Но что скажет ее отец? Смирится ли он, как подобает человеку благоразумному, с позолоченным позором? Или решит, что нужно всем показать свое нравственное возмущение и родительское отчаяние? Боюсь, что последнее более вероятно. Он всегда был слишком требователен и строг в подобных вещах, чтобы смотреть на них сквозь пальцы. Но к чему может привести его гнев? Я останусь в стороне, а те, кого он сочтет виноватым, даже не обратят внимания на обиду какого-то провинциала пуританина. И, в конце концов, я ведь стараюсь-то для него самого, для его дочери, ну и, разумеется, в первую очередь для себя, Эдуарда Кристиана».
Такими низкими и лицемерными оправданиями старался этот негодяй заглушить в себе угрызения совести, намереваясь опозорить семью своего друга и погубить вверенную его попечению племянницу. Подобные ему люди встречаются не слишком часто, и дошел он до такой бесчувственности и подлого эгоизма не совсем обычным путем.
Эдуард Кристиан, как читателю уже известно, был родным братом Уильяма Кристиана, главного исполнителя замысла подчинить остров Мэн республике, который и был за то казнен по повелению графини Дерби. Оба брата воспитывались в строго пуританском духе, но Уильям затем стал военным, и это несколько смягчило строгость его религиозных воззрений. Эдуард же, избравший образ жизни частного лица, казалось, не отступал ни на шаг от своих догм. Но это была одна видимость. Под личиною суровой набожности, доставлявшей ему большое уважение и влияние среди партии умеренных, как им нравилось себя именовать, скрывался развратник, и, предаваясь своим порокам тайно, он вдвойне ими наслаждался — запретный плод всегда сладок. Поэтому, пока мнимое благочестие увеличивало его мирскую славу, тайные наслаждения вознаграждали его за внешний аскетизм. Однако восшествие на престол Карла II и предпринятые графиней неистовые гонения против его брата положили конец и тому и другому. Эдуард бежал с родного острова, пылая жаждою мщения за смерть брата; это было единственное из всех ведомых ему чувств, которое не имело прямого отношения к его собственной особе; впрочем, оно тоже было, по крайней мере отчасти, эгоистичным, поскольку он стремился восстановить былое положение семьи.
Эдуард легко нашел доступ к Вильерсу, герцогу Бакингему, который имел притязания на графство Дерби, пожалованное некогда парламентом его знаменитому тестю, лорду Фэрфаксу. Герцог пользовался большим влиянием при дворе Карла, где удачная шутка часто значила и стоила больше, чем долгая и безупречная служба, и ему без особого труда удалось еще более унизить столь преданный королю и столь дурно за это награжденный род Дерби. Но не в характере Бакингема было, даже во имя собственных интересов, неуклонно проводить одну и ту же политику, подсказанную ему Кристианом, и, очевидно, его легкомыслие спасало остатки некогда огромных владений графа Дерби.
Однако Кристиан был слишком полезным сторонником, чтобы отказываться от его услуг. Он не скрывал своих безнравственных наклонностей от Бакингема и ему подобных, но умел весьма искусно прятать их от многочисленной и сильной партии, к которой принадлежал сам, неизменно сохраняя серьезный и достойный вид. Впрочем, двор в те времена был настолько далеким от города и чуждым ему, что один и тот же человек с успехом мог играть в этих двух различных сферах совершенно противоположные роли и не бояться, что его двойственность может быть разоблачена. Да и, кроме того, если человек талантливый выказывает себя полезным приверженцем какой-либо партии, она будет защищать его и дорожить им, как бы его поведение ни противоречило ее собственным правилам. В подобных случаях некоторые поступки отрицаются, другие истолковываются в благоприятном смысле, а преданность партии искупает столько же пороков, сколько и широкая благотворительность.
Эдуард Кристиан часто нуждался в снисхождении своих друзей; но оно всегда ему оказывалось, ибо он был на редкость полезным человеком. Бакингем и другие ему подобные придворные, несмотря на распущенность нравов, стремились сохранить связь с диссидентами, или, как они именовали себя, пуританами, чтобы иметь лишний козырь в борьбе со своими противниками при дворе. Кристиан был незаменим в интригах такого рода, и одно время ему почти удалось установить полное взаимное понимание между сторонниками строжайшей нравственности и фанатичной религиозности и самыми развратными вольнодумцами при дворе.
Среди многих превратностей жизни, протекавшей в беспрерывных интригах, Кристиану пришлось даже, во имя честолюбивых замыслов Бакингема и своих собственных, не раз пересекать Атлантический океан, но никогда, как хвастливо утверждал он сам, он не терял из виду главной своей цели: мщения графине Дерби. Эдуард ни на день не прекращал самую тесную связь с родным островом, чтобы всегда знать, что там происходит, и при каждом удобном случае разжигал в Бакингеме жажду овладеть этим маленьким королевством, внушая ему, что нынешний повелитель острова должен быть формально лишен своих суверенных прав. Для него не составляло большого труда постоянно подстрекать честолюбие своего патрона, ибо мысль сделаться в некотором роде государем, хоть и на небольшом островке, весьма будоражила необузданное воображение герцога. Подобно Каталине, он столь же завистливо смотрел на чужие владения, сколь легко и беззаботно проматывал свои.
Но замыслы Кристиана начали близиться к осуществлению только после «разоблачения» заговора папистов. К этому времени доверчивый народ английский до того возненавидел католиков, что нелепые доносы самых подлых представителей рода человеческого — осведомителей, тюремного отребья, подонков от позорного столба — принимались с готовностью и верою.
Кристиан не преминул воспользоваться столь благоприятной для него минутой. Он свел тесную дружбу с Бриджнортом, с которым, впрочем, никогда не прерывал отношений, и нашел в нем верного сторонника всех своих замыслов, убедив шурина, что они основаны на чести и любви к отечеству. Но теша Бриджнорта надеждой на коренные преобразования в государстве — пресечение процветающего при дворе распутства и установление свободы вероисповедания для диссидентов, сейчас полных страха перед карательными законами, — словом, на исправление вопиющих несправедливостей того времени, — и обещая ему в будущем месть графине Дерби и унижение рода Певерилов, которые в свое время нанесли майору оскорбление, Кристиан не забывал и о себе — нужно было постараться извлечь личную выгоду из слепой доверчивости своего родственника.
Необыкновенная красота Алисы Бриджнорт и немалое состояние, нажитое майором за долгие годы умеренной и бережливой жизни, делали ее весьма выгодной невестой для какого-нибудь промотавшегося придворного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Такими низкими и лицемерными оправданиями старался этот негодяй заглушить в себе угрызения совести, намереваясь опозорить семью своего друга и погубить вверенную его попечению племянницу. Подобные ему люди встречаются не слишком часто, и дошел он до такой бесчувственности и подлого эгоизма не совсем обычным путем.
Эдуард Кристиан, как читателю уже известно, был родным братом Уильяма Кристиана, главного исполнителя замысла подчинить остров Мэн республике, который и был за то казнен по повелению графини Дерби. Оба брата воспитывались в строго пуританском духе, но Уильям затем стал военным, и это несколько смягчило строгость его религиозных воззрений. Эдуард же, избравший образ жизни частного лица, казалось, не отступал ни на шаг от своих догм. Но это была одна видимость. Под личиною суровой набожности, доставлявшей ему большое уважение и влияние среди партии умеренных, как им нравилось себя именовать, скрывался развратник, и, предаваясь своим порокам тайно, он вдвойне ими наслаждался — запретный плод всегда сладок. Поэтому, пока мнимое благочестие увеличивало его мирскую славу, тайные наслаждения вознаграждали его за внешний аскетизм. Однако восшествие на престол Карла II и предпринятые графиней неистовые гонения против его брата положили конец и тому и другому. Эдуард бежал с родного острова, пылая жаждою мщения за смерть брата; это было единственное из всех ведомых ему чувств, которое не имело прямого отношения к его собственной особе; впрочем, оно тоже было, по крайней мере отчасти, эгоистичным, поскольку он стремился восстановить былое положение семьи.
Эдуард легко нашел доступ к Вильерсу, герцогу Бакингему, который имел притязания на графство Дерби, пожалованное некогда парламентом его знаменитому тестю, лорду Фэрфаксу. Герцог пользовался большим влиянием при дворе Карла, где удачная шутка часто значила и стоила больше, чем долгая и безупречная служба, и ему без особого труда удалось еще более унизить столь преданный королю и столь дурно за это награжденный род Дерби. Но не в характере Бакингема было, даже во имя собственных интересов, неуклонно проводить одну и ту же политику, подсказанную ему Кристианом, и, очевидно, его легкомыслие спасало остатки некогда огромных владений графа Дерби.
Однако Кристиан был слишком полезным сторонником, чтобы отказываться от его услуг. Он не скрывал своих безнравственных наклонностей от Бакингема и ему подобных, но умел весьма искусно прятать их от многочисленной и сильной партии, к которой принадлежал сам, неизменно сохраняя серьезный и достойный вид. Впрочем, двор в те времена был настолько далеким от города и чуждым ему, что один и тот же человек с успехом мог играть в этих двух различных сферах совершенно противоположные роли и не бояться, что его двойственность может быть разоблачена. Да и, кроме того, если человек талантливый выказывает себя полезным приверженцем какой-либо партии, она будет защищать его и дорожить им, как бы его поведение ни противоречило ее собственным правилам. В подобных случаях некоторые поступки отрицаются, другие истолковываются в благоприятном смысле, а преданность партии искупает столько же пороков, сколько и широкая благотворительность.
Эдуард Кристиан часто нуждался в снисхождении своих друзей; но оно всегда ему оказывалось, ибо он был на редкость полезным человеком. Бакингем и другие ему подобные придворные, несмотря на распущенность нравов, стремились сохранить связь с диссидентами, или, как они именовали себя, пуританами, чтобы иметь лишний козырь в борьбе со своими противниками при дворе. Кристиан был незаменим в интригах такого рода, и одно время ему почти удалось установить полное взаимное понимание между сторонниками строжайшей нравственности и фанатичной религиозности и самыми развратными вольнодумцами при дворе.
Среди многих превратностей жизни, протекавшей в беспрерывных интригах, Кристиану пришлось даже, во имя честолюбивых замыслов Бакингема и своих собственных, не раз пересекать Атлантический океан, но никогда, как хвастливо утверждал он сам, он не терял из виду главной своей цели: мщения графине Дерби. Эдуард ни на день не прекращал самую тесную связь с родным островом, чтобы всегда знать, что там происходит, и при каждом удобном случае разжигал в Бакингеме жажду овладеть этим маленьким королевством, внушая ему, что нынешний повелитель острова должен быть формально лишен своих суверенных прав. Для него не составляло большого труда постоянно подстрекать честолюбие своего патрона, ибо мысль сделаться в некотором роде государем, хоть и на небольшом островке, весьма будоражила необузданное воображение герцога. Подобно Каталине, он столь же завистливо смотрел на чужие владения, сколь легко и беззаботно проматывал свои.
Но замыслы Кристиана начали близиться к осуществлению только после «разоблачения» заговора папистов. К этому времени доверчивый народ английский до того возненавидел католиков, что нелепые доносы самых подлых представителей рода человеческого — осведомителей, тюремного отребья, подонков от позорного столба — принимались с готовностью и верою.
Кристиан не преминул воспользоваться столь благоприятной для него минутой. Он свел тесную дружбу с Бриджнортом, с которым, впрочем, никогда не прерывал отношений, и нашел в нем верного сторонника всех своих замыслов, убедив шурина, что они основаны на чести и любви к отечеству. Но теша Бриджнорта надеждой на коренные преобразования в государстве — пресечение процветающего при дворе распутства и установление свободы вероисповедания для диссидентов, сейчас полных страха перед карательными законами, — словом, на исправление вопиющих несправедливостей того времени, — и обещая ему в будущем месть графине Дерби и унижение рода Певерилов, которые в свое время нанесли майору оскорбление, Кристиан не забывал и о себе — нужно было постараться извлечь личную выгоду из слепой доверчивости своего родственника.
Необыкновенная красота Алисы Бриджнорт и немалое состояние, нажитое майором за долгие годы умеренной и бережливой жизни, делали ее весьма выгодной невестой для какого-нибудь промотавшегося придворного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177