- Как не быть, друг мой. Отменное, мульдемарское.
Герцог подал флягу понтифику, и тот стал пить жадно, будто воду, даже не
стараясь распробовать букет.
Тени сгущались, и одна из малых лун показалась над горизонтом.
- Ваше величество, не угодно ли спуститься? - позвал археолог ВоСимифон,
и Валентин последовал за ним вниз.
Пролом в стене расширили, и в святилище можно стало пройти. Магадоне
Самбиса дрожащей рукой вручила Валентину фонарик.
- Я вынуждена просить ваше величество ничего там не трогать. Вы,
безусловно, имеете привилегию войти туда первым, но не забывайте,
пожалуйста, что это научная экспедиция. Мы должны заснять все в первозданном
виде, прежде чем тронуть что-то хоть пальцем.
- Я понимаю, - заверил Валентин.
Он осторожно переступил через каменную кромку и вошел.
Пол святилища был выложен гладким блестящим камнем, возможно, розовым
кварцем. На нем лежал тонкий слой пыли. По этому полу никто не ходил
двадцать тысяч лет, подумал Валентин. А человеческая нога здесь вообще не
ступала.
Он подошел к черному постаменту в середине и посветил на него фонариком.
Да, это опал с рубиновыми жилами - камень Конфалюмского трона. На его
блестящей поверхности, лишь едва тронутой пылью, лежала тонкая золотая
пластина с затейливыми пыориварскими иероглифами, украшенная кабошонами
берилла, сердолика и ляпис-лазури. Точно в ее середине, бок о бок, лежали
два длинных продолговатых предмета, похожие на кинжалы из белого камня.
Валентина пронзил благоговейный трепет. Он знал, что это такое.
- Ваше величество! Ваше величество! - позвала Магадоне Самбиса. -
Пожалуйста, скажите нам - что вы видите?
Но Валентин не ответил, как будто и не слышал. Он погрузился в
воспоминания. Это было восемь лет назад, в решающий час войны с /."ab -f ,(.
Тогда он держал в руке такую же вещь и чувствовал ее странную прохладу,
под которой ощущался раскаленный стержень, и слышал идущую из нее тихую
музыку, от которой кружилась голова.
То был зуб морского дракона. Его таинственная власть связала Валентина с
разумом дракона Маазмоорна, водяного царя далекого Внутреннего Моря. Это
Маазмоорн помог Валентину убить на расстоянии вождя повстанцев Фараатаа и
прекратить затянувшийся мятеж.
Кому же принадлежат зубы, лежащие здесь?
Валентин, кажется, уже понял, кому. Это Храм Крушения, алтарь Кощунства.
Когда-то недалеко отсюда, на платформах из голубого камня, были убиты двое
водяных царей. Это не миф. Это было в действительности. Валентин не со
мневался в этом, ибо Маазмоорн показал ему это событие как нельзя более
ясно. Он знал даже имена убитых царей: одного звали Низнорн, другого
Домситор. Один зуб, вероятно, взят у Низнорна, другой у Домситора.
Двадцать тысяч лет.
- Ваше величество! Ваше величество!
- Минуту, - словно с другого конца света ответил Валентин.
Он взял левый зуб, стиснул его в руке и зашипел, когда леденящий холод
обжег ладонь. Закрыл глаза и позволил волшебной силе овладеть его разумом. И
дух его полетел вдаль, на встречу с морским драконом - то ли с Маазморном,
то ли с кем-то другим из этих гигантских существ. Все это время ему слышался
колокольный звон, призывная музыка драконова разума.
И вот перед Валентином предстала картина жертвоприношения двух водяных
царей, известного как Кощунство.
Валентин знал еще с прошлой своей встречи с Маазморном, что это название
неверное. Не было никакого кощунства. Жертва была добровольной - таким
образом морские драконы доказали миру свою веру в Сущего, величайшую из всех
сил во вселенной.
Именно с этой целью драконы отдались в руки жителей древнего Велализьера.
Сами велализьерцы, возможно, и понимали, что они делают, но жители далеких
провинций этого знать не могли, поэтому происшедшее нарекли Кощунством.
Последний Царь Велализьера был предан смерти, Седьмая пирамида снесена, весь
город разрушен и проклят навеки. Но коснуться священных зубов никто не
посмел.
Валентин, держа зуб, еще раз увидел, как происходило жертвоприношение.
Морские драконы и не думали корчиться от ярости в своих путах, как
привиделось ему в кошмарном сне. Церемония приношения в дар живой плоти шла
благостно и торжественно. Когда же сверкнули ножи, и громадные существа
умерли, и их темные тела были преданы сожжению, волна торжествующей гармонии
достигла границ вселенной.
Валентин положил зуб на место и взял другой, сжал его в руке и отдался
его власти.
На сей раз музыка была менее стройной, и он увидел перед собой человека
средних лет, в старинных одеждах, выдающих сан понтифика. Он шел при свете
дымного, мерцающего факела по тому самому проходу, что вел в комнату, где
толпились теперь археологи Магадоне Самбисы. Валентин смотрел, как этот
понтифик былых времен подходит к белой, незапятнанной стене святилища, как
прижимает к ней ладонь и толкает ее, точно надеясь пройти сквозь камень. А
после, отвернувшись, делает знак рабочим с кирками и заступами.
Тогда из мрака возник метаморф, длинный, тощий и угрюмый, сделал
скользящий шаг вперед и вогнал свой нож снизу вверх прямо в сердце человека
в расшитых одеждах понтифика.
- Ваше величество, прошу вас!
Голос Магадоне Самбисы, исполненный муки.
- Да, - отозвался Валентин голосом человека, грезящего наяву. - Иду.
Довольно с него видений. Он положил фонарик на пол, направив его к
пролому в стене, чтобы осветить себе путь, и взял драконьи зубы. Держа их на
ладонях, чтобы не подпасть под влияние их чар, он двинулся к выходу.
Магадоне Самбиса смотрела на него с ужасом.
- Я же просила, ваше величество, ничего не трогать в святилище, ничего не
тревожить...
- Да. Я знаю. Но вам придется простить меня.
Археологи поспешно расступились перед ним, когда он направился к выходу
(' подземелья. Все взоры были прикованы к предметам, лежащим на ладонях
Валентина.
- Приведи сюда киванивода, - тихо приказал он Аарисииму. Дневной свет
почти угас, и руины стали еще таинственнее, как всегда по ночам, когда
лунный свет танцует на древних камнях.
Охранник поспешно удалился. Валентин не хотел допускать киванивода к
святилищу, пока ломали стену, и Торккинууминаада, несмотря на его громкие
протесты, оставили в лагере археологов под охраной других телохранителей
Валентина. Теперь двое огромных волосатых скандаров привели его к пирамиде,
держа за руки.
Шаман испускал гнев и ненависть, как болото испускает черный газ. И
Валентин, глядя в его узкое зеленое лицо, ощутил мощную волну древней магии,
зародившуюся в те времена, когда Маджипур был юным и метаморфы одни, никем
не тревожимые, бродили по огромной, полной чудес планете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20