворение от мысли, что большой босс, думающий обо всем, не сообразил, что ботинки человека, прошедшего по траве и земле, не могут так блестеть… Я отхожу немного подальше, беру комок земли и пачкаю его колеса. Я мажу подошвы, набиваю немного земли в дырочки для шнурков… Таким образом мой Одеревенелый становится похожим на большого ходока!
Теперь я могу действовать… Отступаю шагов на десять, вытаскиваю пушку с глушителем, тщательно целюсь поляку между глаз и спускаю курок. Шума не больше, чем от пука зайца. Подхожу оценить работу. В темноте никогда нельзя быть уверенным, что все сделал хорошо, но я доволен своим талантом стрелка… Маслина вошла как раз в то место, куда я целился, и снесла половину котелка… Так что мой пшек стал неузнаваемым… Абсолютно неузнаваемым.
Довольный, я награждаю себя комплиментом… Разумеется, кровь из него не идет, но я хочу, чтобы все выглядело так, будто смерть наступила несколько дней назад, а поскольку в последнее время шло много дождей, никто не удивится отсутствию крови.
Я толкаю Одеревенелого на траву… Еще секунду прислушиваюсь. Вокруг полная тишина. Все хорошо…
Проделываю тот же путь в обратном направлении, перелезаю через забор в том же месте и медленно иду к “опелю”. Он спокойно стоит, прикрытый ветками. Я их снимаю, влезаю в тачку и тихо уезжаю.
Десять минут спустя я еду в сторону деревни…
Проезжая мимо французского поста, замечаю картежников и любителя вина. Все занимаются тем же.
Если бы не стойкий запах дохлятины, я мог бы подумать, что ничего не было…
Ночь безмятежная, как на Рождество. Затягивавшие небо облака разлетелись, и поблескивают звезды.
Я останавливаюсь перед постом. Тот, кто не играет в карты, подходит к машине. У него на рукаве сержантские нашивки.
Принимаю свой самый сладкий вид.
— Видите ли, — объясняю я, — я еду из Штутгарта во Фрайбург. Между Фрейденштадтом и этой деревней есть большое поместье, обнесенное толстой решетчатой загородкой…
Сержанту хочется спать, и он часто моргает глазами.
— Ну и что? — ворчит он.
— Я остановился возле этого поместья справить малую нужду, и мне показалось… Я…
Мое смятение сыграно превосходно, раз в глазах собеседника появляются интерес и нетерпение.
— Да говорите! — ворчит он. Я понижаю голос:
— Я думаю, там…
— Что?
— Поту сторону решетки лежит труп…
— Труп?
— Да… Я… Там так отвратительно пахло… Запах тления! Я чиркнул спичкой, и мне показалось, что на траве в поместье, возле одного из деревьев, лежит труп…
Сержант скребет голову.
— Вам это показалось? — настаивает он.
— Я просто неудачно выразился. Я в этом уверен… Высокий мужчина… часть головы у него снесена. Сержант начинает свистеть — Эй, вы! — кричит он оставшимся в караульном помещении. — Слышали, что случилось? Тут один тип утверждает, что видел труп в поместье Бунксов.
Он возвращается в домик, кивком приглашая меня следовать за ним. Я прищуриваю глаза от света. В помещении сильно пахнет табаком, а еще сильнее — красным вином, запах которого является как бы символом Франции.
Четыре солдата смотрят на меня, сжимая в руках карты, колеблясь между интересом и беспокойством, которое им доставляет мое появление.
— Надо известить лейтенанта, — говорит из них. Сержант соглашается и приказывает:
— Жиру, сбегай за ним!
Потом смотрит на меня с осуждающим видом.
— Если вы ошиблись, я вам не завидую. Лейтенант не любит, когда его беспокоят из-за ерунды.
— Я не ошибся.
Приходит лейтенант. Это вовсе не тот молодой элегантный офицер, какого вы себе представляете при слове “лейтенант”. Нет, этот уже не юноша. Низенький, толстый, из ушей торчат пучки волос.
— Что тут случилось? — рявкает он.
У сержанта от волнения перехватывает дыхание.
— Этот человек утверждает, что нашел труп…
— Ну да, — фыркает лейтенант. Он меряет меня придирчивым взглядом, чтобы понять, не бухой ли я. Еще немного, и попросит дохнуть. — Чей труп? — спрашивает он.
— Мужчины, — отвечаю.
— Француза или немца?
Мною овладевает злость, но я с ней справляюсь… Нельзя забывать, что я должен играть роль, а для этого надо не поддаваться эмоциям.
— Мне это неизвестно, — говорю. — Если у убитого снесено полчерепа, то определить его национальность очень трудно, если только он не негр и не китаец.
— Вы немец? — спрашивает офицер.
— Нет, чему очень рад.
Кажется, мои слова доставили ему невыразимое удовольствие. Он улыбается, что, должно быть, происходит с ним не очень часто.
— Француз?
— Нет, швейцарец.
Он немного насупливается.
— Но у меня много друзей во Франции, — торопливо добавляю я.
— Как вас зовут?
— Жан Нико.
— У вас есть документы?
— Разумеется.
Я протягиваю ему липовые бумаги, которые мне дали в Страсбуре, и он их внимательно изучает. — Вы торговый агент? — спрашивает он.
— Да.
— И где вы нашли тот труп?
— В поместье Бунксов, — отвечает за меня сержант.
— Что вы делали в это время в поместье Бунксов?
— Я был не в, а перед поместьем! Справлял нужду, потому что дольше терпеть не мог.
Повторяю то, что рассказал сержанту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30