Заказав новую порцию пива, Мишель продолжал рассказывать:
— Он испытывает потребность исповедоваться мне в вещах, о которых другой предпочел бы умолчать. Подчас мне даже неловко. Он ненавидит молодых людей без размаха, папеньких сынков, застенчивых и подлых. Он настолько их презирает, что даже не испытывает к ним отвращения. Вот что он мне рассказал. Большую часть времени в Убанги ему приходилось разъезжать из одной фактории в другую. Я видел фотографии. Это все маленькие строения посреди поляны: магазин, сарай, комната, помещение, служащее салоном и столовой. Белому человеку приходится там жить иногда целый год и дольше, совсем одному, не видя ни одного европейца. Некоторые привозят туда жен.
Так вот… Однажды в одной фактории Фершо обнаружил настоящий салон, перенесенный из пригородной виллы, — с пианино, безделушками, кружевными занавесками, фотографиями в рамках, диваном, шелковой подушкой с золотыми пуговицами и аппликацией на ней из обрезков ткани, изображающей черного кота. Я словно вижу, как он входит, принюхивается, прохаживается стуча деревяшкой, как с подобострастным видом вьется вокруг него служащий, как хорошенькая разодетая жена хозяина склоняется перед ним. Патрона окружают улыбками и заботами.
Но он уже раскусил их. Он знает, чего они хотят. Муж явно стремится сыграть на соблазнительной внешности жены. И вот она уже наклоняется перед ним, демонстрируя свои груди.
По окончании трапезы его настойчиво приглашают заночевать в доме.
«Ну, пожалуйста, — настаивают они. — Мы уложим вас в комнате, вы хоть раз поспите в настоящей кровати». — «А вы?» — «Мы устроимся на веранде…»
Тогда он направляется к двери в комнату. Раз те настаивают, он согласен. Но перед тем как войти, оборачивается к молодой женщине. «Пошли!» — произносит он самым естественным тоном.
Муж и жена переглядываются. Она не знает, что делать. Оба спрашивают себя: не пошутил ли он? «В чем дело?.. Разве вы не хотите переспать со мной?»
— Твой Фершо омерзителен! — воскликнула Лина. — Надеюсь, она не пошла, а ее муж…
— Ничуть не омерзителен. Я вообще убежден, что он предпочел бы свою обычную негритянку.
— Не хочешь ли ты сказать, что эта женщина…
— Вот именно, малышка! Вот именно! На другой день, вместо того чтобы пообещать мужу продвижение, на которое тот рассчитывал, Фершо проводит обстоятельную ревизию и удерживает у того из зарплаты несколько сот франков за дурное ведение приходо-расходных книг и плохое управление магазином.
— И ты смеешь утверждать, что одобряешь это?
— Я…
Он не закончил фразы. В открывшейся двери возник мужчина в плотном черном пальто с шарфом на шее и в вышедшей из моды шляпе. Не обращая внимания на разглядывавших его людей, он явно кого-то высматривал.
Первым желанием Мишеля было улечься на скамейке, чтобы его не заметили. Но затем ничего не понимавшая Лина удивилась, увидев, как он нерешительно поднялся из-за стола и пошел навстречу незнакомцу.
Они оба стояли. Фершо оказался всего лишь худым, уже старым мужчиной, одетым хуже любого клиента, с палкой в руке. Мишель оживленно о чем-то говорил ему, полуобернувшись в сторону Лины, так, что его собеседник стал внимательнее ее разглядывать.
Неужели Мишель станет утверждать, что находится тут со случайно встреченной женщиной? Лина не исключала этого. Она ждала, нахмурив лоб. Из-за только что рассказанной истории ей хотелось придать лицу презрительное выражение.
Что они там обсуждали? Что решали? Почему Фершо был так скуп на слова, в то время как Мишель говорил с растущим оживлением?
Наконец мужчина с деревянной ногой пересек кафе, направляясь к Лине, остановился перед ней и снял шляпу.
На висках у него были капельки пота.
— Добрый вечер, мадам.
Мишель счел нужным его представить:
— Господин Дьедонне Фершо.
— Вы позволите?
Он присел, нажав какой-то рычаг на ноге, чтобы она согнулась.
— Я за вашим мужем. Нам необходимо этой же ночью уехать на некоторое время. Вы ведь тоже были в Вере?
— Да, мсье. Мы женаты только пять месяцев и…
Она собиралась сказать, что не оставит мужа, что не позволит ему…
— Надеюсь, вы не откажетесь поехать вместе с нами?
Глаза Мишеля загорелись от радости и гордости. Они как бы говорили: «Вот видишь! Он совсем не такой, как ты думала. Отныне ты будешь вместе с нами».
Испытывая отвращение к себе за то, что не проявила характер, она ответила любезным тоном, которому была научена:
— Я согласна. И благодарю вас.
Но ее насупленный вид как бы говорил, что она осталась при своем мнении.
7
Из глубокого, наполненного страхами сна его вывел — он быстро это понял — шум разжигаемой печи. Как в детстве, это происходило внизу, как раз под ним.
Кто-то шаркал там стоптанной обувью, но не по паркету, а по кафелю. И тотчас возникал образ усталой, еще не проснувшейся женщины, кочергой выгребавшей вчерашнюю золу, затем шорох смятой бумаги и треск щепы для растопки. Он мог поклясться, что видит, как вьется дымок из печной дверцы, и даже слышит его характерный запах. Тем временем женщина — как обычно в таких случаях — стала молоть кофе, останавливаясь только для того, чтобы с грохотом подбросить угли в уже занявшийся огонь.
Где он находится? Не в силах сразу проснуться, Мишель ощутил прижавшееся к нему бедро Лины; прислушиваясь к тому, как бьется его сердце и не слыша дыхания жены, прошептал:
— Ты не спишь?
И не сразу сообразил, насколько комично прозвучал ее ответ:
— Нет. А ты?
Их наверняка разбудил один и тот же шум, и теперь они оба, разомкнув веки, смотрели, как по потолку ритмично пробегает и исчезает пучок тусклого света.
Они сознавали, что Фершо находится совсем рядом, его постель стояла у той же стены. Кто знает, не разбудил ли и его все тот же шум, производимый расхаживавшей взад и вперед г-жой Снук?
— Ты спал? — тихо спросила Лина, так тих», что Мишель скорее угадал, чем услышал ее слова.
— Плохо.
— А я не знаю, спала ли вообще.
Грохот соседнего порта смешивался с их ночными кошмарами. Снявшееся ночью с якоря судно испускало раздирающие душу гудки, похожие на громкие жалобы испытывающего ужасную боль существа. Ближе к ним, на набережной, кто-то второй час пытался завести грузовик. До них доносился запах выхлопных газов. Они лежали в ожидании, когда мотор застучит равномерно, но звук обрывался, словно встав поперек горла, слышались проклятья мужчин, при свете слабого фонаря крутящих заводную ручку и в ярости жмущих на газ. Весь этот шум сопровождался размеренным морским прибоем.
— Ты думаешь, мы останемся здесь?
— Он так сказал.
Им было трудно догадаться, о чем каждый из них думает. Лежала ли Лина тоже с открытыми глазами?
Пыталась ли снова уснуть? Судя по их непрошедшей усталости, было только четыре или пять утра, не больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69