Этот аристрократический
кружок, о котором в шутку говорили, что попасть в него труднее,
чем в "Жокей-Клуб", вплоть до 1908 года оказывал благотворное
влияние на судьбы нашего крупного торгового порта. В 1880 году
Оливье Блевинь женился на Марии-Луизе Паком -- младшей дочери
коммерсанта Шарля Пакома (см. соответствующую статью) и после
смерти последнего основал торговую фирму "Паком -- Блевинь и
сын". Вскоре он занялся активной политической деятельностью и
выставил свою кандидатуру на депутатских выборах.
"Страна наша, -- говорил он в своей знаменитой речи, --
тяжело больна: правящий класс не хочет больше держать в своих
руках бразды правления. Но кто же будет их держать, господа,
если те, кто в силу наследственности, воспитания, опыта более
всех пригодны осуществлять власть, отказываются от нее из
смирения или усталости? Я часто говорил: повелевать -- это не
право избранных, это их первоочередной долг. Господа, заклинаю
вас, восстановим принцип власти!"
Избранный депутатом в первый раз 4 октября 1885 года, он с
той поры постоянно переизбирался. Наделенный красноречием, он в
свойственной ему энергичной и резкой манере произнес множество
блестящих речей. Когда разразилась страшная забастовка 1898
года, Блевинь находился в Париже. Он немедленно вернулся в
Бувиль, где стал вдохновителем сопротивления. Он взял на себя
переговоры с забастовщиками. Переговоры эти, задуманные на
основе широкого соглашения, были прерваны из-за стычки в
Жукстебувиле. Как известно, тактичное вмешательство армии
успокоило разгоряченные умы.
Безвременная смерть его сына Октава, который в юном
возрасте поступил в Политехнический институт и из которого отец
хотел сформировать начальника, нанесло Оливье Блевиню жестокий
удар. Так и не оправившись от него, он умер два года спустя, в
феврале 1908 года.
Сборники речей: "Нравственные силы" (1894 г., распродан);
"Право карать" (1900 г., все речи, вошедшие в этот сборник,
были произнесены в связи с делом Дрейфуса; распродан), "Воля"
(1902 г., распродан). После смерти Блевиня последние его речи и
некоторые письма, адресованные близким, были включены в сборник
под названием "Labor improbus"14 (издательство "Плон", 1910
г.). Иконография: существует великолепный портрет Блевиня кисти
Бордюрена в музее Бувиля".
Великолепный портрет -- что ж, согласен. У Оливье Блевиня
были маленькие черные усики, и его желтоватое лицо слегка
напоминало лицо Мориса Барреса. Они несомненно знали друг друга
-- сидели на одних и тех же скамьях. Но оувильский депутат был
лишен небрежной раскованности президента Лиги патриотов. Он был
прямолинеен как дубина и явно выламывался из холста. Глаза его
сверкали -- зрачок был черный, роговица красноватая. Он поджал
свои маленькие мясистые губы и приложил правую руку к груди.
Как долго мне не давал покоя этот портрет! Блевинь казался
мне то слишком крупным, то слишком маленьким. Но сегодня я уже
понимал, в чем дело.
Правду я узнал, листая "Бувильского сатирика". Номер от 6
ноября 1905 года был целиком посвящен Блевиню. Блевинь был
изображен на обложке журнала -- крохотная фигурка, уцепившаяся
за шевелюру отца Комба. Надпись гласила: "Вошь в гриве льва".
Первая же страница все объясняла -- в Оливье Блевине было всего
метр пятьдесят три. Над его ростом издевались, а заслышав его
квакающий голос, вся Палата не раз покатывалась от хохота.
Уверяли, что он носит ботинки с резиновыми каблуками. Зато
мадам Блевинь, урожденная Паком, была здоровенной кобылой. "Вот
уж когда воистину уместно сказать: дал половину, взял вдвойне",
-- писал хроникер.
Метр пятьдесят три! Все ясно. Бордюрен старательно окружил
Блевиня предметами, которые не могли умалить его рост: пуф,
низкое кресло, этажерка с томиками в двенадцатую долю листа,
маленькая персидская ширма. Но сам Блевинь был на полотне
такого же роста, как висевший с ним рядом Жан Парротен, а оба
холста -- одинакового размера. В результате ширма на одном из
них оказалась почти такой же высокой, как громадный стол на
другой, а пуф доставал бы Парротену до плеча. Глаз невольно
сопоставлял оба портрета -- это-то меня и смущало.
А теперь меня разбирал смех: метр пятьдесят три! Если бы я
хотел поговорить с Блевинем, мне пришлось бы наклониться или
согнуть колени. Теперь меня уже не удивляло, почему он так
неукротимо задирал нос, -- судьба людей такого роста всегда
решается в нескольких сантиметрах над их головой.
Удивительная сила искусства! От этого коротышки с
писклявым голосом потомству не останется ничего, кроме грозного
лица, величественного жеста и кровавых бычьих глаз. Студент,
напуганный Коммуной, ничтожный и злобный депутат -- все это
унесла с собой смерть. Но президента "Клуба Друзей Порядка",
глашатая Нравственных сил, обессмертила кисть Бордюрена.
-- Ах, бедный студентик!
Этот сдавленный крик вырвался у дамы в трауре. Под
портретом Октава Блевиня, "сына предыдущего", чья-то
благочестивая рука начертала такие слова:
"Скончался студентом Политехнического института в 1904
году".
-- Скончался! Как сын Аронделя. У него такое умное лицо.
Как, должно быть, горевала его мама! Слишком уж большая
нагрузка в этих знаменитых учебных заведениях. Мозг не отдыхает
даже во время сна. Вообще-то мне нравятся треуголки
политехников, в них есть шик. Кажется, их называют "плюмажи"?
-- Нет, плюмажи -- это только в Сен-Сире.
Я тоже стал рассматривать студента политехникума, который
умер молодым. Достаточно было взглянуть на его восковое лицо и
благонравные усы, чтоб предсказать ему скорую смерть. Впрочем,
он предвидел свою участь: в его устремленных вдаль светлых
глазах читалась какая-то покорность судьбе. Однако он высоко
держал голову: в своей студенческой форме он представлял
французскую армию.
Tu Marcellus eris! Manibus date lilia plenis...(_15)
Сорванная роза, умерший студент-политехник -- что может
быть печальнее?
Я неторопливо шел по длинной галерее, на ходу приветствуя
почтенные лица, выступавшие из темноты: мсье Боссуар,
председатель коммерческого суда; мсье Фаби, председатель
административного совета самоуправления порта Бувиль;
коммерсант мсье Буланж со своим семейством; мэр Бувиля, мсье
Раннекен; уроженец Бувиля мсье де Люсьен -- французский посол в
Соединенных Штатах и поэт; неизвестный в форме префекта,
преподобная Мария-Луиза, начальница Большого Сиротского Приюта;
мсье и мадам Терезон, мсье Тибу-Гурон -- генеральный президент
экспертного совета;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
кружок, о котором в шутку говорили, что попасть в него труднее,
чем в "Жокей-Клуб", вплоть до 1908 года оказывал благотворное
влияние на судьбы нашего крупного торгового порта. В 1880 году
Оливье Блевинь женился на Марии-Луизе Паком -- младшей дочери
коммерсанта Шарля Пакома (см. соответствующую статью) и после
смерти последнего основал торговую фирму "Паком -- Блевинь и
сын". Вскоре он занялся активной политической деятельностью и
выставил свою кандидатуру на депутатских выборах.
"Страна наша, -- говорил он в своей знаменитой речи, --
тяжело больна: правящий класс не хочет больше держать в своих
руках бразды правления. Но кто же будет их держать, господа,
если те, кто в силу наследственности, воспитания, опыта более
всех пригодны осуществлять власть, отказываются от нее из
смирения или усталости? Я часто говорил: повелевать -- это не
право избранных, это их первоочередной долг. Господа, заклинаю
вас, восстановим принцип власти!"
Избранный депутатом в первый раз 4 октября 1885 года, он с
той поры постоянно переизбирался. Наделенный красноречием, он в
свойственной ему энергичной и резкой манере произнес множество
блестящих речей. Когда разразилась страшная забастовка 1898
года, Блевинь находился в Париже. Он немедленно вернулся в
Бувиль, где стал вдохновителем сопротивления. Он взял на себя
переговоры с забастовщиками. Переговоры эти, задуманные на
основе широкого соглашения, были прерваны из-за стычки в
Жукстебувиле. Как известно, тактичное вмешательство армии
успокоило разгоряченные умы.
Безвременная смерть его сына Октава, который в юном
возрасте поступил в Политехнический институт и из которого отец
хотел сформировать начальника, нанесло Оливье Блевиню жестокий
удар. Так и не оправившись от него, он умер два года спустя, в
феврале 1908 года.
Сборники речей: "Нравственные силы" (1894 г., распродан);
"Право карать" (1900 г., все речи, вошедшие в этот сборник,
были произнесены в связи с делом Дрейфуса; распродан), "Воля"
(1902 г., распродан). После смерти Блевиня последние его речи и
некоторые письма, адресованные близким, были включены в сборник
под названием "Labor improbus"14 (издательство "Плон", 1910
г.). Иконография: существует великолепный портрет Блевиня кисти
Бордюрена в музее Бувиля".
Великолепный портрет -- что ж, согласен. У Оливье Блевиня
были маленькие черные усики, и его желтоватое лицо слегка
напоминало лицо Мориса Барреса. Они несомненно знали друг друга
-- сидели на одних и тех же скамьях. Но оувильский депутат был
лишен небрежной раскованности президента Лиги патриотов. Он был
прямолинеен как дубина и явно выламывался из холста. Глаза его
сверкали -- зрачок был черный, роговица красноватая. Он поджал
свои маленькие мясистые губы и приложил правую руку к груди.
Как долго мне не давал покоя этот портрет! Блевинь казался
мне то слишком крупным, то слишком маленьким. Но сегодня я уже
понимал, в чем дело.
Правду я узнал, листая "Бувильского сатирика". Номер от 6
ноября 1905 года был целиком посвящен Блевиню. Блевинь был
изображен на обложке журнала -- крохотная фигурка, уцепившаяся
за шевелюру отца Комба. Надпись гласила: "Вошь в гриве льва".
Первая же страница все объясняла -- в Оливье Блевине было всего
метр пятьдесят три. Над его ростом издевались, а заслышав его
квакающий голос, вся Палата не раз покатывалась от хохота.
Уверяли, что он носит ботинки с резиновыми каблуками. Зато
мадам Блевинь, урожденная Паком, была здоровенной кобылой. "Вот
уж когда воистину уместно сказать: дал половину, взял вдвойне",
-- писал хроникер.
Метр пятьдесят три! Все ясно. Бордюрен старательно окружил
Блевиня предметами, которые не могли умалить его рост: пуф,
низкое кресло, этажерка с томиками в двенадцатую долю листа,
маленькая персидская ширма. Но сам Блевинь был на полотне
такого же роста, как висевший с ним рядом Жан Парротен, а оба
холста -- одинакового размера. В результате ширма на одном из
них оказалась почти такой же высокой, как громадный стол на
другой, а пуф доставал бы Парротену до плеча. Глаз невольно
сопоставлял оба портрета -- это-то меня и смущало.
А теперь меня разбирал смех: метр пятьдесят три! Если бы я
хотел поговорить с Блевинем, мне пришлось бы наклониться или
согнуть колени. Теперь меня уже не удивляло, почему он так
неукротимо задирал нос, -- судьба людей такого роста всегда
решается в нескольких сантиметрах над их головой.
Удивительная сила искусства! От этого коротышки с
писклявым голосом потомству не останется ничего, кроме грозного
лица, величественного жеста и кровавых бычьих глаз. Студент,
напуганный Коммуной, ничтожный и злобный депутат -- все это
унесла с собой смерть. Но президента "Клуба Друзей Порядка",
глашатая Нравственных сил, обессмертила кисть Бордюрена.
-- Ах, бедный студентик!
Этот сдавленный крик вырвался у дамы в трауре. Под
портретом Октава Блевиня, "сына предыдущего", чья-то
благочестивая рука начертала такие слова:
"Скончался студентом Политехнического института в 1904
году".
-- Скончался! Как сын Аронделя. У него такое умное лицо.
Как, должно быть, горевала его мама! Слишком уж большая
нагрузка в этих знаменитых учебных заведениях. Мозг не отдыхает
даже во время сна. Вообще-то мне нравятся треуголки
политехников, в них есть шик. Кажется, их называют "плюмажи"?
-- Нет, плюмажи -- это только в Сен-Сире.
Я тоже стал рассматривать студента политехникума, который
умер молодым. Достаточно было взглянуть на его восковое лицо и
благонравные усы, чтоб предсказать ему скорую смерть. Впрочем,
он предвидел свою участь: в его устремленных вдаль светлых
глазах читалась какая-то покорность судьбе. Однако он высоко
держал голову: в своей студенческой форме он представлял
французскую армию.
Tu Marcellus eris! Manibus date lilia plenis...(_15)
Сорванная роза, умерший студент-политехник -- что может
быть печальнее?
Я неторопливо шел по длинной галерее, на ходу приветствуя
почтенные лица, выступавшие из темноты: мсье Боссуар,
председатель коммерческого суда; мсье Фаби, председатель
административного совета самоуправления порта Бувиль;
коммерсант мсье Буланж со своим семейством; мэр Бувиля, мсье
Раннекен; уроженец Бувиля мсье де Люсьен -- французский посол в
Соединенных Штатах и поэт; неизвестный в форме префекта,
преподобная Мария-Луиза, начальница Большого Сиротского Приюта;
мсье и мадам Терезон, мсье Тибу-Гурон -- генеральный президент
экспертного совета;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66