Этим утром, еще до вашего прихода, я понял роль Ольги, потом заметил вас в Рембле переходящим от двери к двери и понял, что вы скоро доберетесь до нее. У меня было перед вами преимущество во времени… Пока вы расспрашивали людей, я мог бы позвонить в дверь, ведущую в апартаменты с улочки…
– Думаете, что этого было бы достаточно?
– Заметьте, что даже располагая свидетельством Ольги, вам не в чем обвинить меня. Учитывая презумпцию невиновности, ни один суд присяжных не вынес бы обвинительного приговора в отношении человека в моем положении. Я только хочу, чтобы вы поняли, что я еще могу высоко держать голову, продолжать игру и выйти из этой ситуации если не с почестями, то уж по крайней мере человеком свободным.
Его взгляд, казалось, ласкал все, что их окружало, и в нем не было никакой иронии.
– Единственно… – начал он.
– Единственно, – прервал его Мегрэ, – вам пришлось бы продолжить список. И вы бы начали это, не так ли? Но, даже поспешив, вы бы все равно не успели. Есть кое-что, о чем вы забыли. Существует некая личность. Во всем остальном вы действовали один. Но маленькая деталь вынудила вас просить о помощи третье лицо…
Нахмурив брови, доктор задумался, словно решая некое уравнение.
– Открытка… – шепнул, подсказывая ему, комиссар. – Открытка, которую необходимо было отправить из Парижа, самому туда не выезжая. И завтра я сделаю так, что вашу тещу вызовут в мой кабинет на набережной Орфевр и будут допрашивать несколько часов, если понадобится… Вы понимаете? Кончится тем, что она заговорит…
– Может быть.
– Учтите, что меня в этом деле удивляет только одна маленькая деталь. Как у вас под рукой оказалась открытка с видом Парижа? Я прошелся по книжным магазинам городка, но ничего подобного здесь не обнаружил.
Доктор пожал плечами, приподнялся и достал что-то из ящика стола.
– Как видите, мне это не составило большого труда. Должно быть, я когда-то случайно купил открытки у нищего или лотошника. Они годами лежали у меня в столе.
– Он протянул Мегрэ конверт, в котором находилось штук двадцать открыток, совершенно обыкновенный фото-открыток, а на конверте надпись: «Крупнейшие города Франции».
– Никогда не думал, что вы умеете так ловко подделывать почерк.
– А я его и не подделывал.
Мегрэ быстро поднял голову и посмотрел на доктора удивленно, даже с некоторым восхищением.
– Вы хотите сказать…
– Что он это написал сам.
– Под вашу диктовку?
Доктор пожал плечами с таким видом, как будто говорил, что это было бы слишком просто.
Почти в тот же миг он насторожился, подал знак Мегрэ, чтобы тот не шумел. Почти на цыпочках направился к Двери, выходящей в коридор, и распахнул ее.
Там стояла сконфуженная горничная. Беллами притворился, будто поверил, что она только что подошла.
– Вы что-то хотели, Жанна?
Мегрэ наконец увидел ее. Это была худая, плоскогрудая девица с тощими ногами, неправильными чертами лица и испорченными зубами.
– Я думала, что вы сидите за столом в столовой, и решила заняться уборкой.
– Я предпочел бы, Жанна, чтобы вы пошли убрать кабинет для консультаций. Вот ключ. – Закрыв за ней дверь, доктор вздохнул: – Вот эту я бы убивать не стал.
Не было бы необходимости. Вы поняли? Я знаю, что она думает. Но не знаю, о чем догадывается. Однако убей я половину города, будь я самым отвратительным чудовищем, вы бы не вырвали у нее ни одного слова против меня.
Прошло некоторое время, и доктор добавил:
– Эта меня любит. Любит смиренно, непримиримо, без всякой надежды на взаимность. Ее подогревает моя любовь к Одетте.
Она любила доктора, и это было еще одним проявлением ее любви и ревности к его жене, к своей хозяйке.
Продолжал ли доктор предугадывать мысли комиссара? Однако он сказал:
– Вы ошибаетесь, это не она…
Немного выждав, он с глухой грустью сообщил:
– Это моя мать! И она тоже меня любит, по крайней мере я это предполагаю, поскольку она тоже меня ревнует, как я не ревновал свою жену. А сейчас вы задаете себе вопрос, откуда я все узнал про Одетту, так ведь?
Это просто и глупо одновременно. В будуаре моей жены стоит маленький столик в стиле Людовика XV из розового дерева. На столике – письменные принадлежности и бювар. Однако, должен вам сказать, никто не испытывал такого отвращения к писанию писем, как она.
Я часто над этим подшучивал, и сам вынужден был отписываться нашим редким друзьям, чтобы принять или отказаться от приглашения. И вот однажды утром, когда Одетта была в саду, моя мать посмотрела на бювар. «Кажется, Одетта изменила своим привычкам», – сказала она мне. Промокательная бумага вся была покрыта следами чернил, как будто писали много писем. Как видите, все довольно глупо и просто. Продумывают все, но забывают о мелочах такого рода.
Теперь мне все это кажется давным-давно прошедшим, хотя минуло лишь две недели, как все обнаружилось.
– Вы нашли письма?
– Конечно нашел. Нашел там, куда их обычно прячут все женщины, – в белье.
– В них Эмиль писал об отъезде?
– В последнем письме излагались все детали побега.
– И вы ничего ей не сказали?
– Я даже виду не подал.
– Вы, кажется, должны были в этот день отправиться на обед к супрефекту?
– Да, чисто мужской обед, в смокингах.
– И вы туда пошли?
– Да, я изобразил присутствие на нем.
– Предварительно приведя жену в состояние, в котором она не могла покинуть дом.
– Совершенно верно. Под предлогом того, что она выглядит слишком усталой, что, собственно, соответствовало истине, я ввел ей сильное снотворное. Потом уложил спать и запер в спальню.
– Сами же отправились на свидание.
– Я вышел в указанное в письме время. Открыл дверь в комнате ожидания, которую вы видели, ту, что выходит на улочку. У стены заметил стоявшего в ожидании парня. Увидев меня, он задрожал. Я подумал было, что он бросится бежать и мне придется гнаться за ним.
– Вы заставили его подняться в кабинет для консультаций?
– Да. Кажется, я ему просто сказал: «Не желаете ли подняться со мной на пару минут? Моя жена плохо себя чувствует и не может сегодня последовать за вами».
Мегрэ очень живо представил себе двоих мужчин в полумраке улицы, Эмиля с чемоданом в руке и двумя билетами до Парижа, дрожащего как осиновый лист.
– Почему вы заставили его подняться?
Доктор посмотрел на Мегрэ с удивлением, точно человек, равный ему, вдруг сморозил глупость.
– Не мог же я сделать этого на улице.
– Вы уже тогда все решили?
Доктор замер.
– Все было просто, как вы понимаете. И даже много проще, чем об этом думают.
– Жалости вы не испытывали?
– Об этом я как-то не думал. Меня и теперь это слово шокирует.
– Однако он ее любил…
– Вовсе нет. – И доктор, не дрогнув, взглянул в глаза комиссару. – Если вы так говорите, то ничего не поняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Думаете, что этого было бы достаточно?
– Заметьте, что даже располагая свидетельством Ольги, вам не в чем обвинить меня. Учитывая презумпцию невиновности, ни один суд присяжных не вынес бы обвинительного приговора в отношении человека в моем положении. Я только хочу, чтобы вы поняли, что я еще могу высоко держать голову, продолжать игру и выйти из этой ситуации если не с почестями, то уж по крайней мере человеком свободным.
Его взгляд, казалось, ласкал все, что их окружало, и в нем не было никакой иронии.
– Единственно… – начал он.
– Единственно, – прервал его Мегрэ, – вам пришлось бы продолжить список. И вы бы начали это, не так ли? Но, даже поспешив, вы бы все равно не успели. Есть кое-что, о чем вы забыли. Существует некая личность. Во всем остальном вы действовали один. Но маленькая деталь вынудила вас просить о помощи третье лицо…
Нахмурив брови, доктор задумался, словно решая некое уравнение.
– Открытка… – шепнул, подсказывая ему, комиссар. – Открытка, которую необходимо было отправить из Парижа, самому туда не выезжая. И завтра я сделаю так, что вашу тещу вызовут в мой кабинет на набережной Орфевр и будут допрашивать несколько часов, если понадобится… Вы понимаете? Кончится тем, что она заговорит…
– Может быть.
– Учтите, что меня в этом деле удивляет только одна маленькая деталь. Как у вас под рукой оказалась открытка с видом Парижа? Я прошелся по книжным магазинам городка, но ничего подобного здесь не обнаружил.
Доктор пожал плечами, приподнялся и достал что-то из ящика стола.
– Как видите, мне это не составило большого труда. Должно быть, я когда-то случайно купил открытки у нищего или лотошника. Они годами лежали у меня в столе.
– Он протянул Мегрэ конверт, в котором находилось штук двадцать открыток, совершенно обыкновенный фото-открыток, а на конверте надпись: «Крупнейшие города Франции».
– Никогда не думал, что вы умеете так ловко подделывать почерк.
– А я его и не подделывал.
Мегрэ быстро поднял голову и посмотрел на доктора удивленно, даже с некоторым восхищением.
– Вы хотите сказать…
– Что он это написал сам.
– Под вашу диктовку?
Доктор пожал плечами с таким видом, как будто говорил, что это было бы слишком просто.
Почти в тот же миг он насторожился, подал знак Мегрэ, чтобы тот не шумел. Почти на цыпочках направился к Двери, выходящей в коридор, и распахнул ее.
Там стояла сконфуженная горничная. Беллами притворился, будто поверил, что она только что подошла.
– Вы что-то хотели, Жанна?
Мегрэ наконец увидел ее. Это была худая, плоскогрудая девица с тощими ногами, неправильными чертами лица и испорченными зубами.
– Я думала, что вы сидите за столом в столовой, и решила заняться уборкой.
– Я предпочел бы, Жанна, чтобы вы пошли убрать кабинет для консультаций. Вот ключ. – Закрыв за ней дверь, доктор вздохнул: – Вот эту я бы убивать не стал.
Не было бы необходимости. Вы поняли? Я знаю, что она думает. Но не знаю, о чем догадывается. Однако убей я половину города, будь я самым отвратительным чудовищем, вы бы не вырвали у нее ни одного слова против меня.
Прошло некоторое время, и доктор добавил:
– Эта меня любит. Любит смиренно, непримиримо, без всякой надежды на взаимность. Ее подогревает моя любовь к Одетте.
Она любила доктора, и это было еще одним проявлением ее любви и ревности к его жене, к своей хозяйке.
Продолжал ли доктор предугадывать мысли комиссара? Однако он сказал:
– Вы ошибаетесь, это не она…
Немного выждав, он с глухой грустью сообщил:
– Это моя мать! И она тоже меня любит, по крайней мере я это предполагаю, поскольку она тоже меня ревнует, как я не ревновал свою жену. А сейчас вы задаете себе вопрос, откуда я все узнал про Одетту, так ведь?
Это просто и глупо одновременно. В будуаре моей жены стоит маленький столик в стиле Людовика XV из розового дерева. На столике – письменные принадлежности и бювар. Однако, должен вам сказать, никто не испытывал такого отвращения к писанию писем, как она.
Я часто над этим подшучивал, и сам вынужден был отписываться нашим редким друзьям, чтобы принять или отказаться от приглашения. И вот однажды утром, когда Одетта была в саду, моя мать посмотрела на бювар. «Кажется, Одетта изменила своим привычкам», – сказала она мне. Промокательная бумага вся была покрыта следами чернил, как будто писали много писем. Как видите, все довольно глупо и просто. Продумывают все, но забывают о мелочах такого рода.
Теперь мне все это кажется давным-давно прошедшим, хотя минуло лишь две недели, как все обнаружилось.
– Вы нашли письма?
– Конечно нашел. Нашел там, куда их обычно прячут все женщины, – в белье.
– В них Эмиль писал об отъезде?
– В последнем письме излагались все детали побега.
– И вы ничего ей не сказали?
– Я даже виду не подал.
– Вы, кажется, должны были в этот день отправиться на обед к супрефекту?
– Да, чисто мужской обед, в смокингах.
– И вы туда пошли?
– Да, я изобразил присутствие на нем.
– Предварительно приведя жену в состояние, в котором она не могла покинуть дом.
– Совершенно верно. Под предлогом того, что она выглядит слишком усталой, что, собственно, соответствовало истине, я ввел ей сильное снотворное. Потом уложил спать и запер в спальню.
– Сами же отправились на свидание.
– Я вышел в указанное в письме время. Открыл дверь в комнате ожидания, которую вы видели, ту, что выходит на улочку. У стены заметил стоявшего в ожидании парня. Увидев меня, он задрожал. Я подумал было, что он бросится бежать и мне придется гнаться за ним.
– Вы заставили его подняться в кабинет для консультаций?
– Да. Кажется, я ему просто сказал: «Не желаете ли подняться со мной на пару минут? Моя жена плохо себя чувствует и не может сегодня последовать за вами».
Мегрэ очень живо представил себе двоих мужчин в полумраке улицы, Эмиля с чемоданом в руке и двумя билетами до Парижа, дрожащего как осиновый лист.
– Почему вы заставили его подняться?
Доктор посмотрел на Мегрэ с удивлением, точно человек, равный ему, вдруг сморозил глупость.
– Не мог же я сделать этого на улице.
– Вы уже тогда все решили?
Доктор замер.
– Все было просто, как вы понимаете. И даже много проще, чем об этом думают.
– Жалости вы не испытывали?
– Об этом я как-то не думал. Меня и теперь это слово шокирует.
– Однако он ее любил…
– Вовсе нет. – И доктор, не дрогнув, взглянул в глаза комиссару. – Если вы так говорите, то ничего не поняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38